Сто оттенков Веры
Шрифт:
Его левая рука бережно держала крупный белый ирис с изысканно вывернутыми шоколадного цвета внутренними лепестками.
…
А еще раньше, до этого всего – было ещё и такое вот.
Были люди как люди, женщины как женщины, тётки-дамы-гражданочки-сударыни. «Вторые половины», к которым некоторое время относилась и она. Такая, как они: присмотреть, купить, обуютить, старшим – угождать, родным – улыбать, друзьям – стол ломить. Ну, и прочее.
Ладно, пойдет.
Ладно, пошло.
Шло-шло, пока на горло не зашло.
А
Оказался нарушен сон. Нарушены рефлексы, будь они… неладны ли, накладны? Нарушено обоняние. Нарушено равновесие почти незримых и плохо объяснимых вещей – изнутри и, как следствие, снаружи.
Глухое близорукое обожание – этой второй своей «половины», – потихоньку выпутываясь из потёмков и тенет, расползалось – подобно тонкому кардигану натуральной шерсти, побитому молью маленьких, но чётких прозрений. Они были крохотными, но их было много! Сначала они тыкались вслепую почти, налетая на стройные и довольно уверенные компромиссы. Осыпали на них кристальчатую пыльцу с крылышек, числом – два. Компромиссы прихлопывали их «честными» ладонями, после брезгливо вытирая замаранные руки о ближайшее окружение предметов и людей. Но число крылышек, вместе с числом особей, ими обладавших, росло и множилось, хрустело и пожирало, что твоя саранча. Кормить «это» было уже нечем, бороться – неизвестно как.
Компромиссы, браво кинув взоры через левое плечо и сделав губами звук «п-ф-ф», удалились (впрочем, с достоинством).
Дело заключалось в том, что у Веры Сергеевны Крошлой была надежда прожить, не опускаясь температурой тела (и души в нём) ниже, допустим, 37,8o. Скучные 36,6 её не устраивали. На том с любимым мужем через 3 года и разошлись, так как выводить путаные графики температурных зависимостей она была не в силах, и чёрен становился лик в зеркале, волос же – напротив – бел…
Решение остаться брюнеткой пришло само. Вернее, прикатило серым весенним утром, по пути на работу. Оно, это решение, приняло форму старой, но бодрой чёрной «Волги», что чуть не переехала её, Веру, совершенно побитую вышеозначенной молью! Однако в последний момент, видно, смерть передумала – и только предупредительно, стоп-краном, сорвала боковым зеркалом сумку с плеча за ремень, который, радостно лопнув, сохранил брюнетку в целости и сохранности.
В сухом, но готовом впитать неявно обещанную обновлённую искренность, остатке на сегодня для Веры обозначились 33 года, стройность, незамороченность и несколько нитей седины на висках. Свободными же остались – квартира, сердце, покрой одежды и разворот плеч.
…
Затрезвонил телефон – внезапно обрушился на нее ярким звуком!
Веру будто несильно, но плотно вдели поддых. Дыхание прервалось на несколько секунд.
«Номер не определён».
Ладно, зелёная трубка.
Молчание. Или тишина. Что не одно и то же.
Секунды три ещё. Пять, семь…
Короткие гудки сброса.
Она прикрыла глаза, всё же вдохнув. Но ощутила не привычный воздух своей комнаты, а знакомую (откуда?!) пряную смесь: пот, нечто кожаное, но не кожное, горячее дыхание, что с трудом просачивается сквозь кляп – тускло-красный пластиковый шарик на чёрных, тоже кожаных, ремешках, сурово стянутый сзади на шее. Ей въяве увиделась эта фотография с одного из странных сайтов.
Смесь ужаса и узнавания.
Или ужаса – как раз от этого узнавания?!
Из
Голос, которым тихо приказывают.
Голос, которым спокойно недоумевают.
Голос, которым молчат – но его всегда слышит тот, кто сейчас (тогда? когда?..) стоит на коленях перед ней, со скованными за спиной руками, – он хорошо слышит её голос!
Ну, да, там ведь был и текст, на сайте этом: Вера вспомнила, как выглядела страница, на которую её как-то выкинуло Яндексом. И что там было написано. На чёрном фоне, понятно. Красным шрифтом «Arial» – это она очень хорошо запомнила.
Дама – та, на презентации – ещё ведь кое-что добавила, почти уходя. Нагнулась к Вере и тихо заметила, что, дескать, интернет нам помогает теперь во всём, абсолютно во всём, «по всем темам (запомните, детка) нашей разнообразной жизни».
По всем темам.
Вот Вера и набрала в поисковике «Тема». С большой буквы: как она услышала и поняла.
И стала читать…
###
«Твой “нижний” слышит голос своей Верхней, Госпожи, Хозяйки – даже тогда, когда вы не вместе, и он не прослушивает твоих голосовых сообщений: утром, только пробуждаясь, днём, где-то работая, вечером – в мечтах о тебе, ночью, когда он спит в одиночестве. Но и когда спит, он готов уловить Твоё желание (Госпожа позвонит и скажет краткое “Разденься”), чтобы тут же встать – и сделать это. Ты всё будешь слышать – телефон лежит у его кровати: как он снимает футболку и специально-тесные трусы, как потом выпрямляется, снова берет трубку в уже вспотевшую ладонь, прижимает к уху, быстро дышит, быстро говоря: “Да, я сделал это, Хозяйка” – “Хорошо. Я вижу”. Он знает, что Ты действительно видишь его сейчас: “Эй, а зачем свет включил?”. И он выключит, восхищённо улыбаясь.
Сначала его будет ошарашивать Твоя способность знать всё (или почти всё: ведь если у тебя нет этого дара, Ты не годишься для роли – и всей жизни – Госпожи), после он привыкнет. Нет, “привыкнуть” – невозможно. Он примет это как незаслуженный подарок – давая взамен всё, на что только способен: всё свое терпение, всю искренность, все силы, всё смирение и преданность – Тебе, Госпоже, Хозяйке!».
Почти дословно, да.
И обращение-название «Хозяйка», и местоимения, к ней относящиеся, – с заглавной. А вот «нижний», «саб», раб» (было там еще и «вещь», и «ничто», и кое-что похуже – с Вериной точки зрения) – с маленькой буквы.
С маленькой.
Почему?
Потому что Тематический этикет.
Кодекс.
Много новых слов…
Вера не хотела, чтобы это её странное увлечение длилось и длилось.
Нет, не хотела! Она ведь была хорошей, правильной девочкой – всегда была, спасибо или проклятье семейству (или собственному – наперекор – характеру).
Не хотела и старалась всеми ладонями закрывать от этого все уши и глаза. Но это разворачивалось вширь, одновременно показывая глубину (ту самую – незнаемого колодца), захватывало в свой плотный металлически-кожано-деревянно-верёвочный круг всё больше и больше.