Стихотворения 1838–1850 гг.

Бенедиктов Владимир Григорьевич

Разоблаченье

Когда, в пылу воображенья, Мечтой взволнованный поэт, Дрожа в припадке вдохновенья, Творит красавицы портрет, Ему до облачного свода Открыт орлиный произвол; Его палитра – вся природа Кисть – гармонический глагол; Душа кипит, созданье зреет, И, силой дивной зажжено, Под краской чувства пламенеет Широкой думы полотно. При громе рифмы искромётной Приимец выспренних даров Порою с прелести заветной Срывает трепетный покров, Дианы перси обнажая Иль стан богини красоты, И эти смелые черты Блистают, небо отражая; И чернь во храме естества На этот свет, на эти тени Глядит и тело божества Марает грязью помышлений… Пускай!.. Так солнца светлый шар В часы торжественного взлёта Нечистый извлекает пар Из зыби смрадного болота, Но тоже солнце, облаков Раздвинув полог, в миг восстанья Подъемлет пар благоуханья Из чаши девственных цветов.

Исход

И се: он вывел свой народ. За ним египетские кони, Гром колесниц и шум погони; Пред ним лежит равнина вод; И, осуждая на разлуку Волну с волною, над челом Великий вождь подъемлет руку С её властительным жезлом. И море, вспенясь и отхлынув, Сребром

чешуйчатым звуча, Как зверь, взметалось, пасть раздвинув, Щетиня гриву и рыча, И грудь волнистую натужа, Ища кругом – отколь гроза? Вдруг на неведомого мужа Вперило мутные глаза — И видит: цепь с народа сбросив, Притёк он, светел, к берегам, Могущ, блистающ, как Иосиф, И бога полн, как Авраам; Лик осин венцом надежды, И огнь великий дан очам; Не зыблет ветр его одежды; Струёю тихой по плечам Текут власы его льняные, И чудотворною рукой Подъят над бездною морской Жезл, обращавшийся во змия… То он! – и воплем грозный вал, Как раб, к ногам его припал. Тогда, небесной мощи полный, Владычным оком он блеснул, И моря трепетные волны Жезлом разящим расхлестнул, И вся пучина содрогнулась, И в смертном ужасе она, И застонав, перевернулась… И ветер юга, в две стены, И с той, и с этой стороны Валы ревущие спирая, Взметал их страшною грядой, И с бурным воем, в край из края Громаду моря раздирая, Глубокой взрыл её браздой, И волны, в трепете испуга, Стеня и подавляя стон, Взирают дико с двух сторон, Отодвигаясь друг от друга, И средь разрытой бездны вод Вослед вождю грядёт народ; Грядёт – и тихнет волн тревога. И воды укрощают бой, Впервые видя пред собой Того, который видел бога. Погоня вслед, но туча мглы Легла на вражеские силы: Отверзлись влажные могилы; Пучина сдвинулась; валы, Не видя царственной угрозы, Могущей вспять их обратить, Опять спешат совокупить Свои бушующие слёзы, И, с новым рёвом торжества, Вступя в стихийные права, Опять, как узнанные братья, Друг к другу ринулись о объятья И, жадно сдвинув с грудью грудь, Прияли свой обычный путь. И прешед чрез рябь морскую, И погибель зря врагов, Песнь возносит таковую Сонм израильских сынов: «Воспоём ко господу: Славно бо прославился! Вверг он в море бурное И коня и всадника. Бысть мне во спасение Бог мой – и избавися. Воспоём к предвечному: Славно бо прославился! Кто тебе равным, о боже, поставлен? Хощешь – и бурей дохнут небеса, Море иссохнет – буди прославлен! Дивен во славе творяй чудеса! Он изрёк – и смерть готова. Кто на спор с ним стать возмог? Он могущ; он – брани бог; Имя вечному – Егова. Он карающ, свят и благ; Жнёт врагов его десница; В бездне моря гибнет враг, Тонут конь и колесница; Он восхощет – и средь вод Невредим его народ. Гром в его длани; лик его ясен; Солнце и звёзды – его словеса; Кроток и грозен, благ и ужасен; Дивен во славе творяй чудеса!» И в веселии великом Пред женами Мариам, Оглашая воздух кликом, Ударяет по струнам, В славу божьего закона, Вещим разумом хитра — Мужа правды – Аарона Вдохновенная сестра. Хор гремит; звенят напевы; «Бог Израиля велик!» Вторят жёны, вторят девы, Вторят сердце и язык: «Он велик!» А исполненный святыни, Внемля звукам песни сей, В предлежащие пустыни Тихо смотрит Моисей.

