Стихотворения

Зилов Лев Николаевич

II.

И розовое утро наступило Неведомо когда, как-будто ночь была Лишь в том, что час и два курантами пробило, Лишь в том, что площадь меловая мгла, Темнея под навесами, застлала, Лишь в том, что рамы были заперты, И бледная в часовенке мигала Лампадка, да ольховые кусты Под валом шумно ворошили птицы — Бессонные, большие, — да в бойнице Монастыря за рощей раз и два Уныло

крикнула и смолкнула сова.

III.

Петра тревожно Кадя разбудила. Стояли сумерки от ставен, и она, Дрожащая и смутная, бродила И вдруг стеная сжалась у окна… «Ах, я не знаю, что со мной… Не знаю! Какой-то ужас, Петр!» И заметалась вновь, Вскочившего Петра схватила увлекая, «Держи, держи меня!» И стон и шопот, в кровь Искусанные губы, под глазами Коричневые пятна, за зрачками Беспомощность и ужас, и зрачки От напряжения незряче-широки.

IV.

И Петр себе опять казался привиденьем, И было привиденьем все вокруг — И стол со скатертью, и баночка с вареньем, И смятая постель, в которой был испуг. Он бросился за доктором, не зная, Куда ступает, точно шел легко По белой от росы траве, не обминая, Как будто до земли так было далеко. Открыл ворота — скрип их не был скрипом, И там, на улице, так нежны были липы, Что только по привычке, думал он, Обходит их стволов прозрачный сон.

V.

И там — в прокуренной и полутемной спальной - Лениво севший на кровать старик, Казалось, был придуманный и дальний, Хоть он зевал, зачем-то ногти стриг, И, глазками прищуренными глядя, Вдруг засмеялся кашлявшим смешком: «Вот — человек! Будит чего-то ради!… Здесь вещь житейская — везти в родильный дом! Да поскорей, а то все будет дома, Приятного не много… Что вы грома Не слышали? Нет? Значит — ерунда, А я уж думал, что опять гроза!»

VI.

Оранжевым вином был залит город, стекла Малиновой затеплились слюдой… Крыло пролетки от росы намокло, И обод колеса был ярок… И водой Пропитан был прозрачный, свежий воздух. Коровы по дворам мычали. Пел петух, И ворошились галки в черных гнездах. Дрожал по воздуху на солнце столбик мух. С осунутым лицом, с усталыми глазами, В которых мука заплелась мечтами, Спешила Кадя между схватками сказать, Как рада, что так скоро будет мать.

VII.

Пол, только вымытый, блестел; блестели стены, Блестели белые

носилки; на крыльце Половичок валялся. Клочья сена Валялись у прясла. Звенело в колесе У круглой вытяжки на раме. Няня Ушла куда-то с Кадей и потом Вдруг вынесла, скатав жгутом, как в бане, Одежду Кади, щелкнула замком И за стеклянной дверью щеткой снова Затыкала по потолку сурово… А Петр, не двигаясь над сереньким крыльцом, Стоял один с унылым узелком.

VIII.

Как было странно разбираться дома В ее вещах, как будто умерла, Как будто бросила… Вокруг все так знакомо, Все так попрежнему: открытки, зеркала И эти маленькие бедные фигурки. И время страшно много! Петька встал И по двору слонялся, котик Мурка За ним, отряхивая лапочки, шагал. Лег на кровать, увидел на корзине Матрасик маленький, задумался о сыне, Встал, положил матрасик на кровать И неумело стал его стегать.

IX.

И вспомнил прошлое, когда родился Миша, Ее отец. Он — дед — сидел один На антресолях, раздраженно слышал Возню внизу. Какой-то господин, Должно быть, доктор влез к нему, «Verzeihen» Пробормотал и поскорей исчез… Петр стукнул казачка. К крыльцу был подан Каин, И он уже в седло угрюмо влез, Когда вдруг ключница, прозваньем Балаболка, Лицом осклабленным в двери открыла щелку И закричала: «Барыне сейчас Бог сына дал — весьма похож на Вас».

X.

И вспомнил, как прехал из Замостья С двумя лосями на подводе, пьян И весел… Перепробовал все кости Соседу Зоркину, загнав его в капкан За то, что в лес к нему попал нечайно, Травя волков. Привез его домой, Успевши помириться. Чрезвычайно Был удивлен, что в доме маленький. Хромой Семеныч послан был за баснословным Вином, прапрадеда, хранившимся в церковном Подвале. Петр младенца разбудил И в рот ему вина собственноручно влил.

XI.

День знойный выдался, безоблачный и тяжкий, Как будто выкован был бледный небосвод Из раскаленной стали. Медом кашки, Как медью, пахнул воздух. Жаркий рот Раскрыли галки. Петухи зловеще Пророчили далекую грозу, И чуялось — невидимая блещет И роет молния кривую борозду, И туча крыльями касается далеких Холмов и ждет неотвратимых и жестоких Порывов ветра, и недаром рожь На поле городском уже тревожит дрожь.