Стихотворения. Книга стихов

Ратушинская Ирина Борисовна

«Чтобы первого января...»

Чтобы первого января — Ни одной иголки не вымести! И ворчит соседка с утра, Раздраженье стараясь выместить. А потом внезапно ревёт. Я не лезу: чем тут поможешь? — На прогулку! Красный ковёр. Конвоиров хмельные рожи. Поскорей пройти коридор (Хлоркой, снедью, мочой, мастикой) И на воздух! В бетонный двор! Шестьдесят минут уже тикают. Лязг ключей. И беззлобный смех: — Хорошо погулять, девчата! А соседка: — О, чтоб вас всех! Дальше, детки, не для печати. Пять шагов — от стены к стене. Сверху сетка — не улетите! А соседке к утру во сне Иоанн явился Креститель. Будто в камеру привели. Как с этапа — такой усталый. Весь оброс, и ноги в пыли. И уж так его жалко стало! И она полотенца край Отодрала, чтоб ноги вымыл. Взял. И ей говорит: — Живыми Трудно быть, но тебе пора. И собрался лететь. Сиянье Тут

пошло, а она кричит: — Пусть мне с дочкой дадут свиданье! Ты, мол, можешь, похлопочи! Только он ей не подал знака Ни рукой, ни крылом. Смолчал. Даже — ей показалось — плакал. Это значит: будет печаль. Или, может, несчастный случай? Исполняется сон к утру... А уж ей — такой невезучей! — Хоть бы раз приснился к добру! — Да кончай ты свою зарядку! (Это мне). Ведь на целый срок Не наскачешься! И в тетрадку Плюнь писать — отсыпайся впрок! Ты того, как я погляжу... Что ты пялишься? Люба — злая? Просто я третий год сижу. А тебе я добра желаю... Я киваю. И снова — в бег. Сколько месяцев — бег на месте! Сколько снов я бегу к тебе, Увязая, как в липком тесте, В хлорном запахе, в простыне, Рваных тряпках и грязных стенах... Разве можно любить сильней, Чем отсюда? Не на кресте — но В тошной муке дверных глазков, В утончённом хамстве допросов, В маяте соседкиных снов, В синеве её папиросы, В лютой жалости к ней — больной, Доведённой до полусмерти, Истеричной, доброй и злой, И клянущей того, кто вертит Этот шарик, — в белиберде Дней без солнца и слёз без грима — Напряжённей, святей — нигде Невозможно любить, любимый! Чтобы первого января — О твою щеку не кольнуться, Но осанку не потерять И конвойному улыбнуться: Не жалей меня, дурачок! Громыхай, громыхай ключом! 1983 тюрьма КГБ, Киев

ТАНЕЦ С ТЕНЬЮ

Тридцать первого — динь-дон! Близко к полночи — сгинь, сон! Я с тобой пойду — глаз в глаз — В новогодний пляс! Размахну подол — кружева! Закружи, сокол, — чуть жива! Чтобы свечечки — все в одну, Чтобы душеньку — всю в струну, Чтобы горюшко — в дым, в окно... Чтоб глазам темно! А глаза-то я подвела... А под сердцем — то не игла — То ресничка упала: вынь! Да снежок смахни с головы! Шитой скатертью крыт — стол, А каёмочка — вся крестом, А стаканы — дзынь — наливай полней! Глянь — хвоинка на дне... Так и пей! Я с тобой глотну Новогодний лёд, Я тебя втяну В танец — напролёт; Эта наша ночь — динь-дон! — Да исполнится. Загадай сон. 1982 тюрьма КГБ, Киев

«Ах, южане — лжецы и поэты!..»

Ах, южане — лжецы и поэты! Ах, горячие головы — смоль! Сквозь печаль византийского лета Проступает приморская соль. В самой лютой Сибири узнаю: По гордыне — что слёзы грешны, По ресницам — что темень сквозная, По рукам — что крыла не нужны. 1983 тюрьма КГБ, Киев

«Блажен Василий петушиным храмом...»