Быть может

Когда ты так мило лепечешь «люблю», Волшебное слово я жадно ловлю; Он мне так ново, так странно, так чудно! Не верить – мне страшно, а верить – мне трудно. Быть может, ты сердца следя моего Одни беспредметно слепые стремленья И сжалясь над долей его запустенья, Подумала: «Дай, я наполню его! Он мил быть не может, но тихо, бесстрастно Я буду питать его чувства порыв; Не боле, чем прежде, я буду несчастна, А он… он, может быть, и будет счастлив!» И с ангельской лаской, с небесным приветом Ко мне обратила ты дружеский взор И в сердце моём, благодатно согретом, Все радости жизни воскресли с тех пор. О, ежели так – пред судьбой без упорства Смиряя заносчивых дум мятежи, Готов я признать добродетель притворства, Заслугу не правды, достоинство лжи. Чрез добрую цель оправдания средства, Безгрешность коварства и благость кокетства Не зная, как сладить с судьбой и с людьми, Я жил безотрадно, я ты без участья Несчастному кинув даяние счастья, С радушной улыбкой сказала: возьми! О, ежели так – для меня ненавистен Яд правды несносной и тягостных истин, С которыми свет был мне мрачен и пуст, Когда, я блаженства проникнутый дрожью, До глупости счастлив прелестною ложью Твоих обаяньем помазанных уст.

Москва

Близко… Сердце встрепенулось; Ближе… ближе… Вот видна! Вот раскрылась, развернулась, — Храмы блещут: вот она! Хоть старушка, хоть седая, И вся пламенная, Светозарная, святая, Златоглавая, родная Белокаменная! Вот – она! – давно ль из пепла? А взгляните: какова! Встала, выросла, окрепла, И по – прежнему жива! И пожаром тем жестоким Сладко память шевеля, Вьётся поясом широким Вкруг высокого Кремля. И спокойный, величавый, Бодрый сторож русской славы — Кремль – и красен и велик, Где, лишь божий час возник, Ярким куполом венчанна Колокольня Иоанна Движет медный свой язык; Где кресты церквей далече По воздушным ступеням Идут, в золоте, навстречу К светлым, божьим небесам; Где за гранями твердыни, За щитом крутой стены. Живы таинства святыни И святыня старины. Град старинный, град упорный, Град, повитый красотой, Град церковный, град соборный И державный, и святой! Он с весёлым русским нравом, Тяжкой стройности уставам Непокорный, вольно лёг И раскинулся, как мог. Старым навыкам послушной Он с улыбкою радушной Сквозь раствор своих ворот Всех в объятия зовёт. Много прожил он на свете. Помнит предков времена, И в живом его привете Нараспашку Русь видна. Русь… Блестящий в чинном строе Ей Петрополь – голова, Ты ей – сердце ретивое, Православная Москва! Чинный, строгий, многодумной Он, суровый град Петра, Полн заботою разумной И стяжанием добра. Чадо хладной полуночи — Гордо к морю он проник: У него России очи, И неё судьбы язык. А она – Москва родная — В грудь России залегла, Углубилась, вековая. В недрах клады заперла. И вскипая русской кровью И могучею любовью К славе царской горяча, Исполинов коронует И звонит и торжествует; Но когда ей угрожает Силы

вражеской напор, Для себя сама слагает Славный жертвенный костёр И, врагов завидя знамя, К древней близкое стене, Повергается во пламя И красуется в огне! Долго ждал я… грудь тоскою — Думой ныне голова; Наконец ты предо мною, Ненаглядная Москва! Дух тобою разволнован, Взор к красам твоим прикован. Чу! Зовут в обратный путь! Торопливого привета Вот мой голос: многи лета И жива и здрава будь! Да хранят твои раскаты Русской доблести следы! Да блестят твои палаты! Да цветут твои сады! И одета благодатью И любви и тишины И означена печатью Незабвенной старины, Без пятна, без укоризны, Под наитием чудес, Буди славою отчизны, Буди радостью небес!

Киев

В ризе святости и славы, Опоясан стариной, Старец – Киев предо мной Возблистал золотоглавый. Здравствуй, старец величавый! Здравствуй, труженик святой! Здравствуй, Днепр – поитель дивной Незабвенной старины! Чу! На звон твоей струны Сердце слышит плеск отзывной, Удалой, многоразливной Святославоской волны. Здесь Владимир кругом тесным Сыновей своих сомкнул И хоругви развернул, И наитьем полн небесным, Здесь, под знамением крестным, В Днепр народ свой окунул. Днепр – Перуна гроб кровавый, Путь наш к грекам! Не в тебе ль Русской славы колыбель? Семя царственной державы, Пелена народной славы, Наша крёстная купель? Ты спешишь в порыве смелом Краю северному в честь, О делах его дать весть Полдня сладостным пределам, И молву о царстве белом К морю чёрному принесть. И красуясь шириною Ладии носящих вод, Ты свершаешь влажный ход Говорливою волною, Под стремглавной крутизною Гордых киевских высот. Цвесть, холмы счастливые, небо вам дозволило, Славу вам навеяло; Добрая природа вас возвела и всходила, Взнежила, взлелеяла; Насадила тополи, дышит милой негою, Шепчет сладкой тайною, Веет ароматами над златобрегою Светлою Украиною. Брег заветный! Взыскан ты милостью небесною, Дланию всесильною: Каждый шаг означен здесь силою чудесною, Жизнью безмогильною. Руси дети мощные! Ополчимся ж, верные, На соблазны битвою И сойдём в безмолвии в глубины пещерные С тёплою молитвою!

