Стихотворения

Зилов Лев Николаевич

IV.

Вот он-сонливо-домовитый Нижний С Покровками, Варваркой! Твой откос Все также мил, и шлет к нему Всевышний И шопот пар и дым от папирос. Из прошлого остались башни, стены, Но прошлое не в них закреплено: Пусть лишь они стоят без перемены, И что-то встарь под них погребено - Особняки, орловцы да конторы, Текущие счета, пробои да запоры, Варант, дисконт,

протест да босяки Связали в жгут две вольные реки.

V.

Но целиком, приподнятый холмами,

Ты так красив, как бы совсем другой,-

Так миловиден светлыми домами,

Так принаряжен темною листвой!

Ты, как купчихи старого закала,

С монистами и в шелковом платке,

С которых Богородиц записала

Скупая кисть на выгнутой доске,

И чтится темная целящая икона!

А та, оригинал, свела два миллиона

На кутежи, любовников… Что в том?

Отгоним беса истовым крестом.

VI.

Купили колбасы и сыру. На базарe Купили простодушных пустячков… Мороженое ели на бульварe… Смотрели на степенных рысаков, Прогуливавших девушек дородных С кисейными зонтами, на трамвай, Такой игрушечный, смиренно-тихоходный И тренькающий робко — невзначай… Прошли Кремлем, таинственно спустились В вагончик элеватора; смирились, Вдруг запертые вражеским ключем, И сверглись в ад, как близнецы, вдвоем.

VII.

Сбегали крючники с мешками на подушках. По гнущимся под тяжестью мосткам, И лица их в подтеках и веснушках Клонились к грязным выбитым доскам; И были худы жилистые руки, И ногти исковерканы на них, И не в глазах, а в спинах много муки Скопилось в безысходных и глухих, Унылых днях, угомоненных водкой… Там, над рекою, спят они под лодкой В кануны понедельников; тогда Их стон — проклятье, кашель их — беда!

VIII.

Газетчики на перебой открытки Совали; снизу чистилыцик сапог, Расставив гуталин, из гуттаперчи плитки, Просил вниманья шмыгающих ног. Красавец-пароход уже ревел протяжно, И — монархист — национальный флаг Потрепанный развил по ветру важно И в солнцe жег свой розоватый лак. От нефти черным дымом потянуло, От заработавшей машины покачнуло, И — меж тюков, с корзиной, полной льда,- Последний раз мелькнули повара.

IX.

«Вперед — до полного!» Как будто оторвалось Все хмурое от сердца, и его Захолохнула нежная усталость… Отхлынула — и стало так светло, Просторно, сказочно

и радостно! Быть может, Так было лишь с Петром? Но почему Вон тот купец, который смачно гложет Кожурку колбасы (давно претит ему, Должно быть, Нижний и реки раздолье. Но и его разобрало приволье), Снял котелок и, утерев усы, Вздохнул, сложив на животе персты.

X.

В каюте наскоро устроились, помылись И бросились на палубу скорей. Уж караваны барж от дали задымились И пятнами домов, садов, Кремля, церквей Маячил Нижний пестрой панорамой. Уж миновал Печёрский монастырь, Зеленым берегом охваченный, как рамой,- Над ним, под ним и сизый блеск и ширь… И потянулись отмели и тальник, И, мирных мест молельник и печальник, То там, то здесь над мутною волной Склонилась ива грустной кривизной.

XI.

Макарьев, Толга, Решма и Бабаев- Четыре грани Волжского кольца! От кашинских и кимрских краснобаев До астраханского надменного дельца, От узких берегов со старыми церквами И мшистыми кремлями городов До шири меж безлюдными полями, Меж сумрачных таинственных песков! Макарьев — волжская суровость, Толга — древность, Бабаев — красота, а Решма — та напевность, Та ласки полная и тихая печаль, Которую в разлуке с Волгой жаль.

XII.

Как будто четырьмя монастырями Благословляема, в пути ты вновь и вновь И молишься под старыми церквами… Они звонят: «Плыви, не прекословь! Учась, учи заветному терпенью! Но если Бог тебe велел бы вновь, Быть вновь путем народному смятенью, Могилы братские на дне своем готовь! Угодники твою глухую правду видят — В одеждах ангельских они из облак снидят И огненным пылающим щитом Благоволенье разольют кругом.

XIII.

«И будешь ты не сирой и печальной К селеньям рабским льнуть своей волной И изнывать в тоске весь путь свой дальний И кутаться туманной пеленой! По берегам не пьяное разгулье, Полно отчаянья, забредит до зари — Ты потонешь в свободном шумном улье Под песни мира и любви!» Так говорят они, а ты не веришь, Волга! Ты мучилась, тоскуя, слишком долго, И эти грезы светлые давно Ты схоронила в илистое дно.