Стихотворения. Книга стихов

Ратушинская Ирина Борисовна

«Помню брошенный храм под Москвою...»

Помню брошенный храм под Москвою: Двери настежь, и купол разбит. И, дитя заслоняя рукою, Богородица тихо скорбит — Что у мальчика ножки босые, А опять впереди холода, Что так страшно по снегу России — Навсегда — неизвестно куда — Отпускать темноглазое чадо, Чтоб и в этом народе — распять... — Не бросайте каменья, не надо! Неужели опять и опять — За любовь, за спасенье и чудо, За открытый бестрепетный взгляд — Здесь найдётся российский Иуда, Повторится российский Пилат? А у нас, у вошедших, — ни крика, Ни дыхания — горло свело: По её материнскому лику Процарапаны битым стеклом Матерщины корявые буквы! И Младенец глядит, как в расстрел: — Ожидайте, Я скоро приду к вам! В вашем северном декабре Обожжёт Мне

лицо, но кровавый Русский путь Я пройду до конца, Но спрошу вас — из силы и славы: Что вы сделали с домом Отца? И стоим перед Ним изваянно, По подобию сотворены, И стучит нам в виски, окаянным, Ощущение общей вины. Сколько нам — на крестах и на плахах — Сквозь пожар материнских тревог — Очищать от позора и праха В нас поруганный образ Его? Сколько нам отмывать эту землю От насилья и ото лжи? Внемлешь, Господи? Если внемлешь, Дай нам силы, чтоб ей служить. 1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Что ты помнишь о нас, мой печальный...»

Что ты помнишь о нас, мой печальный, Посылая мне лёгкие сны? Чем ты бредишь пустыми ночами, Когда стены дыханью тесны? Вспоминаешь ли первые встречи, Дальний стан, перекрёстки веков? Говорит ли неведомой речью Голубое биенье висков? Помнишь варваров дикое стадо, И на гребне последней стены Мы — последние — держим осаду И одною стрелой сражены? Помнишь дерзкий побег на рассвете, Вдохновенный озноб беглецов, И кудрявый восточный ветер, Мне закидывающий лицо? Я не помню, была ли погоня, Но, наверно, отстала вдали, И морские весёлые кони Донесли нас до тёплой земли. Помнишь странное синее платье — И ребёнок под шалью затих... В этот год исполнялось проклятье, И кому-то кричали: «Мы — братья!» А кого-то вздымали на штык... Как тогда мы друг друга теряли — В суматохе, в дорожной пыли — И не знали: на день, навсегда ли? И опять — узнаёшь ли — нашли! Через смерть, через годы и годы, Через новых рождений черты, Сквозь забвения тёмные воды, Сквозь решётку шепчу: это ты! 1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Вот и снова декабрь...»

Вот и снова декабрь Расстилает холсты, И узорчатым хрустом Полны мостовые, И напрасно хлопочут Четыре стихии Уберечь нас от смертной Его чистоты. Пустим наши планеты По прежним кругам — Видно, белая нам Выпадает дорога. Нашу линию жизни Залижут снега — Но ещё нам осталось Пройти эпилогом. Но, упрямых следов Оставляя печать, Подыматься по мёрзлым ступеням До плахи — И суровую холодность Чистой рубахи Ощутить благодатью На слабых плечах. 1983 ЖХ-285/2 ШИЗО, Мордовия

«И доживу, и выживу, и спросят...»

И доживу, и выживу, и спросят: Как били головою о топчан, Как приходилось мёрзнуть по ночам, Как пробивалась молодая проседь... Но улыбнусь. И что-нибудь сострю. И отмахнусь от набежавшей тени. И честь воздам сухому сентябрю, Который стал моим вторым рожденьем. И спросят: не болит ли вспоминать, Не обманувшись лёгкостью наружной. Но грянут в памяти былые имена — Прекрасные — как старое оружье. И расскажу о лучших всей земли, О самых нежных, но непобедимых: Как провожали, как на пытку шли, Как ждали писем от своих любимых. И спросят: что нам помогало жить, Когда ни писем, ни вестей — лишь стены, Да холод камеры, да чушь казённой лжи, Да тошные посулы за измену. И расскажу о первой красоте, Которую увидела в неволе: Окно в морозе! Ни глазков, ни стен, И ни решёток, и ни долгой боли — Лишь синий свет на крохотном стекле, Витой узор — чудесней не приснится! Ясней взгляни — и расцветут смелей Разбойничьи леса, костры и птицы! И сколько раз бывали холода, И сколько окон с той поры искрилось — Но никогда уже не повторилось Такое буйство радужного льда. Да и за что бы это мне — сейчас, И чем бы этот праздник был заслужен? Такой подарок может быть лишь раз. А, может быть, один лишь раз и нужен. 1983 ЖХ-385/3, Лагерная больница, Мордовия

«Я сижу на полу, прислонясь к батарее...»

