Стихотворения и поэмы

Чавчавадзе Илья Григорьевич

Но явило мне забвенье милость: Сумрачное облако ушло, Маленькое сердце прояснилось, Мне не так уж было тяжело. Видно, свыкся я с моею долей, Песни петь, смеяться стал потом, В чистом поле позабыл о воле И не плакал, вспоминая дом. О, как бестревожно проходили Наши дни, слагаясь в круглый год! Дружно мы с товарищами жили, Знать не знали горя да забот. Мы делили труд между собою, Не ленясь пасли свои стада, И черед — кому идти в ночное — Мы не нарушали никогда. Помню, солнце за горой садилось, Звезды усыпали небосвод, К ночи стадо сытое сходилось, Тут

мы пересчитывали скот. Скот привязан. На лесной опушке Кто-нибудь костер уже разжег, Мы приносим ужин свой да кружки И садимся у костра в кружок. Песня испугает о полночи Птиц, заснувших в зелени на час, Дрема ли нам затуманит очи — Сказку скажет кто-нибудь из нас… В просветлевшем небе золотая Гасла предрассветная звезда… В этот час будили, окликая, Пастухов для нового труда, Голосами оживляя дали До подножий кряжей снеговых, Мы от пут коров освобождали, Напевая, погоняли их. И трава клонилась луговая, Разбредался тучный скот, мыча, И слетались мы, как птичья стая, Около студеного ключа. Освежались влагой ледяною, Горною водой смывая лень, У ручья закусывали стоя, Звонкой песней начинали день. Мы бросали камни, в мяч играли, К Алазани стадо пригоняли В душную полдневную жару; Стадо жажду утоляло жадно, Мы в воде кипучей и прохладной Заводили новую игру. Мало ли что в отрочестве мило? Где ж всё то, что сердце веселило?.. Снова тихий вечер подойдет, Вкруг костра усядемся мы снова, И простое заиграет слово, Каждый быль расскажет в свой черед. Помню эти сказки золотые, Сердце погружавшие в печаль… И за них люблю я дни былые, И за них мне отрочества жаль. И одна из них, как мать родная, Стала мне особенно мила, И звучит в душе не умолкая, Хороша, печальна и светла. Наш Арсен, защитник наш, в преданье Превратясь, дошел до наших дней; Скорбь моя, отрада, упованье — Наш Арсен, душа души моей! Образом его благословенным В отрочестве был я вдохновлен, В сновиденьях я бывал Арсеном, Да послужит нам примером он! Расцветал я, отрок, в чуждом поле, И бесстрашен, и неукротим… Забывая, что живу в неволе, Не скучал я по местам родным. Не было в душе моей беззлобной Ни сомнений горьких, ни скорбей; Думал я: на свете, мне подобно, Все довольны участью своей. Человек был крепкий, работящий Мой отец. Он был из крепостных. Ты его увидеть мог бы чаще На любой работе, чем других. Первым мой отец во всем селенье Выходил на пашню. И добром За труды его и за терпенье Наполнял господь наш скромный дом. Так дойти бы, не изведав горя, Мой отец и до могилы мог, Но принес ему обиду вскоре Беспощадный и превратный рок. Ненадежна участь крепостного. Посмотри: мы счастливы сейчас, А судьба уж ниспослать готова Горе, убивающее нас. Лишь нагрянут бедственные годы — Всё мгновенно разлетится в прах… Нет, не должно участи народа Находиться в княжеских руках! Время шло меж тем своей дорогой, Нам беду неверный рок сулил,— Старился отец мой, и немного Оставалось у бедняги сил, Хоть к труду и в эти дни охота В нем жила, но старость — злой недуг; У него не спорилась работа И мотыга падала из рук. Чем он глубже в старость погружался, Тем яснее делалось ему, Что лишь им одним весь дом держался, Что достатка больше нет в дому. Тело ссохлось, сгорбилось, устало, И подкралась хворь исподтишка, Жить отцу на свете трудно стало, Лихорадка била старика. Такова

судьба простого люда, Так уже от века повелось: Ось погнется — и придется худо, Колесо пойдет и вкривь и вкось. Двадцать лет уже тогда мне было. Не солгав, скажу: моим трудом И моею возмужавшей силой Укрепиться мог бы отчий дом. Я у князя был. Отец, бедняга, Ждал меня, и рвался я домой, Но трудился я чужим на благо, С обнищавшей разлучен семьей. И, устав бороться с долей черной, Мой отец, бессильный и больной, Обратился как-то раз покорно К нашему хозяину с мольбой. Подлинно был лютостью отмечен Гордый князь. Он был упрям и зол, И неистов, и бесчеловечен,— К просьбе старика не снизошел. Многого и лучший князь не стоит, Что распространяться о дурном! Князь простых сердец не успокоит, Не отплатит за добро добром. Мой отец проговорил в смущенье: «Князь, ты видишь немощи мои, Возврати мне сына, он — спасенье И надежда всей моей семьи». Князь Как ты смел?! Отец Помолимся мы небу За тебя. Спаси нас, князь, пока Не погибли мы. А там потребуй Птичьего хотя бы молока! И оброк, и барщину двукраты Выполним. Хозяйство подкрепим, Пред тобой не будем виноваты, От работы мы не убежим. Князь А без этого ты убежал бы И приказом нашим пренебрег? Вот чего ты, старый пес, желал бы! Как ты выдумать такое мог! Отец Я и в мыслях не имел такого; Страшен мне твой гнев, но ты не прав. Молви утешительное слово! Как служить мне князю, обнищав? Видит бог, я над собой не волен, Я совсем лишился прежних сил; Если б не был я и слаб, и болен, Разве б я о сыне попросил? Видит бог, я отдал жизнь работе, Содержал свой дом, покуда мог, Днем и ночью я трудился в поте Своего лица и — видит бог — За трудом состарился до срока, И душой и телом изнемог,— Сын бы мне помог, а сын далеко, Вот и бьюсь напрасно, видит бог. Гибну я со всей семьей безвинно — Ладная семья и ладный дом! Благодетель, возврати мне сына, Без него задаром пропадем! Для того ль в нужде неодолимой Я влачил свое ярмо, как вол. Чтоб семье родимой сын любимый В черный день на помощь не пришел? Чтоб мой сын, единственный, до срока Стал как мертвый для своей семьи? Князь, мой князь, не поступай жестоко И седины пожалей мои! Князь Но кому же поручу я стадо? Где такого пастуха возьму? Мало ли тебе чего тут надо! Провалиться дому твоему! А коль ты не сможешь откупиться, Я ж в убытке! Да рассыпься в прах Весь твой дом! По мне, в руках синица Лучше журавля, что в небесах. Отец Что твое — тебе и возвратится, Верь мне — отработаем! Князь Уйди! Отец Если так — к кому мне обратиться? Нищета и голод впереди. Кто мне руку помощи протянет? Как мне быть? Как справиться с бедой? Хлеба где семья моя достанет? Что мне делать, князь мой дорогой? Князь