Стихотворения том 1
Шрифт:
Можно спокойно в Москве или в Данциге
Честь и достоинство грязью заляпывать.
Самое большее, чем отвечается –
Мат трёхколенный, пропитанный водкою –
Речь произносишь, потом удаляешься
Рыцарской, важной, брезгливой походкою.
«»»»»»»»
Понимаю, что не молитвенно,
Хулиганственно и не царственно!
Колдыбаюсь я вновь по рытвинам,
Не по травам иду лекарственным.
Слово за слово не монистами,
А
Проще баловаться с нечистыми,
Чем у праведников затейником!
Всё равно не поймут иронии,
На хрен выбросят междометия!
Между нимбами и коронами
С реверансиками столетия.
На столетьях жабо в кружавчиках,
У меня под ногтями траурно,
Мне всегда доставалась ржавчина
В шутовской скоморошьей ауре!
На груди ничего не спрятано,
Мне работа, а богу богово,
Акт последний, явленье пятое,
Снова рытвины с эпилогами...
«»»»»»»»»»
День завершил работу
И натянул забрало
На подуставших малость
Пламенных Донкихотов.
На тротуарах пусто,
Тени длиннее улиц,
Окна саднят июлю
Полураскрытым чувством.
Витязи, на работе
Смелые до безумий,
Вдруг распустили слюни
В жёсткой мужской зевоте.
Кто за пивною кружкой,
Кто за семейной чашкой,
Кто-то шлифует ляжки,
Кто-то целует ушки.
Я тороплюсь за ними,
Не опоздать бы только
Выпить свою настойку
Жизни неопалимой.
Жизни, не обделённой
Ни на уклоне-склоне,
Ни на вершине-мине,
Где-то посередине.
«»»»»»»»
Уходить нелегко, возвращаться труднее
По заснеженной или осенней аллее,
В окна молча смотреть в ожидании чуда
И покашливать в руку не от простуды.
Чуда нет, будут только глаза не с портрета,
Устремлённые вниз на потёртость паркета
Или на однотонный разглаженный галстук,
Он со мною на месяц-другой побратался.
Да, мы с ним погуляли по зонам запретным.
Да, мы с ним зависали на стуле конкретном.
Да, стирались рубашки руками чужими.
Да, и губы шептали им чуждое имя.
Возвращаться трудней по ступеням избитым.
Тусклый свет на площадке сверкает софитом.
Тени строже в углах и соседние двери лифтами, Вверх и вниз разносящие сплетни-цунами.
Проще вниз уходить по ступеням щербатым,
На работу спешить на троллейбусе пятом,
Но отпаивать некому соком капустным
Застарелую язву на хрониках чувства.
«»»»»»»»
Человек живёт, осознавая –
Не фигура он для мирозданья,
Так,
Или к аду – путь не выбирают.
Никакого нет предназначенья,
Человек спирали не раскрутит,
У него сочтённые минуты
Для стремленья или для забвенья.
Нет, я не философ, что вы, что вы,
Не ушиблен богом при рожденье,
Просто мозг выискивает слово
В оправданье моего волненья!
Невозможно мыслить и не верить,
Невозможно жить и не стремиться
На обетованный вечный берег
На воздушном шарике амбиций.
Лопнет он, естественно… а как же?
По-иному в жизни не бывает,
Все в пустыне мучаются жаждой
В двух шагах от ада или рая.
Ну и что? Мне всё равно приятно
Жить вот так, покусывая ушко
Прикорнувшей рядышком подружке
Постоянной, штатной, ароматной…
«»»»»»»»»»»»
Люди, они что змеи или ежи с рогами…
В мире Петров Великих менее, чем хотелось,
Меньшиковых поболе, торгующих пирогами,
Хапающих безмерно, жадно и без предела.
Люди, они и в стаде чувствуют одинокость…
Есть бунтари-пустышки, втянутые по шею
В дрязги, мол, нужно вору руки ссекать по локоть
И за решётку прятать жуликов-лиходеев.
Ха! – говорю я томно по существу схоластик, --
В каждом из нас бездонны пропасти червоточин, Если рубить всем руки и расчленять на части, Вряд ли Россию-маму с нацией мы упрочим!
И, воспитуя садик с благоуханной розой,
Собственную веранду лаками полируя,
Вновь утверждаю: люди смесь мыла и купороса, А у меня мучица изъела крыжовник с туей…
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Если я родился боком
Или ножками вперёд
Семимесячным до срока,
Ртом хватая кислород,
Что ж теперь, винить и хаять
В непосредственном грехе
Мойшу или Мордехая
И библейскую Рахель?
Ну их на фиг! Пусть мотают
Пейсами любой длины
В государственность “Израиль”
У своей святой стены!
Мне до них какое дело?
Я живу в Руси своей
И кресты не ставлю мелом
Им на плоскости дверей…
Мой знакомый дядя Миня
Орден Ленина имел,
Он пешком пришёл к Берлину
С пулей, так сказать, в корме!
Свой стрелял, из особистов,
С тыла, так сказать, дебил!
Ну да хрен с ним, с тем фашистом,
Миня всё ему простил…
Эх, российские мудилы,
До чего же мы легки
На прощенье педофилов,
На судейские крючки,