Я сижу на полу, прислонясь к батарее, — Южанка, мерзлячка! От решётки на лампочке тянутся длинные тени. Очень холодно. Хочется сжаться в комок по-цыплячьи. Молча слушаю ночь, Подбородок уткнувши в колени. Тихий гул по трубе. Может, пустят горячую воду? Но сомнительно. Климат ШИЗО. Кайнозойская эра. Кто скорей отогреет — Державина твёрдая ода, Марциала

опальный привет Или бронза Гомера? Мышка Машка стащила сухарь И грызёт за парашей. Двухдюймовый грабитель, Невиннейший жулик на свете! За окном суета, И врывается в камеру нашу — Только что со свободы — Декабрьский разбойничий ветер. Гордость Хельсинкской группы не спит — По дыханию слышу. В Пермском лагере тоже не спит Нарушитель режима. Где-то в Киеве крутит приёмник Другой одержимый... И встаёт Орион, и проходит от крыши до крыши. И печальная повесть России (А может, нам снится?) Мышку Машку, и нас, и приёмник, И свет негасимый — Умещает на чистой, ещё непочатой странице, Открывая на завтрашний день Эту долгую зиму. 1983 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«О чайной ложечке любви...»

Илюше

О чайной ложечке любви Давай грустить, мой друг далёкий! О том, что бесконечны сроки, Что так суровы все пророки — И хоть бы кто благословил! Мой друг, давай грустить о том, Как я из марта прибегала. Ты ждал в дверях. И в добрый дом Вводил. А занавес вокзала Был так нескоро, что цвела Обломленная наспех ветка — И в робость воскового света Каморка тесная плыла. Давай грустить о том, что мы Так щедро молоды поныне — Но нам, рождённым на чужбине С судьбой скитанья и гордыни, — Искать ли родины взаймы? Как онемевший бубенец — Сердечный спазм. Сейчас отпустит. Как впереди бездонно пусто! Но есть у самой долгой грусти Одна улыбка под конец. 1983 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

«Вот и стихли крики, Пенелопа...»

Вот и стихли крики, Пенелопа, Покрывало в сторону! Он вернулся, твой высоколобый, К сыну и престолу. К лошадям своим и горожанам, К ложу из оливы... Ни разлучница не удержала, Ни эти, с Олимпа. Вытер меч, меняя гнев на милость, Дышит львино... Раз рука его не усумнилась — Значит, нет невинных! Всем злодеям вышло наказанье От законной власти... Вот рабыни смоют кровь с мозаик — И начнётся счастье. 1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Вот и кончена пляска по синим огням...»

Вот и кончена пляска по синим огням, По калёным орешкам углей. Вот и роздых оранжевым пылким коням, А тепло всё смуглей и смуглей. Оскудевшей ладошкой остатки лови — Не держи — отпускай на скаку! Остыванье камина печальней любви, Обречённей котёнка в снегу. А когда догорит, отлетит и умрёт, Как цыганский костёр на песке — То останется маленький грустный зверёк, Охвативший колени в тоске. Что ж, не всё танцевать этой долгой зимой, Раз никак не кончается год! И теряется в сумерках тоненький вой, Унесённый в пустой дымоход. Что ж, не всё баловаться, свиваясь кольцом, Да хвостом разводить вензеля... И хотелось бы года с хорошим концом — Да остыла под лапкой зола... Не скули, дурачок, мы газету зажжём — Всю подшивку — в разбойничий дым! Хоть и мало тепла — да горит хорошо! Потанцуем, а там поглядим. 1983 ЖХ-385/3-4, Мордовия

«Подумаешь — сгрызли метлу от ступы...»

Подумаешь — сгрызли метлу от ступы И полподметки от сапога! У нас, драконов, чешутся зубы По полнолуниям и четвергам! Ну, скушали грабли — большое дело! Сожрали осла — велика печаль! Моя бабуся однажды съела Министра — и то никто не кричал. А что мы съели — то съели честно: Интриги-сплетни нам не с руки. Уж если что-то чесать — известно, Что лучше зубы, чем языки. Нам всё годится: хрум-хрум — и нету! Вот только было бы, чем запить. Сжуём и туфельку, и карету, А Золушку выплюнем — так и быть! Но, дело имея с людской породой, Мотайте, мальчики, на усы: Я дожил до старости тем, что сроду Не ел их докторской колбасы. Да, мы жуём, но рискуем сами — Такая уж наша драконья жисть! Ох, снова, проклятые, зачесались... У вас не найдётся, чего погрызть? 1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия

МЕДВЕЖЬЯ ПЕСЕНКА

Самым мягким лапкам — Баю-бай! Самым круглым попкам — Баю-бай! Самым толстопузым, Тёплым и лохматым, Сонным медвежатам — Баю-бай! Как у нас в берлоге Три бочонка мёду, Как у наших деток — Сладенькие лапки... Первый сон — гречишный, А второй — цветочный, А как выйдет месяц — Липовый приснится. Соням и сластёнам, Баловням-задирам, Медвежовым деткам — Баюшки под ушко! 1984 ЖХ-385/2 ШИЗО, Мордовия