Стихотворения

Зилов Лев Николаевич

(Год не указан)

СОБАЧНИЦА

(М.А.Долговой)

По осени бездомных псов и кошек Так много в дачной роще остаётся В пустых помойках, у разбитых плошек… А лес над крышами шумит и гнётся. В холодной роще гулко и просторно, И жутки заколоченные дачи… Лишь с веток шишки падают покорно, Лишь не смолкает лай и вой собачий. Но в старой кухне приоткрыты ставни, И вьёт труба дымок прозрачно-тонкий. Псы узнают приют свой стародавний, Бредут и в дверь толкаются тихонько. В холодной роще с дикой пёсьей стаей Владычествует строгая старуха; Всё бродит с ними, сладостно вздыхая, И день за днём идут безмолвно, глухо. Отбудет

осень, пригнетут сугробы В лесу валежник, и в безлюдье сонном Завоет вьюга, загудят трущобы, Метель закружит вальсом монотонным. Псов наберётся много в тесной кухне, Лежат без света, чешутся и бредят; Она меж них… В оконце свет потухнет И тьма нахлынет и отхлынуть медлит.

1911 г.

"Дымятся чёрные скамьи,"

Дымятся чёрные скамьи, В траве дождя так щедро много… Запели иволги мои, И зарумянилась дорога. Иду сквозь лес в разлив полей, В лицо дождём кропят берёзы, В просторный воздух влит елей, В кустах синеют ночи грёзы. Но слышен лязг и шелест кос, Брусков звенящее чирканье — Вот, вот он, радостный покос, Рубах и жарких лиц мельканье. Сажусь на рыжем валуне, Несёт теплом с лугов широких, В румяном заревом огне Идут косцы в цветах высоких… Вернусь и встречу на крыльце Тебя, сквозь солнечные блики, В дрожащем золотом венце И с полным фартуком гвоздики.

1911 г.

ВЕСЕННЕЕ

Как странна по весне сухой листвы Осенних запахов нечаянная встреча, Как будто сквозь теперешнее «ты» Мелькнуло «Вы», звучавшее далече. Как будто почтальон нечаянно принёс Конверт, написанный любимою рукою, Давно написанный — в дни первых встреч и грёз, Но не полученный, оплаканный тоскою. И в нём два стебелька младенческой травы, За парком сорванной, где грустно дремлет туя, И нежные слова: «Когда бы знали Вы, Когда бы знали, как тебя люблю я».

1911 г.

ДА

Погоди — я хотел рассказать, Что вчера, заблудившись в лесу, Начал прошлое я вспоминать — И предутренний дым, и росу. И дороги, и гать, и вокзал, И мешки, и крестьян на буграх. Помнишь, ты, оглянувшись, сказал: «Что-то мы потеряли впотьмах». И так странно всё было во мгле: И мерцавшая тусклая грязь, И кустарник седой, как в золе, И бездумья, и сумерек связь. И в лесу почему-то я вдруг Понял, что ты сказал мне тогда: «Потеряли мы, старый мой друг, Друг для друга созвучное „да“».

1911 г.

БОГУ МОЕМУ

Мой светлый скорбный Бог, к тебе моя молитва И славословие моё! Вот я пришел к Тебе. За мной желтеет жнитва, Изжитое в долине бытиё. Ты мой родник холодный и глубокий Под тихим ясенем мечты — Я весь во всём и весь я одинокий — Быть может, как и Ты! Своим ковшом, внимательным и строгим, Исчерпать жизнь пришёл я, но не жить. Мимо идя, наполню сердце многим, Но всё вплету в невидимую нить. Как ключ от истины, одна печаль нужна мне! Она — осенняя аллея к алтарям, Где тайный антиминс заложен в пыльном камне, Доступный в дни прозренья матерям. Изъязвленное сердце бережу я Не для себя — что мне? Что им? — не для других!.. Для глаз Твоих, что Ты отверз, тоскуя, Как даль глубоких, глаз Твоих! [1] И если б не слова… а слёзы… Не словами, А ароматом игл, певучестью полей Я мог воздать Тебе, стоящий за вратами, Хранящий мирру и елей! Мой грустный, светлый Бог, к тебе моя молитва И славословие моё! Ты, возрождающий поваленные жнитва, Ты, преломляющий извечно

бытиё!

