Стихи
Шрифт:
Как видите, читаю больше обычного, ибо пишу меньше.
В норму (душевную) я как будто вошел. Но какая-то осталась лень, нежелание действовать и приниматься за новое дело.
Книгу мою («Залив») наконец-то подписали в набор и, к моему удивлению, без больших потерь.
Это порадовало в последние дни.
Наладилась и погода. Морозно, солнечно. Каждый день я хожу обязательных три километра — за Пашей в школу.
Жду Вашего письма с сообщением о Вашем здоровье, самочувствии и работе. Очень хочется знать.
Будьте здоровы. Привет от Гали.
Ваш Д.С.
1 Пометка Л.К.: получено около 25.2.81.
2 Упомянута книга:
3 М.В. Нечкина. Грибоедов и декабристы. М., 1951.
77. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
27 февраля 1981
27/II 81
Дорогой Давид Самойлович.
Ну что Вы можете знать о том, как противно пишет о себе Л.Д. Менделеева! Вы читаете ее воспоминания в препарированном виде. Кусочки, отрывки, да еще сглаженные. Я же читала подлинник во всей красе. Самовлюбленная пошлая дура, потаскуха с «исканиями». «Когда он вошел, я лежала на диване, прикрытая только своими роскошными волосами». Перед этим — описание ковра, на фоне которого перламутровым блеском сияет ее тело. Меня не похабство удручает, а самодовольство и безвкусица. Блока она третирует. Главный пафос жизни — чтоб не смели смотреть на нее как на «жену Блока»; она — самостоятельная величина в искусстве. (Книпович пишет о ней: «это была личность огромного масштаба».) А какие стихи Блока ей посвящены — из последних — мои любимейшие: «Приближается звук», или «За горами, лесами», или «Протекли за годами года»… Вы пишете, что Блок был человек страшноватый. Наверно. Это ведь по стихам видно, да и по дневнику. Но и жизнь у него была страшная и наследственность страшная. И смерть страшная. И Люба страшная.
Что касается Грибоедова, я думаю, Вы правы во всем. Я читала Нечкину, и она ничуть меня не убедила. Тамара Григорьевна1 говорила мне об этой книге так: «Тут ни Грибоедова, ни декабристов — 600 страниц сплошного и». АА тоже уверяла меня, что Грибоедов декабристом не был — иначе власти не дали бы ему возможность сделать такую карьеру. И Репетилов весьма примечателен… А что Лебедев — изображает Грибоедова декабристом?
Радуюсь книге Пантелеева, очень жду Вашего отзыва. Не о книге в целом (она составлена не из лучших его вещей; отсутствуют его классические вещи: «Маринка», «На ялике», «Честное слово», «Долорес» и др.), а об отделе «Дневники и записные книжки». По-моему, это записи поразительные — почти все. Если понравятся, напишите о них, пожалуйста, автору. Жизнь у него тяжелая, «положительные эмоции» необходимы, критика безнадежно глуха. И конечно, если сможете, пошлите из Москвы свое «Избранное».
О себе писать решительно нечего. Тупо и бездарно ковыряю свои лапти. Приходит мое любимое время — зима, вижу ее только в окно. В общем, здорова, а впрочем, аритмия сживает со свету.
Чтобы окончить письмо более радостной нотой — сообщаю, что по случаю XXVI съезда КПСС ул. Горького иллюминована, и многие проспекты тоже, и на телеграфе часто вещает радио.
Будьте здоровы. Когда приедете? Привет Гале и мальчикам.
Л.Ч.
1 Тамара Григорьевна — Габбе (1903–1960), драматург, фольклорист, редактор, со студенческих лет близкий друг Л.К. Подробнее о ней см.: Лидия Чуковская. Памяти Тамары Григорьевны Габбе // Соч. В 2 т. М.: Арт-Флекс, 2001. Т. 2, с. 273–329; О Т.Г. Габбе см. также указ. соч. Т. 1, с. 11–14.
78. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
Середина марта 19811
Дорогая
Письмо Алексею Ивановичу я написал, как только прочитал «Записные книжки». А сегодня получил от него ответ. «Записные книжки» хочется перечитывать, как стихи. О сходстве такой книги со сборником стихов я и написал А.И.
После периода лени и усталости я все же снова принялся за дело. Уже, кажется, писал Вам, что закончил (совсем) пьесу. И сразу же начал ее снова перепечатывать, внося разные поправки.
Надеюсь в конце марта прочитать пьесу Вам. Называется она «Фарс о Клопове, или Гарун аль Рашид». Название — хоть сейчас на афишу. Но на это надеюсь слабо.
Книгу Лебедева о Грибоедове еще не читал. Она ожидает в Москве. Только готовлюсь читать ее и писать о ней. Я после «Вазир Мухтара»2 про Грибоедова никогда не думал. А теперь перечитываю с удовольствием, да еще и с пользой для собственной пьесы.
Стихов новых почти нет. В последнее время появились строфы, которые я записал.
Я никогда не писал книгу стихов. Просто собирал, что накопилось. И все же после сдачи очередной книги мне всегда было трудно писать. Даже когда кончалась очередная тетрадь — и то бывало трудно начинать новую. А тут я и книгу сдал, и тетрадь кончилась.
Записывать в стихах просто состояния или мысли не хочется. Нужно нащупать новое состояние или то, которое не было записано. А это трудно. И иногда кажется, что никогда не произойдет.
Новостей внешних у нас никаких. Судя по письмам, и в Москве их мало.
Век со скрипом дотягивает до конца. (Может быть, до всеобщего).
Галя с Петей уедут в Москву 14-го. Мы с Павлом — 20 марта. Пробудем недели две.
С Галей у меня больше шансов не раздрызгаться и не заболеть и — следовательно — увидеться с Вами.
Позвоню как приеду.
Будьте здоровы.
Ваш Д.С.
1 Пометка Л.К.: получено 20.3.81.
2 Книга Ю. Тынянова «Смерть Вазир Мухтара» посвящена А.С. Грибоедову.
79. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
23 мая 1981"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Я написал Вам, как только прочитал книгу1. И уже собирался написать снова, как получил Ваше письмо. Значит — мое пропало.
Трудно мне повторить то, что писал Вам о книге. Она уникальна и замечательна. Здесь А.А. еще полнее, еще отчетливей, чем в предыдущей. Показалось мне, что А.А. не совсем поняла историю с «Докт[ором] Ж[иваго]». Она судила Б[ориса] Л[еонидовича] со своей точки зрения, с высот того, что пережила сама, и что грозило ей. Но не оценила она смелость и новаторство самого поступка Б.Л., открывшего дорогу другим, в том числе и ей… Очень важны комментарии. Я был не прав, уговаривая Вас не тратить время.
…После Москвы был (в конце апреля) в Ленинграде. Виделся с А[лексеем] И[вановичем]. Вся семья их мне понравилась — и его собранность, и тбилисская любезность Элико, и Маша. У Маши очень хорошее, красивое лицо, внешне в ней почти не чувствуется болезнь. Я прочитал ей и подарил стихотворение, только что написанное2. Его посылаю. Получил из Москвы письмо от Часовых, но там ничего нового, оно довольно старое.
У меня особых новостей нет.
Вышла маленькая книжка стихов и переводов в Таллине («Улица Тооминга»). Но я ее еще не видел. Присылали корректуру «Залива» (из «С[оветского] п[исателя]»). Как всегда, испытал чувство разочарования. Мне нужно какое-то время, чтобы привыкнуть к книге.