Блажен Василий петушиным храмом, Блажен солдат берёзовым крестом, Блаженны дети маком и мечтами, А дураки — исчёрканным листом. Сегодня снова голубиный вечер, И дышит снег наивно и легко. Как хорошо б лишиться дара речи И пить зимы парное молоко! И видеть свет — младенчески-блаженно! Но бьёт глагол в гортани, но в тисках — Дыханье, но в пылу самосожженья Обуглен рот, и пепел на висках. Обломки строк — мучительнее бритвы, Истерзан лист на тысячи ладов... И только бессловесная молитва Уймёт смятенье, как на лоб — ладонь. 1983 тюрьма КГБ, Киев

«И я когда-нибудь — опять...»

И я когда-нибудь — опять В мой нелюбимый город. Скормлю монетку в автомат, «Алло» возьмёт за горло — И я опять скажу «привет» И отшатнусь от трубки: Ори! Да, через столько лет — Не призраком, не трупом — Живая, мокрая (туман!), Кто первый отогреет? Нальёшь ли, Галицкий, стакан? Нальёшь? Тогда скорее! А Ленка где? Ах, здесь! Давай! Алло, сейчас я буду! А ты сгущёнку открывай, Побольше ложку доставай И дождь уйми покуда! И будет так: тепло и свет, И пышный друг Гораций* Достойно примет мой привет И с византийской грацией Уйдёт налево — без речей, Не щуря ведьминых очей. А нам отшибло словеса С размаху узнаванья. Всё смазано — одни глаза! Секунды замерли в часах И пульс не отбивают. Вот мы какие — через срок! А в горле — как лимоном... Мы лучше стали? Что за прок В не столь уж отдалённом, Не столь уж смертном — если мы Не чище, не смелее — Из путанки! Из мокрой тьмы! Налей — да отогреем Всё, что примёрзло, — не сказать, Не выдохнуть за годы... Звучней, стаканов голоса! За то, что у друзей глаза Всё те же! За свободу! Не за эрзац по паспортам, Не лагерь без конвоя — За ту, что с нами даже там, За то, что в нас — живое Всё так же бьётся и болит! За то, что Галицкий — пиит! За

то, что Ленка так добра, Как будто бы не из ребра, А из слезы сотворена! И за Наталеньку! Она С осанкой киевской княжны Заварит чай из бузины, А может, мяты. И на стол — Стихи да хлеб, кто б ни пришёл. Мы всё подчистим на корню... О, хлеб друзей! Не уроню В тебя сентиментальных слёз! И так не высохнешь авось. ...Тут все закурят. Я одна, Запрету мужнему верна, На сигарету погляжу, Вздохну — и блюдце оближу Из-под сгущёнки. Мне дольют, И расслабляющий уют Меня охватит, покачнёт — И времени тюремный счёт Совсем отпустит. Захочу Не электричества — свечу, Чтоб возносилась не спеша Её прозрачная душа, И чтоб из воска лить цветы, А Юрка чтоб развёл мосты, И чтоб сверчок на огонёк Пришёл. И мы за болтовнёй Забудем полночь. Ну её! Нам утро радости нальёт! 1983 тюрьма КГБ, Киев

«Всё, как я просила...»

Всё, как я просила: Будет мне, будет (Господи, спасибо!) Дальняя дорога И новые люди. Будет мне, будет Бездомная песня И гордая память. Будет мне небо, Добытое честью, И плащ под стопами. Будет мне — Когда же — Счастливая сказка В полыни и мяте, Платье, полумаска, Кружевная пляска... И никто не скажет: — Пожила и хватит! 1983 тюрьма КГБ, Киев

«Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!)...»

