Стихотворения и поэмы

Рыльский Максим Фаддеевич

6. ПЕСНИ

Когда напев родного края Плывет в знакомых голосах, Всё мнится, будто собираю Траву целебную в лугах. Есть в песне труд, и даль похода, И скорбь, и радость, и любовь, В ней гнев великого народа, Народу отданная кровь. Есть в песне девичья улыбка, И взмах широкий косаря, И облик друга — давний, зыбкий, И незакатная заря. Родной напев в душе колышу, Но и другие любы мне, И радуюсь, когда заслышу Я песню в братской стороне. Нет в мире племени такого, Народа не было и нет, Какой бы из глубин былого Без языка пришел на свет. Да, в мире голосов немало, Как много красок в мире есть, И всё одна мечта спаяла: В грядущем радостно расцвесть! То — Слово братского привета, То — перестук сердец в бою… Ты песен жар, трудом согретый, Люби, как брат сестру свою. Ведь в каждом языке и слове Тот незакатный день живет, Когда сверкающей любовью Всё мирозданье расцветет. <1951>

315. ОСТАПУ ВИШНЕ

(Охотничья усмешка)

Привет мой Вам, Остап мой милый, В миру зовущийся Павлом! Жму руку Вам со всею силой, А также низко бью челом. Вы на вечернем перелете — Гроза для крякв и для чирков, И всем Вы нам — пример в работе, И старый друг всех нас, юнцов. С своей улыбкой мирной, кроткой, Фуражку сдвинув набекрень, Берете Вы на мушку четко Головотяпство, скуку, лень. И

мертвые скупые души, Оставшиеся там и сям, Подобно зайцам, прячут уши: Остап с ружьем явился к нам! Да, есть в пороховницах порох, И не ослабить сталь руки, — И бракоделы в темных норах Попрятались, как барсуки. Прервавши словоизверженье И прикусив язык свой тут, От Вас быстрее, чем олени, Очковтиратели бегут. Вы с Вашей сметкой соколиной Вмиг можете сообразить, Где дробью бахнуть бекасиной, А где картечь употребить. Когда же мистер озлобленный Плюется через океан — Вы рассуждаете резонно, Что пригодится и жакан [34] . Не торопясь, без лишней фразы, Вы глянули из-под руки, — И в «дырке самостийной» сразу Трясутся мерзкие хорьки. Зато как нежно, горделиво Глядите дружески вокруг На наши Вы сады и нивы, На дело человечьих рук, На бесконечные просторы, На наш правдивый вольный строй; Как радуются Ваши взоры Советской яви золотой! Распугивая вражью стаю, Живите дольше для добра! А я Вам от души желаю Всегда — ни пуха ни пера! 1951

34

Жакан — пуля для гладкоствольного охотничьего ружья.

316. ЧУВАШСКИМ ВЫШИВАЛЬЩИЦАМ

Рукам, которые так подобрали краски, И ласковым сердцам, согревшим весь узор, И песням, радостно звучавшим по-чувашски, Вступая сестрами в наш всенародный хор,— Спасибо пусть летит туда, где Волги воды Бегут средь тучных нив и молодых лесов. Друг друга мы поймем, свободные народы, Хоть непривычен звук иноязычных слов! Чувашки, рабскою одеждою давно ли Вы были спутаны от самых юных лет? Но, путы разорвав, воспрянув из неволи, Вы, дочери рабынь, в широкий вышли свет. Там, где невольницы при огоньке лучины Привыкли, бедные, глаза слепить себе, Где смолоду уже у них сгибало спины Трудом до одури в продымленной избе, — Вы, женщины, нашли и вольный труд и счастье, В просторы светлые вас новый путь повел. Свободные теперь, вы, у кормила власти, Забыли, что звались когда-то «слабый пол». Спасибо же рукам, окрепшим в доле лучшей, За дар их, присланный сюда издалека!.. Пусть песня, что сложил я на днепровской круче, В ответ протянется, как братская рука! 18 июня 1952

317–321. ИЗ ЦИКЛА «ПОЕЗДКА В ЗАКАРПАТЬЕ»

