Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)
Шрифт:
– О, Арчи! – громко вымолвила она, не обращая внимания на толпу вокруг. – Я люблю тебя, я всегда тебя любила, и всегда буду любить... и я была самой распоследней дурой в этой истории, потому что позволила тебе уйти, когда Бог знает, что нет и не будет никакого мужчины в моем сердце, кроме тебя и только тебя, мой любимый Арчи.
– Ты уверена в этом, Энни?
– спросил мужской голос позади молодой женщины, и её сердце перевернулось вверх дном.
– Арчи! – воскликнула она, задохнувшись, поворачиваясь к молодому человеку, стоящему на платформе с багажом на полу рядом с ним и смотрящему на нее с новой надеждой, сияющей в его глазах. – О, Арчи, конечно,
– Скажи, что это не сон, который я вижу, скажи, что это навсегда, - шептал он ей на ухо дрожащим голосом.
– Это будет длиться, пока бьются наши сердца... и кто знает, возможно даже после, - ответила она, поднимая лицо, чтобы увидеть свое отражение в блестящей миндальной поверхности глаз Арчи, и на сей раз она не боялась погружаться в его глубины, не стыдилась, когда он наклонил лицо, чтобы снова поцеловать ее.
На почтительном расстоянии молодая женщина смотрела на пару, пока они целовались, как будто в следующую минуту настанет конец света. Светловолосая женщина удовлетворенно улыбнулась, нежно поглаживая свой раздутый живот.
– Что ж, дорогой, теперь нам лучше вернуться домой. На этот раз я обещаю тебе легкую и безопасную поездку, - сказала она ребенку и медленным шагом направилась туда, где оставила автомобиль.
В этот день Энни и Арчи вернулись в Чикаго, и поженились бы на следующий день, если бы не просьбы матери Энни, которая умоляла свою дочь дать ей немного времени, чтобы подготовить достойную свадьбу, и ради Кенди, которая была не в состоянии преодолеть такое долгое расстояние. Так что паре пришлось подождать три месяца, которые им обоим показались годами, пока у миссис Брайтон не было все готово так, как она всегда мечтала, и Кенди родила второго сына, Альбена, маленького блондинчика, у которого, в конечном счете, появились на лице веснушки с эффектом солнечного света, но также и обладавшего зеленовато-синими глазами, которые были маркой Бейкеров В конце концов, подружка невесты не могла пропустить такую важную дату.
Шесть месяцев спустя, институт Алистера Корнуэлла в Чикаго раскрыл свои двери в качестве первой школы для умственно отсталых детей.
Часть III: «Сельская учительница»
За двадцатые годы многое изменилось для женщин. После десятилетий борьбы суфражисток, женщины в Англии и Соединенных Штатах отвоевали себе право голосовать, и поскольку многие виды работ были оставлены мужчинами в течение Великой войны, ввиду сражений, женская раса доказала миру, что они могут управляться с мужскими делами и кормить семью, если ситуация требовала того.
Когда наступил мир, женщины уже поняли, что они способны на многое, и на свою жизнь вне дома. Так или иначе, разочарование из-за опустошения войной и отчаянный поиск нового порядка в последующие годы, заставил людей повернуться к моральным принципам XIX века, и с этой новой точки зрения американский средний и высший класс начал рассматривать женскую роль с другой перспективой.
Соединенные Штаты прошли период эйфории. В отличие от европейских стран, Великая война не опустошила землю янки, и в конце конфликта дела обернулись большой коммерцией для американских банков и индустрии, превращая нацию в процветающую экономическую и военную державу. В середине процветающей Америки, которая казалась более расслабившейся, беспечной и праздничной, перед поколением молодежи предстали большие изменения, которые, наконец, начнут ХХ век, оставляя позади викторианскую атмосферу.
Именно
Патти стала миссис Томас Стивенсон в январе 1919, и с тех пор жила на ферме Тома в предместьях Лейквуда. Госпожа Марта О’Брайен переехала в Дом Пони, чтобы работать с мисс Пони и Сестрой Лин, но её внучка и зять частенько ее навещали. Марта имела обыкновение говорить, что бы ни отобрала жизнь у нее в юности, она великодушно возмещала, потому что для старой леди лучшие годы её жизни начались именно в тот день, когда она ступила на порог Дома Пони, чтобы остаться там до конца своих дней.
С щедрыми вкладами Альберта, Кенди, Энни и Тома, плюс инициатива Марты, Дом Пони, наконец, разросся в учреждение, которое могло принять в общей сложности сотню детей, а не двадцать, как в прошлом, и обеспечить им поддержку и образование до восемнадцати лет, если им так и не посчастливилось быть усыновленными. Конечно, для такой задачи трем почтенным женщинам, управляющим Домом, пришлось нанять новый персонал, и из ордена Сестры Лин стало больше монахинь прибывать на учебу в помощь в приюте. Имея столько дел, у Марты не оставалось времени в запасе, так что она едва заметила, что Патти стала более тихой и печальной, особенно после рождения четвертого ребенка в 1922 году.
Возможно, Патти продолжала бы скрывать свои тайные неприятностей до самого конца, если бы не визит Кенди весной следующего года. Блондинке потребовалось лишь несколько дней, оставшись у Стивенсов, чтобы заметить, что что-то шло не так хорошо, как притворялась Патти.
Пока Кенди гостила на ферме, молодая миссис Стивенсон слегла с лихорадкой, так что блондинка отослала всех детей, включая своих, в Дом Пони, чтобы у нее было достаточно времени на заботу о подруге. В один из таких вечеров, пока Патти спала, Кенди сидела на веранде рядом с другом детства и бросила намеренный взгляд, который молодой человек сразу почувствовал.
– Что такое, Кенди?
– спросил Том, заинтригованный пристальным взглядом блондинки.
– Это я хотела бы спросить у тебя, Том? Что происходит с Патти? – потребовала ответа Кенди с тем же авторитетным взглядом, которым пользовалась в детстве, чтобы ругать Тома.
– Так ты заметила это, не так ли?
– сказал мужчина, опуская голову, стараясь затеряться взглядом в золотом закате.
– Конечно, заметила. Это не лихорадка, это что-то, что пройдет очень скоро, но помимо физических симптомов, которые у нее прямо сейчас, есть взгляд дискомфорта, беспокойства... Скажи, это что-то между вами?
– Ох, Кенди, - вздохнул молодой человек с глазами, погруженными в горизонт, - я бы отдал все, чтобы узнать, что с ней. Так продолжалось прошедшие два-три месяца с рождения Джошуа, я думаю. И даже при том, что я прямо спрашивал ее, что заставляет ее чувствовать себя так плохо, она всегда отрицает это и настаивает на том, что она просто устала, потому что забота о детях и управление домом отнимает все её силы.
– И ты этому веришь, Том?
– спросила Кенди.
– Конечно, нет, но она не признает, что что-то идет не так, как надо... и время от времени... Кенди, это мне становится слишком трудно наблюдать, как она погружается в депрессию, и я просто не могу с этим ничего поделать, - хриплым голосом объяснил молодой человек, а его губы начали подрагивать.