Паучок-математик (грустней не придумаешь зверя!) Всё старается тонкие лапки свои посчитать. Но полученной маленькой цифре он мудро не верит И сердито бормочет: «Не вышло опять ни черта!» Он соткал чертежи, он углы вымеряет прилежно, Он решает задачу с капустой, где волк и коза, Но не верит ответу и снова шуршит безнадёжно, И вздыхает: решение ясно, а как доказать? Ах ты, чокнутый гений, распятый на координатах, Чудачок-Пифагор, полоумный тюремный пророк! Подожди уползать, я поверю твоим результатам! Пораскинь вензеля, посчитай мне, пожалуйста, срок. 1983 тюрьма КГБ, Киев

«Я с мышами и звёздами говорю...»

Я с мышами и звёздами говорю, Я зелёную луковку полила, Я сухарь покрошу в окно — январю, А он мне узор на форточке — два крыла — Ясным сахаром насечёт: Холод-хруст! И — снежинку с мятным лучом: — Какова на вкус Шестикрылая? Не горчит голубым — печаль? Первый круг — не сердцу ли вопреки? Но я знаю, что ему отвечать: — Всё в порядке, мастер, Твоей руки На устах не тает печать Филигранная, и почётней нет Белых звёзд на моих плечах. Вифлеемских тех эполет Удостоена — благодарю, Что как женщине — в кружевах — Ты сковал их. Пока жива — Сберегу чистейшими — январю Обещаю. Кричат: «Виват!» Воробьи, чтоб мастеру не грустить. И я пью из чаши, его резьбой Изукрашенной. Он говорит: — Прости, Я боялся пересластить. Бог с тобой. 1983 тюрьма КГБ, Киев

«Куклу с моющимися волосами!..»

Куклу с моющимися волосами! С голубыми испуганными глазами! С круглой попкой и пальчиками-конфетками Во дворе купала дочка соседки. Вдохновенный обряд напоказ творила: Наливала воду, взбивала мыло, Локтем пробовала: не горячо? — И лила на розовое плечо — Дорогое, немецкое (мягкий пластик)! Мы сгорали молча, в жестокой власти Аккуратных ресничек в шёлковых бликах, Добросовестных щёчек цвета клубники, Русых локонов и ладошек зябких, И бесстыдства кружев, снятых хозяйкой. А наш худенький круг обходила зависть И моргала пластмассовыми глазами. И уже выбирала: кого — себе — Навсегда? Кому судьба — поседеть У неё под мякотью локотка, В пышной сласти сахарного лотка, В нежной ванночке, что в коробку — комплект! — Упакована? Кто за входной билет В изобильную благодать Первым взносом — попросить дать Подержать! Дотронуться! Посмотреть! Заплати — и конец игре! И щенкам, посягающим на газон, И слезам над обиженной стрекозой, И ещё чему-то. Мы знали это, Отступая в босяцкую вольность лета: К самодельным коням, хворостинке-шпаге, Треугольному киверу из бумаги... Как с арены звери, презрев опилки, Мы ушли, деревянно держа затылки. И свой гордый выбор перестрадали, Подчиняя сердце такту сандалий. 1983 тюрьма КГБ, Киев

«Мне в лицо перегаром дышит моя страна...»

Мне в лицо перегаром дышит моя страна. Так пришли мне книгу, где нет ничего про нас. Чтобы мне гулять по векам завитых пажей, Оловянных коньков на крышах и витражей, Чтоб листать поединки, пирушки да веера, Чтоб ещё не пора — в костёр, ещё не пора... И часовни ещё звонят на семи ветрах, И бессмертны души, и смеха достоин страх. Короли ещё молоды, графы ещё верны, И дерзят певцы. А женщины сотворены Слабыми — и дозволено им таковыми быть, И рожать сыновей, чтобы тем — берега судьбы Раздвигать, и кольчуги рвать, и концом копья Корм историкам добывать из небытия. Чтоб шутам решать проблемы зла и добра, Чтобы львы на знамёнах и драконы в горах, Да в полнеба любовь, да весёлая смерть на плахе, А уж если палач — пускай без красной рубахи. 1983 тюрьма КГБ, Киев