С собакою седой, которая когда-то,смеясь по-своему, глядела мне в глаза,ты выйдешь ввечеру, и месяц, как слеза,прольется на цветы последние заката.Над книжкой, в полутьме блеснувшей белизной,склони ты голову, склони воспоминанья,прими, пойми стихи, задуманные мнойна дальней пристани в ночь звездную изгнанья.Ты будешь тосковать, угадывая, чьялепечущая тень печалила поэта.Ты вспомнишь свежие и сладостные лета,золотоствольный лес и встречи у ручья.И улыбнешься ты загадочно, и сядешьна мшистую скамью в лесу на склоне дня,и
светлой веткою черемухи погладишьсобаку старую, забывшую меня.Кембридж, 11 июня 1920 г.
Я без слез не могу…
Я без слез не могутебя видеть, весна.Вот стою на лугуда и плачу навзрыд.А ты ходишь кругом,зеленея, шурша…Ах, откуда она,эта жгучая грусть!Я и сам не пойму;только знаю одно:если б иволга вдругзазвенела в лесу,если б вдруг мне в глазамокрый ландыш блеснул —в этот миг, на лугу,я бы умер, весна…1920 г.
Каштаны
Цветущие каштаны, словно храмыоткрытые, сияют вдоль реки.Их красоту задуют ветеркизадорные, но в этот вечер – самыйвесенний из весенних вечеров —они чудесней всех твоих даров,незримый Зодчий! Кто-то тихо, чистов цветах звенит (кто, ангел или дрозд?),и тени изумрудные слоистойлиствы и грозди розовые звездв воде отражены.Я здесь, упрямый,юродивый, у паперти стоюи чуда жду, и видят грусть моюкаштаны, восхитительные храмы…Кембридж, 1920 г.
И.А. Бунину
Как воды гор, твой голос горд и чист.Алмазный стих наполнен райским медом.Ты любишь мир и юный месяц, лист,желтеющий над смуглым сочным плодом.Ты любишь змей, – тяжелых злых узловлиловый лоск на дне сухой ложбины.Ты любишь снежный шелест голубиныйвокруг лазурных, влажных куполов.Твой стих роскошный и скупой, холодныйи жгучий стих – один горит, одиннад маревом губительных годин,и весь в цветах твой жертвенник свободный.Он каплет в ночь росою ледянойи янтарями благовоний знойных,и нагота твоих созвучий стройныхсияет мне как бы сквозь шелк цветной.Безвестен я и молод в мире новом,кощунственном, но светит все яснеймой строгий путь: ни помыслом, ни словомне согрешу пред музою твоей.<1922>
Разгорается высь…
Разгорается высь,тает снег на горе.Пробудись, отзовись,говори о заре.Тает снег на горепред пещерой моей,и вся даль в серебреосторожных лучей.Повторяй мне, душа,что сегодня весна,что земля хороша,что и смерть не страшна;что над первой травойдышит горный цветок,наряженный в живоймягко-белый пушок;что лепечут ручьии сверкают кругомзолотые струи;что во всех и во всемтихий Бог, тайный Богнеизменно живет;что весенний цветок,ветерок, небосвод,нежных тучек кайма,и скала, и поток,и, душа, ты сама —всё одно, и всё – Бог.<1918>
В раю
Здравствуй,
смерть! – и спутник крылатый,объясняя, в рай уведет,но внезапно зеленый, зубчатый,нежный лес предо мною мелькнет.И немой, в лучистой одежде,я рванусь и в чаще найдупрежний дом мой земной, и, как прежде,дверь заплачет, когда я войду.Одуванчик тучки апрельскойв голубом окошке моем,да диван из березы карельской,да семья мотыльков под стеклом.Буду снова земным поэтом:на столе открыта тетрадь…Если Богу расскажут об этом,он не станет меня укорять.Кембридж, 1920 г.
Пир
Так лучезарна жизнь, и радостей так много.От неба звездного чуть слышный веет звон:бесчисленных гостей полны чертоги Бога;в один из них я приглашен.Как нищий я пришел; но дали мне у двериодежды светлые, и распахнулся мир:со стен расписанных глядят цветы и звери,и звучен многолюдный пир.Сижу я и дивлюсь… По временам бесшумнодверь открывается в мерцающую тьму.Порою хмурится сосед мой неразумный,а я – я радуюсь всему:и смоквам розовым, и сморщенным орехам,и чаше бражистой, и дани желтых пчел;и часто на меня со светлым, тихим смехомхозяин смотрит через стол.22 мая 1921 г.
Тристан
1. По водам траурным и лунным…
По водам траурным и луннымне лебедь легкая плывет,плывет ладья и звоном струннымлуну лилейную зовет.Под небом нежным и блестящимладью, поющую во сне,с увещеваньем шелестящимволна передает волне.В ней рыцарь раненый и юныйсклонен на блеклые шелка,и арфы ледяные струныласкает бледная рука.И веют корабли далече,и не узнают никогда,чтo это плачет и лепечет —луна ли, ветер, иль вода…
2. Я странник. Я Тристан. Я в рощах спал душистых
Я странник. Я Тристан. Я в рощах спал душистыхи спал на ложе изо льда.Изольда, золото волос твоих волнистыхво сне являлось мне всегда.Деревья надо мной цветущие змеились;другие, легкие, как сны,мерцали белизной. Изольда, мы сходилисьпод сенью сумрачной сосны.Я тигра обагрял средь тьмы и аромата,и бег лисицы голубойя по снегу следил. Изольда, мы когда-товдвоем охотились с тобой.Встречал я по пути гигантов белоглазых,пушистых, сморщенных детей.В полночных небесах, Изольда, в их алмазахты не прочтешь судьбы моей.1921 г.
Облака
1. На солнце зoлотом сверкает дождь летучий…
На солнце зoлотом сверкает дождь летучий,озера в небесах синеют горячо,и туча белая из-за лиловой тучивстает как голое плечо.Молчи, остановись… Роняют слезы раясоцветья вешние, склонясь через плетень,и на твоем лице играет их сырая,благоухающая тень.Не двигайся, молчи. Тень эту голубуюя поцелуями любовно обогну.Цветы колышутся… я счастлив. Я целуюзапечатленную весну.