Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)

Авалос Элис

Когда я первый раз взял на руки это крошечное тельце и ощутил, как он шевельнул ручками и ножками, глядя на меня с любопытством, я подумал, что растаю. Ребенок был у меня на руках, его мягкое тепло проникало в мои поры, и ощущения напоминали те, что я испытывал, обнимая его мать, хотя и другие. Крошка был здесь, освоившийся в моих тисках, уверенный и не ведающий зла, пока я чувствовал груз отцовства, впервые с этого времени легший на мои плечи, эту смесь гордости и опасения, никогда не покидавших моей души, даже когда все наши дети покинули дом.

В этот

миг от волшебного эффекта от контакта со своим сыном, я постиг, что, заслуженно или нет, я был благословлен семьей, и наряду с блаженством мне придется нести и огромную ответственность.

В прошлом я часто осуждал Ричарда Грандчестера за то, что он был плохим отцом, но в то время, как Кенди и я смотрели на нашего сына, я не был уверен, что смогу быть лучше. Все еще погруженный в созерцание этого личика, я ощутил на своей руке руку жены.

– Теперь ты должен простить себя и забыть, - сказала она, погружая свои глаза в мои проницательным взглядом.

– Кенди! – только и смог я произнести, прекрасно зная, что она хотела мне сказать.

– Что бы ты ни пережил в окопах и снаружи них, Терри, - решительно продолжала она со своей нежной твердостью, - это была не твоя вина, любимый.

Я всегда знал, что, нравится мне или нет, Кенди может видеть меня насквозь, будто я был сделан из стекла. Тем не менее, я думал, что скрывал свои тревоги достаточно хорошо, чтобы она их не заметила, но она снова мне доказала, что это было непосильной задачей.

Я взглянул на нее и просто-напросто сдался ее внимательному взгляду, без слов признавая ее правоту.

– Это нелегко, веснушчатая, - произнес я, наконец. – Я даже не знаю, как это сделать, - добавил я, чувствуя, как подавляемая боль внезапно вышла на поверхность.

– Некоторые говорят, что разговоры о том грустном, что у нас внутри, очень помогают преодолеть наши страхи и зарубцеваться ранам, - ответила она с мягкой улыбкой, изгибая губы в том особенном жесте, которым награждала меня каждый раз, когда мне требовалась ее поддержка.

– То, что я пережил, я бы не рассказал даже себе, - возразил я, все еще встревоженный, но уже чувствующий еле заметное облегчение, пока мы продолжали разговор.

– Тогда продолжай о них писать. Кажется, у тебя хорошо получается. Все наперебой хвалят твой талант во время сегодняшнего антракта, - гордо сообщила она мне, - и… если тебе хочется, чтобы кто-то услышал твою историю, ты должен знать, что я здесь, чтобы выслушать тебя. В конце концов, я ведь не чужда тем ужасам, которые ты пережил, потому что где-то была их свидетелем. Пожалуйста, Терри, не исключай меня из своей борьбы. Я ведь твоя жена. Разве мне не положено все делить с тобой? – добавила она с вопросом, скорее напоминающим заявление, гладя мой лоб.

Я сделал слабую попытку улыбнуться, не в силах ответить на ее слова из-за эмоций, наводнивших в этот момент мое сердце. Наконец, я просто дал согласие кивком, и мы ненадолго умолкли. До некоторой степени я знал, что начался долгий процесс исцеления, и решил усердно работать над этим ради своей семьи. Я также подумал

о том моменте, когда встретил мать своего сына, и бесконечный список воспоминаний начал наполнять мое сердце сладчайшей уверенностью. Это дитя было плодом любви, и я был настроен обучать его с любовью.

– Я думала об имени для него, - сказала Кенди, нарушая тишину.

– Правда? Какое? – полюбопытствовал я.

– Конечно, Терренс! Какое же еще? – улыбнулась она.

– Мое имя? – удивился я, не совсем убежденный, что стоит называть ребенка, как меня. – А ты не думаешь, что может возникнуть путаница? Кроме того, я уже знаю, как его зовут, - ответил я, с озорством глядя на нее.

– Что у тебя на уме? – спросила она скептически, мило нахмурясь, что заставило ее веснушки на носу очаровательно шевельнуться.

– Его будут звать Дилан, - сказал я, глядя на сына, постепенно снова засыпающего.

– Прекрасное имя, но почему Дилан? – поинтересовалась она, заинтригованная.

– Из-за его значения.

– И что оно означает?

– Сын океана, - сказал я, еще раз целуя ее в лоб. – Оно задумано для этого ребенка с тех пор, как наши глаза встретились тем вечером в Атлантическом океане. Тогда я отдал тебе свое сердце, и хотя понимаю, что ты была влюблена в кого-то другого, я верю, что ты была не совсем ко мне равнодушна.

Она улыбнулась мне, очерчивая мои губы указательным пальчиком, выражая без слов, но совершенно ясно, что ее тронули мои слова.

– Ты так уверен в своей неотразимости, а? – вопросила она с дразнящей улыбкой. – Хотя ты прав, я никогда не переставала думать о тебе с того момента, несмотря на то, что не хотела этого признавать, а что касается имени, это прекрасная метафора. Однако, я все равно хочу, чтобы наш сын носил твое имя, потому что это имя того, кого я больше всех люблю.

– Хорошо, сделаем так и оставим оба имени, - предложил я и увидел одобрение в ее зеленых глазах.

Я отдал ей ребенка, и когда она снова прижала его к себе, то с нежностью обратилась к нему.

– Тогда, Терренс Дилан Грандчестер, добро пожаловать в нашу семью, - сказала она ему, и это стало официальным приглашением.

Часть II: «Обретая утерянное»

Было a ослепительное весеннее утро, когда Грандчестеры прибыли на пристань. Кенди была в ситцевом платье с персиковой с цветочным узором юбкой, колыхающейся от морского бриза, задираясь на белых ножках на пару дюймов выше икр. Молодая женщина взглянула на смелую юбку и еще раз подумала, что мадам Элрой упала бы в обморок, если б увидела ее одетой по последней шокирующей моде. На ее губах появилась легкая улыбка, стоило ей представить, какую бы мину скорчила старая леди, но ее это заботило менее всего, настолько удобным и практичным казалось ей новое направление. Она была рада, что женщина, наконец, могла избавиться от мучительных корсетов и длинных юбок, обвивавшихся вокруг ног каждый раз, когда хотелось пробежаться. А это было то, в чем она частенько нуждалась два предыдущих года.