Столичный доктор. Том VII
Шрифт:
— Его сиятельство приглашается.
Я вошёл. Авареску встал за столом, как король всех румын и бессарабов Кароль Первый.
— Ваше сиятельство! Честь, право, видеть вас! Что случилось? Неужели какие-то… неприятности?
Играет мастерски. Голос — бархат, улыбка — от зубного протезиста. И кабинет богатый, с мебелью красного дерева, запахом дорогой кожи и элитного трубочного табака. Такой и в Петербурге не зазорно иметь, в том числе и тем, кто чином повыше провинциального полицмейстера.
— Ваши люди задержали
— О, сейчас уточню, ваше сиятельство, — Авареску продолжал излучать радушие. — Пока велю чаю подать. Не подскажете, как зовут его?
— Данилов Тит Кузьмич. Шестьдесят девятого года. Мой помощник.
Я сделал на слове «мой» особый акцент.
Был вызван секретарь, которому румын передал указание срочно выяснить насчет задержанного Данилова. Имитация бурной деятельности во всей красе. Интересно, что же он попросит? Не может этот чиновник отпустить моего человека без условий. У него на двери кабинета написано большими буквами: «Не подмажешь — не поедешь». И во лбу горит огненными буквами та же надпись. Думаю, всё зависит от данных Алексеевым ценных указаний.
Вернулась пауза. Нам подали чай. Неплохой. Поговорили о войне, о китайцах, об упадке нравов — привычный мелкий дипломатический танец. Даже об уровне медицины в Европе завели речь. Я отметил — интерес у него не праздный. Запомним.
Наконец, секретарь принёс записку. Авареску бегло прочитал, хмыкнул, изобразил сочувствие:
— Господин Данилов обвиняется в соучастии в хищении военного имущества. На очень крупную сумму. Доказательств более чем достаточно. Следствие ведет военная прокуратура, мое ведомство лишь оказывало содействие при аресте и обыске.
— И? Сами понимаете, находясь в Порт-Артуре, Тит Кузьмич не мог украсть военное имущество в Харбине. Он там в каком статусе? Обвиняемый? Свидетель?
— Не могу знать, ваше сиятельство, — довольно сухо ответил полицмейстер. — Как я только что…
— Но поспособствовать можете? Не последний ведь вы здесь человек, Роман Аполлонович?
— Не могу сразу ответить. Нужны материалы дела…
— Помнится, вы интересовались моей базельской больницей? Лечение одного пациента по высшему классу в любое время. Поверьте, это чрезвычайно щедрое предложение. Не все могут себе позволить такое, только очень богатые люди.
— Тут задействованы высокие персоны, — Авареску поднял глаза к потолку. — Со своей стороны, я сделаю все, что возможно. Сами понимаете, мне надо заинтересовать… Может, три…
Торг начался. Видимо, дело всё же не от адмирала. Просто обыкновенная жадность, завёрнутая в табачный аромат румынского барокко. Надо нажать.
— Помилуйте, господин полковник, речь идет не о моем освобождении, а всего лишь моего служащего. Один пациент и… ну пусть будет дорога и проживание сопровождающего
Выйдя от полицмейстера, я чувствовал себя загнанным в угол. С жадноватым хапугой мы разобрались. Получив от меня визитку с автографом и дописанной на обороте единичкой с плюсом, полицмейстер удивился.
— Это всё?
— А вы чего хотели? Нотариально заверенного договора с печатями? Поверьте, это надежнее. Моё слово много значит.
— Так это же… Подделать можно запросто… — снова покрутил в руке картонный прямоугольник Авареску.
— Лучше не пытаться. Служба безопасности у меня отрабатывает каждый франк.
Румын вдруг захохотал — очень ненатурально, как опереточный злодей. Посмейся, а я подожду своей очереди. В Базеле тоже полиция есть.
Я сразу направился в управление Маньчжурской железной дороги. В кассу идти было бесполезно — никакие титулы, даже с вензелем, не помогут, когда идёт война. Всё под контролем военных.
И ответ был предельно чёткий: выезд на запад — только с личного разрешения наместника. Военные перевозки — отличный аргумент для чего угодно. А я не в том положении, чтобы ехать в подвагонных пространствах зайцем. Жена может не понять.
Ситуация становилась по-настоящему опасной. Пока я в Харбине, мои враги в Петербурге могут сплести любую интригу. Алексеев же с Безобразовым здесь, на месте, сделают все, чтобы эту интригу усилить и раскрасить. Я не сомневался, что Жигана подставили. Но даже вызволив его, я остаюсь в патовом положении. Надо срочно уезжать из Харбина.
Вернувшись к себе, я застал Агнесс стоящей у окна.
— Что с Жиганом? — спросила она, стоило мне переступить порог.
— Обещали посодействовать.
— Взятку дал? Да?
— Один пациент экстра-класса с дорогой. Почти бесплатно. Похоже, у этого полицмейстера есть кто-то… Очень уж подробно расспрашивал.
— И правда, почти даром. Что еще?
— По-настоящему плохие новости, — вздохнул я. — Нам перекрыли выезд по железной дороге.
Агнесс резко обернулась и вцепилась в мою руку:
— Нас не выпустят? Андрей… что теперь?
Я притянул её к себе.
— Успокойся. Найдём выход. Есть Владивосток. Или на юг — через Китай, до Гонконга. Портов хватает. Придумаем.
— Брр… в море, зимой… Я бы предпочла поезд…
— Ничего. Бесконечно плохо не может быть бесконечно долго.
— Всё бы тебе философствовать, — слабо улыбнулась Агнесс.
Кто-то постучал в дверь. Вот это точно прислуга. Только они могут скрестись как котенок, но чтобы слышно было во всем номере.
— Открыто! — крикнул я.
— Васе сиятелство! Вам слочная телелгамма, у! — глубоко кланяясь, подал мне поднос китайчонок.
— Иди, — скомандовал я, бросая на серебряный поднос полтинник.