1. ИЗ ЛЬВОВА В УЖГОРОД

Карпаты… Мглистая видна При этом слове старина. Она лежит лесным туманом, А новый день встает румяным, И никнет перед ним она. Карпаты… Темными лесами Вы опоясаны. Над вами Орлы взмывают и парят. Здесь шел веков железный ряд Бесповоротными путями. Карпаты… Здесь, в глуши лесной, Порой мелькнут в тени сквозной Рога оленя меж ветвями — Трофей, ценившийся панами,— Токуют глухари весной. Роняет иглы ель, садится К ней на вершину голубица, И, кладов золотых ценней, Звенит легенда давних дней О Довбуше и Кобылыце. Поток сбегает по гряде, С высот свергается. В воде Форели стайками резвятся, И рыбаки тут веселятся, Забыв на время о труде. Благословен ты, край зеленый, Твой воздух, светом напоенный, Флояры и трембиты звук… Но сколько вынес тяжких мук Твой люд, в столетьях угнетенный! Чтобы народа гордый пыл В труде на пашнях поостыл, Чтоб знал он горе и утраты, — Секли немецкие магнаты, Мадьярский феодал давил. Но в тех, кем шляхта помыкала, Надменно «быдлом» называла, В них — сердце горного орла… Хоть пуля Довбуша взяла, Но месть и Дзвинку [35] отыскала! Народ страдал, не уступал, Права людские добывал Он с польским тружеником вместе; Недаром письма — дружбы вести — Хмельницкий Костке [36] посылал! Была история кровава, Горька земли окрестной слава… Но воли ждали, как зари, И в Коломые плугари, И люд рабочий Борислава. Носилась в воздухе гроза, Клонились пихты, как лоза… Но снова ужас усмирений, И смех кровавого Бадени, И Франца-палача слеза! [37] Паны — а что же там с панами? — Паны с чужими именами «Своих» не лучше с давних пор… Кулак, встав на меже, топор Сжимал свирепыми руками… Шло время… Грянул бойни срок. Как окровавленный поток, Война ревела. В полдень хмурый Пята кровавая Петлюры Ступила тяжко на порог. Забыть ли сиротам и вдовам, Как землю именем Христовым Шептицкий, злобствуя, душил, Как прав остатки заменил Усач Пилсудский гнетом новым! Но на восток глядел народ, Где друг родной, где братский род, Где свет идет с кремлевских башен… Пора пришла, и был отважен Освободительный поход! Заржали кони по-над Збручем, Мечом возмездья неминучим Блеснул рабочий человек, — И слились воды горных рек С потоком Родины могучим. Но снова жребий стал суров Франка, Стефаника сынов, И горе воротилось снова, Когда след Гитлера тупого Тебя сквернил, земля отцов. Вновь на восток смотрели люди И твердо знали: солнце будет! И знали: брат надежный там! Не даст погибнуть он сынам, Он в трудный час их не забудет! Народ? Народ стоял, как дуб. Нефтяник, пахарь, лесоруб, Пастух с нагорной луговины — Все знали, в помыслах едины, Кто ненавистен им, кто люб! И людям, непокорным сроду, В час добрый принесли свободу Стальная мощь большевика, Народа братского рука, Отвага русского народа! Карпаты… Светлая видна При этом слове новизна. Заря весны лучом багровым Зажглась над Ужгородом, Львовом, И мы навек — семья одна!

35

Дзвинка — любовница Довбуша; по народной легенде, предательски выдала его.

36

Богдан Хмельницкий договаривался с вожаком восставших польских крестьян Косткой Наперским о совместных действиях.

37

Бадени — имперский наместник в Галиции, при котором состоялись так называемые «кровавые выборы». Австрийские монархистские круги распускали слух, будто бы Франц-Иосиф, подписывая смертные приговоры украинцам, плакал.

2. ЛЕСОРУБЫ

Кто слышал, как с высот текла Река, бурлива и светла, Забыть не сможет звук паденья Навек, и птиц запомнит пенье, И гордый, вольный крик орла. Рассвет в серебряные трубы Трубит. Проснулись лесорубы. Они своим Донбасс зовут. О новых днях они поют — О днях, когда трудиться любо. Трудиться любо оттого, Что для народа своего Они по речкам лес сплавляют, В потоки быстрые бросают, Сперва в плоты связав его. «Отчизне — больше леса! — ныне Несется клич по Верховине. — На новостройки он пойдет!» И Котова рекорды бьет Наш Михайлюк [38] на Раховщине. То спор друзей! И не поймет Заокеанский жадный сброд, Что нас зовет на труд упорный, Какою силой животворной Весна советская цветет! С головорезами в эскорте Бандит в автомобиле, Хорти, Сюда не сможет заглянуть, Не осквернит он светлый путь — Тоскует ад об этом черте! Поверье шло из тьмы веков: Брат снимет с брата гнет оков. Поверье это явью стало — Страна