Ревность

Это чувство адское: оно кипит вскипит в крови И, вызвав демонов, вселит их в рай любви. Лобзанья отравит, оледенит объятья, Вздох неги превратит в кипящий рой проклятья Отнимет всё – и свет, и слёзы у очей, В прельстительных власах укажет свитых змей В улыбке алых уст – гиены осклабленье И в лёгком шопоте – ехиднино шипенье. Смотрите – вот она! – Усмешка по устам Ползёт, как светлый червь по розовым листам. Она – с другим – нежна! Увлажены ресницы; И взоры чуждые сверкают, как зарницы, По шее мраморной! Как молния, скользят По персям трепетным, впиваются, язвят, По складкам бархата язвительно струятся И в искры адские у ног её дробятся, То брызжут ей в лицо, то лижут милый след. Вот – руку подала!.. Изменницы браслет Не стиснул ей руки… Уж вот её мизинца Коснулся этот лев из модного зверинца С косматой гривою! – Зачем на ней надет Сей ненавистный мне лазурный неба цвет? Условья нет ли здесь? В вас тайных знаков нет ли. Извинченных кудрей предательные петли? Вы, пряди чёрных кос, задёрнутые мглой! Вы, верви адские, облитые смолой, Щипцами демонов закрученные свитки! Снаряды колдовства, орудья вечной пытки?

Напрасно

Напрасно, дева, бурю спрятать В мятежном сердце хочешь ты и тайну пламенной мечты Молчаньем вечным запечатать: Заветных дум твоих тайник Давно взор опытный проник. Признайся: мучима любовью И в ночь, бессонницей томясь, Младую голову не раз Метала ты по изголовью? Не зная, где её склонить, Ты в страстном трепете хотела Её от огненного тела Совсем отбросить, отделить, Себя от разума избавить И только сердце лишь оставить Пылать безумно и любить. Слеза с ресниц твоих срывалась И ночь – наперстница любви — В глаза лазурные твои Своими чёрными впивалась, Гордяся тем, что возросло Под тёмными её крылами Двумя чудесными звездами Несметных звёзд её число. Едва уснув, ты пробуждалась, Румянцем зарева горя, — И ночь бледнела и пугалась, И прочь хотела: ей казалось, Что в небе вспыхнула заря.

В альбомы

1

( Написано на первой странице непочатого ещё альбома)

Давно альбом уподобляют храму, Куда текут поклонники толпой, Где место и мольбам и фимиаму, Возжённому усердною рукой, Куда порой и хладное неверье Вторгается в обманчивой тиши. Нет! Он не храм – но, может быть, преддверье К заветной храмине души. И первый я на чистые ступени Таинственной обители вхожу; Я стану здесь. Довольно, что молений Допущен я к святому рубежу! Вослед за мной, по светлому призванью, Сюда придут с обильной чувства данью И первого пришельца обойдут; Избранники торжественно и прямо Пройдут в алтарь доступного им храма, Где, может быть, последних обретут Ближайшими к святыне сокровенной; Возвысится служенья стройный чин, И гимны раздадутся: я один На паперти останусь, оглашенный!

2. В альбом Н. А. И.

В разлуке с резвыми мечтами Давно часы я провожу, И здесь – над светлыми листами — Я с темной думою сижу. Что жизнь? Я мыслю: лист альбомный, Который небо нам дает; Весь мир – один альбом огромный, Где каждый впишет и уйдет. Блажен, кто нес свою веригу, Свой крест, – и, полный правоты. Внес в эту памятную книгу Одни безгрешные черты. Блажен, кто, нисходя в гробницу, На память о своей судьбе Без пятен легкую страницу Умел оставить при себе. В день оный книга разогнется, И станут надписи судить… При этой мысли сердце рвется; И я дрожу… мне страшно жить!.. И в страхе б, с трепетной душою Входил я ныне в ваш альбом, Когда б я знал, что надо мною Ваш грянет суд и судный гром. Заране впал бы я в унылость… Но – нет, – предчувствие не лжет: За грешный стих меня ждет милость, Меня прощенье ваше ждет.

3. (Л. Е. Ф.)

Есть два альбома. Пред толпою Всегда один из них открыт, И всяк обычною тропою Туда ползет, идет, летит. Толпа несет туда девице — Альбома светлого царице — Желаний нежные цветы И лести розовой водицей Кропит альбомные листы. Там есть мечты, стихи, напевы И всякий вздор… Но есть другой Альбом у девы молодой: Альбом тот – сердце юной девы. Сперва он весь, как небо чист; Вы в нем ни строчки не найдете; Не тронут ни единый лист В его багряном переплете. Он – тайна вечная для нас; Толпа сей книжки не коснется: Для одного лишь в некий час Она украдкой развернется, — И счастлив тот, кто вензель свой, Угодный ангелу – девице, Нарежет огненной чертой На первой розовой странице!