Стихотворения

Зилов Лев Николаевич

XIV.

Быть может, вновь, насуплена сурово, В пожарищах, в неистовой резне, И от кровавых тел и от огней багрова, Ты будешь ждать, тесня волну к волне, Ждать, чт`o окончит вдруг глухую бойню,- Уже предчувствуя и кандалы и плеть (Убийств и мщения уродливую двойню), И виселиц скрестившуюся сеть… Ты, мудрая, не нашею тоскою Полонена, и нет тебе покою, И кажешься ты нам печальной потому, Что

мы с тобою мыкаем тоску.

XV.

Причалил от Макарьева к Исадам Широким полукругом пароход. Как кукла кустарей, с пугливым взглядом, Городовой пролез уже вперед. Такой он невнушительный, линючий, Как вывески в провинции, такой Для всех давно знакомый, не минучий, Пропитанный бесправьем и тоской. Его теснят, толкают, он отходит К корме и шашку за спину отводит И, на амбар облокотясь спиной, Стоит, и добродушный и смешной.

XVI.

По сходням хлынули за почтой бабы, дети, С мешками, топорами мужики; И попик, пишущий от старости мыслете, В подряснике из грязной чесунчи; И барыня в пенснэ, с седой собачкой; И юноша в плаще и с кодаком; И землекоп с лопатами и тачкой; И инвалид с коротким рукавом… В потертых шляпках прошлогодней моды, С мужскими лицами, познавшими невзгоды, И с флёр-д-амур по лбу и по вискам,- Учительницы входят по мосткам.

XVII.

Казань. Татары. Шарфы, апельсины И деревянные игрушки кустарей, Лимоны, туфли, бусы, мандарины И вобла с колбасой и связки кренделей. Из гнутых проволок корзинки и повозки, И зайчики из красного сукна; Чулки и щипчики, наперстки и расчески; И ящиков клейменая стена. Крик, толкотня; расхлябанные доски; Рой крючников, волнистый и громоздкий; И ресторан, похожий на сарай; И двухэтажный, с зонтиком, трамвай.

XVIII.

А город далеко — за дымными песками, За чередой гниющих, пьяных луж - С Сюмбекою, с Державиным, с садами, Тосклив и неуютно-неуклюж. Забитые голодные татары, Угрюмо-скучные названия газет, Песчаного смерча размерные удары И неба мутный, желто-серый цвет. «Крафт-Эбинг», «Пазухин» у книгоноши; В окно кают заглядывают рожи, И в рубке чередует пития Казанцев круглоносая семья.

XIX.

Все шире Волга к Каме за Казанью, Унылее, отложе берега, И

чаще пароходы. Песней, бранью Четвертый класс шумит из глубока. Туристы, в смокингах и куртках, монотонно Слоняются от носа до кормы; Едят селянку в первом классе сонно, Читают «Тартарена» и «Власть тьмы»… И спорят во втором с насупленным соседом, Как голод, прошлый раз обманутый обедом, Удешевить к сегодняшнему дню — По-порционно или по меню.

XX.

А Волга ширится навстречу мрачной Каме… Вот мглистая она уже видна, Уж оборвал турист боры жеманной даме, Уже влилась суровая волна, И помутнела Волга, стала строже. Сестра угрюмая уже вдохнула ей, Склоняясь медленно в двойное ложе, Трущобно-дикой важности своей. И пароход как-будто встал: нет силы Итти вперед — тяжка вода… Застыла И долго смотрит пристально в глаза Пустынная, огромная река.

XXI.

Симбирск-он весь в листве, его не видно! Усадьба барская, просторная. В садах И с массой соловьев. Он спит солидно, И дремлет цепь фонариков в кустах. Толкутся на терраске парохода Полуночные пары горожан; Мелькают лодки; млечный путь, как сода Просыпанная… Песенки цыган Поют с веселых, еле видных лодок; И бочки, ящики от чая и селедок С остервенением кидают в жесткий трюм — И пароход и весел и угрюм.

XXII.

А соловьи поют о Гончарове, О Марфиньке, Обломове Илье… Болтается фонарь в амбаре. Наготове Пук накладных белеет на ларe. Лениво бродят крючники, уходят В мучнистый мрак просторной кладовой И споры бесконечные заводят И песью ножку тянут чередой. Ушел приказчик, капитан, матросы… Зевает кто-то. Задает вопросы Кому-то кто-то: «Скоро отойдут?» А соловьи поют, поют, поют.

XXIII.

Шумят колеса. Отвалили. Тьма. Лишь точкой Мерцает бакен. Только на корме Горит огонь. Там на диванчик жесткий Петр с Кадей сели. В мягкой ровной тьмe Клокочет, вьется светлой волны гребень. С фонариками на шестах плоты Лениво тянутся, на них пахучий щебень И ветки жгут кострами. Сквозь костры Краснеют сплавщиков насупленные лица. И встречный пароход, как дивная жар-птица, Как пламенный многоголовый змей, Бьет воду крыльями, сгорая от огней.