Советская собрала Единой матери сынов. Ушли венгерские магнаты, И улыбаются Карпаты Тем венграм, что росли в труде, Тонули в общей злой беде: Друзья трудиться вместе рады. Права обрел, идет вперед Чехословакии народ; И катится, теплом согрета, Волна: то нам слова привета Шлет Прага, Братислава шлет. Пришло на лоно Украины, В Союз, как сердца кровь, единый, Ты, Закарпатье, и ясней, Чем эти, ты не знало дней, Не знало ты светлей годины. Родные запахи травы, Плывите и струитесь вы Вплоть до веселых улиц Львова, До склонов Киева родного, До звезд сияющих Москвы! Там, где шуметь листве и травам, Под буком темным и кудрявым Собрались люди разных лет — Внук стройный и плечистый дед,— Наделены высоким правом. Пусть звон электропил сильней Звучит! Во имя мирных дней, Дней дружбы и соревнованья Подписывается Воззванье Стокгольмское в тени ветвей. Народы, дружной став семьею, Растут, цветут, как сад весною… Привет краям, где родились Шопен, и Сметана, и Лист,— Всем, кто за мир стоит стеною! Народ — земли хозяин всей — Посадит новый сад на ней На месте срубленного леса. Светла грядущего завеса, Так открывай ее смелей! Взгляни на горы и долины, Чью даль взгляд Партии орлиный По-матерински охватил… Все, кому дорог труд и мил, Вставайте дружно в строй единый! Взгляд зоркий устремлен вперед: Как буйно вся земля цветет! Какие суждены нам взлеты! Рука, что знает пыл работы, Нам благодатный мир несет!

38

Тракторист Михайлюк (лесоразработки на Раховщине) соревновался с лучшим трактористом Карелии Котовым и перекрыл его выработку.

3. ДРУГ

Мы вместе к Тиссе шли. Вначале, В дороге встретившись, молчали. Потом он начал разговор: «Родная речь с недавних пор Свободной стала. Что мы знали? Мы помним, как стоял вкруг школ Для селянина частокол. Чужое слово залетало В речь нашу, сором оседало; Мужик и темен был и гол. А сын мой — в украинской школе, И венгры здесь не в худшей доле — У нас есть школа и для них. Все разум черпают из книг В соседстве дружеском, на воле! Нам всем речь русская мила, Она чужой и не слыла, Нам с нею краше жить на свете, Она, как солнце, людям светит, Им слово правды принесла. И это всё — от вас пошло. Теперь и город и село Жить стали радостью одною. А кто пугает нас войною — Сломает черное крыло! Я стар, но много примечаю Того, что в Закарпатском крае Во сне мы видеть не могли… Смотри, вон девушки прошли — Сбирать идут лист свежий чая! Комбайнер наш — племянник мой — Вернулся из Москвы самой С наградой высшей, при медали. Да разве люди ожидали, Кем станет наш Матвей? Герой!» Мы закурили. По-над лугом, Блестя крылами, полукругом Прошел и скрылся самолет. Сердечно, словно дружим год, Мы с новым распрощались другом.

4. ХЛЕВ И СОЛЬ

Сверкают залы, да какие — Серебряные, голубые, Из розового хрусталя… «То не чертоги ль короля?» — Ты спросишь, в них войдя впервые. «Вот тоже! Вспомнил короля! — Смеется над тобой земля. — Ведь залы — не заметил, что ли? — Ты погляди — они из соли, А вовсе не из хрусталя! Здесь всё своим давно считают Те люди, что в трудах дерзают. Дано им многое свершить. Их цель — природу покорить, Что не всегда щедра бывает. Звенит железо. Шум машин Не молкнет, как поток с вершин. Могуч, дробящий скалы ныне И сад сажающий в пустыне, Земли родной, советской, сын! Предела силе он не знает: В горах он реки укрощает, Как табуны лихих коней, И видишь — заводских огней Всё больше возле рек сияет!» Мы едем дальше. А кругом, Как бы в безбрежии морском, Волнами катится пшеница И зеленеет кендерица [39] , Веселая под ветерком. Хмель вьется. Яблони с плодами Стоят нестройными рядами Вокруг домов и улиц вдоль… Воистину и хлеб и соль Ты, Закарпатье, делишь с нами!