1

Так в рукописи и в дореволюционном издании

1911 г.

"Что мне сказать тебе, когда так близки думы"

Н.З.

Что мне сказать тебе, когда так близки думы Тебе одной, когда вся жизнь моя, Маячившая тускло и угрюмо, Пришла к тебе, все муки затая. К тебе пришли мы с нею за ответом, И твой ответ, я знал, был приговор — Решимостью последней был согретым Мой первый поцелуй, судьбе наперекор — В глазах туманилось, в ушах пьяно звенело, Куда иду, что говорю, не знал… А как весна над Волгой пламенела! Как пароход блестел и ликовал! Но там, над Волгой, вынесла решенье, Решенье светлое таинственная ночь — Ты подошла ко мне с благословеньем, И радости не мог я превозмочь. Ты мне дала и ласку, и заботы, И встречный блеск трёх пар любимых глаз, И сладость мирной, радостной работы, И солнце в иглах хвой, глядящее на нас. Что я скажу тебе, когда я твой, и думы Мои все для тебя иль вызваны тобой, И только оттого бываю я угрюмый, Что я за вас боюсь перед судьбой.

1911 г.

ТРОИЦА

Берёзки нежные, пахучие, Вошли вы в комнату мою Оттуда, где ручьи гремучие, Где память сердца я храню. Совсем забыл, что нынче Троица, Что нынче светлый праздник Ваш, Вхожу — и всё рябит и двоится, Шепчу далёкий «Отче наш…» Воспоминанья позабытые: Кивот с крестом и в белом — мать, И окна в крупный дождь открытые, В который хочется бежать. Воспоминаньями-пылинками Я окружен, ко мне пришли, Пришли вы тихими поминками, Берёзки нежные мои.

1911 г.

ЧТО ТЫ ЗАДУМАЛАСЬ

Что ты задумалась? Не надо! Нет, не надо! День сменит день и принесёт ответ! Скорбь сердца оттого, что сердце жизни радо, И скорби в сердце нет, когда в нём жизни нет. Иди в поля, от рос холодные, маячит За ними даль, дрожит кольцом туман. И солнце свой огонь от дали гранью прячет, И помни, что и ты в дали, что даль — обман. Иди в пахучий лес, под сосны… За стволами Толпится сумрак чащи, чаща жмёт, Идёт к тебе по мхам звериными тропами… Но помни — там, где ты, её же власть и гнёт. Иди туда, где горе и стенанья, Где радость лёгкая отзывчива к мольбе — В набат, и благовеста мук, и ликованья — И помни: радость и отчаянье в тебе.

1911 г.

ЖИЗНЬ

Жизнь — нянька давняя — всё ласкова со мной, Всё шепчет ласковые сказки И, за своей предвечно-мудрой сединой, Не видит роковой развязки. Но — жду — подымутся с улыбкою глаза, Протянется рука для ласки нежная, И вдруг она, смутясь, отпрянет — вся гроза — Воспламененная и грешная. И взглядами, дрожа, померяемся с ней На кратком жгучем поединке… И будет ли потом — сверканье знойных дней Иль мглисто-скучные поминки?

1911 г.

НОЧЬЮ НА ТЕРРАСЕ

Из ночи тянутся к свече слепые липы, И в стойле сонно бьёт копытом жеребец… По тёмной лестнице таинственные скрипы И пахнет прадедом старинный погребец. Хожу босой ступнёй по сумрачной террасе, Бодрит шершавый лоск холодных половиц, И роюсь без конца в заброшенном запасе Слов, звуков и давно перезабытых лиц. В серьёзный колокол, в низине над рекою, Лениво бьет часы забытый пономарь… По звону тот же всё, всё тою же рукою. И в звоне — вечностью осмысленная старь. Шумят верхушки лип о прошлом и грядущем… А я хожу, хожу, томлением объят, Забытый временем, к заре сквозь парк идущим, И — чую вечности глубокий аромат.