39

Кендерица — кукуруза.

5. В КОЛХОЗНОЙ СЕМЬЕ

В том доме, где мы побывали, Куда любезно приглашали, Где встретили как братьев нас, Был радостный, счастливый час: Рожденье сына отмечали. Еще утомлена, бледна, Сидела мать. Но и она Всё ж улыбалася порою. Узнали мы: труда Герои — И сам хозяин, и жена. За сына чарку поднимает Отец. На колыбель кивает, Где крепко спит его дитя, И говорит гостям шутя: «Герой вон третий подрастает!» А дед свой голос подает И медленно рассказ ведет, О днях минувших вспоминая… И жизнь былая, жизнь иная В рассказе явственно встает! «Что вспомнил, дед! Уж эти деды! Былые дни, былые беды!» — «Куда ж от памяти уйдешь! Ее и в новый путь берешь, Оставить негде, хоть и седы. Да ведь и к лучшему: она Бывает каждому нужна, — Чтобы в пути мы не плутали, Чтобы всегда дорогу знали — На то нам память и дана. Вот взять, к примеру, коллективы. Сперва я думал: что за диво? Как позабыть: мое, твое… Знал горькое житье-бытье, А нынче вижу день счастливый. Стар, бородат. А вот — воскрес! Не золотым дождем с небес, Нет, а руками золотыми Красна земля — одними ими… Простое слово — эмтээс! Вот граф, скажу…» Тут за столами Свои запели в лад с гостями, И, не обидевшийся, дед Сам подпевать пустился вслед За молодыми голосами. И думалось: стена Карпат Сильнее крепостных преград Веками нас разъединяла, А песням всё ж не помешала Перелетать туда, где брат. Я эти песни с детства знаю! Так, видно, край родному краю В столетьях голос подает. И то, что здесь народ поет, И я душой припоминаю. На склоны гор ночная мгла Покровом ласковым легла: Природа-мать их укрывала, От бурь холодных защищала И от грозы их берегла. Зажглись огни поры вечерней, Мелькая в темноте безмерной На склонах дремлющих высот… Друзья, пусть счастье к вам идет — В заботах мирных, в дружбе верной! Июль 1952

322. УТРО НАШЕЙ РОДИНЫ

Облачко в небе — пушинкой и легкой и нежной, Росы вещают погожего утра приход. Птица вспорхнула, взмывает в простор безмятежный: Может быть, лебедь взлетел, а не то — самолет. Вьются над трубами дымы гурьбою кудрявой — Сизый, лиловый, багряный плывут над селом. Встала работа, умылась чуть свет — и со славой Землю обходит, согретую летним теплом. Сад потянулся спросонок, пшеница волнами, Зыблясь под ветром, в горячую катится синь. Рельсы искрятся на солнце, сверкают огнями, Мчатся вагоны — живить горизонты пустынь. Девушка песню запела. За нею другая В лад, — и у каждой восторгом наполнена грудь. Песню запели одну, но у каждой своя, дорогая, Общей дорогой идут, но у каждой — особенный путь. Жарко пылают слова: «Прочь, кто бредит войною! Миру — дорогу! Да сгинут вражда и раздор!» Башни Кремля поднялись над Москвою-рекою, Синие тени ложатся от Ленинских гор. 1 августа 1952

323. «Когда житейской неудачи…»

Когда житейской неудачи Тебя подхватит ветер злой, Ты сердце, удержав от плача, Наполни силой трудовой. Пускай усталость и разлука Не воют псами за дверьми. «Я человек», — скажи сквозь муку, Воспрянь сквозь горе: «Я с людьми». 20 сентября 1952

324. ПЕРЕД ОТЛЕТОМ

И снова осень перед нами, И ласточки в который раз На проводах сидят рядами, Готовые покинуть нас. Из дальней дали с тихой дрожью Слова бегут по проводам… Дух беспокойства, видно, тот же У ласточек и телеграмм. 1952