Столкновение в Вихре (Reencounter in the Vortex)
Шрифт:
Крупный мужчина, одетый в черное, шел по коридорам госпиталя, неся сумку и оглядывался вокруг, будто ища место. В его темных сияющих глазах отражалось явное оживление, тогда как его твердые шаги говорили о его уверенности в себе. В левой руке у мужчины был листочек, в который он время от времени заглядывал, смотря на номер каждой палаты, мимо которой он проходил. Дойдя до палаты A-12, он тут же остановился и с легкой улыбкой на устах вошел.
Высокий бородач шел среди кроватей, пока не добрался в конец палаты. Сидя на стуле около большого окна, с ногами, беспечно
– Похоже, для Союзников все складывается удачно на Западном фронте. Не так ли, сержант?
– спросил человека в черном костюме и звук его глубокого баса заставил человека на стуле поднять глаза от газеты, чтобы увидеть заговорившего с ним.
– Отец Граубнер!
– воскликнул Терренс с яркой улыбкой.
– Какой приятный сюрприз!
– поприветствовал его молодой человек, медленно убирая ноги со столика и пытаясь встать.
– Нет, нет, Терренс!
– поспешил возразить мужчина постарше.
– Оставайся там, ты должен быть осторожным со своими движениями, сынок.
Несмотря на беспокойство священника, Терри взял трость, который был прислонен к стене рядом с ним, и гордыми движениями встал, чтобы поприветствовать своего друга.
– Как видите, отче, - объяснил он, пожимая руку Граубнера, - я в полном порядке для того, кто почти kicked the bucket. Я только немного хромаю, но это скоро пройдет. Извините мою грубость, и присаживайтесь, пожалуйста, - предложил молодой человек, указывая на стул, а сам занимая место на кровати.
– Как впечатляюще!
– усмехнулся священник, присаживаясь и оставляющий на полу сумку, которую он нес.
– Из всего того, что я повидал на этой войне, твое выздоровление одно из самых счастливых, - весело сказал он.
– Я действительно рад тебя видеть выздоравливающим и дерущимся.
– Я тоже, отче, я тоже, - засмеялся Терренс.
– Но скажите мне, как Вы оказались здесь в Париже? Я думал, что Вы все еще на фронте.
Внезапно лицо священника стало серьезным, и он испустил глубокий вздох.
– Ну, сын, - объяснил он, - я, наверное, старею, только так. Наш подозрительный доктор Нортон обнаружил небольшую проблему с моим сердцем и послал письмо моему начальству, подложив мне большую свинью. Настырный доктор!
– пожаловался мужчина.
– Они немедленно отослали меня назад, и в теперь они пытаются выяснить, что, наконец, со мной делать, когда по медицинскому заключению, я не могу путешествовать по Средиземноморью, - усмехнулся священник, потешаясь над собой.
– Мне жаль это слышать, - сказал Терри с искренним беспокойством.
– Не надо жалеть, Терренс, - ответил священник, кивая.
– Может, для меня и лучше осесть,.. кто знает? Может, они мне даже дадут округ после всех этих лет скитаний!
– добавил он с улыбкой, - но я пришел говорить не о себе. Твое начальство собирались отослать тебе твои вещи, и я вызвался это сделать, вот так, - сказал мужчина постарше, указывая на сумку.
Молодой актер обратил свой ясный взор на предмет на полу, и луч приятного удивления засиял в синей поверхности.
– Я вижу, ты счастлив видеть свое имущество, - прокомментировал Граубнер, довольный, что оказался полезным.
– Теперь, после всей работы, что я проделал ради тебя, Терренс, -
Молодой человек ликующе усмехнулся на замечание священника, попросив его помочь открыть сумку.
– Позвольте мне показать Вам, отче, - сказал Терри с восторженным лицом ребенка, открывающего рождественский подарок.
Он опустил руку в сумку, торопливо ища, пока он не ощутил желанную полированную поверхность. Его пальцы погладили металлический предмет, отгоняя опасения потери маленького сокровища. Уверившись, что его музыкальный сувенир на месте, он вытащил одну книгу, вторую, третью... Вскоре на кровати собралась небольшая коллекция театральных сценариев и кожаная папка со стопкой листков, одних белых, других исписанных изящным мужским почерком.
Священник глядел на сценарии изумленными глазами.
– Ты изучаешь все эти пьесы, Терренс?
– спросил Граубнер, ошеломленный подбором.
– Ну, только один или два персонажа из каждого, - небрежно отвечал молодой человек.
– Один или два!
– повторил изумленный Граубнер.
– У тебя, должно быть, огромная память.
– Говоря об актере, это преуменьшение, отче, - просто ответил Терри.
– Он не может позволить себе роскошь забыть строчку, особенно при исполнении классических пьес. Кроме того, нам полагается достаточно широкий репертуар; чем больше ролей мы знаем наизусть, тем лучше.
– Понимаю, - сказал священник, глядя на заголовки.
– О Ростанд!
– воскликнул мужчина в восхищении, найдя французского писателя в коллекции молодого человека.
– Не говори мне, что ты хочешь играть Сирано! Я не думаю, что ты соответствуешь персонажу...
– Почему нет?
– спросил Терри, позабавленный интересом священника к его второй любимой теме.
– Ммм... Боюсь, ты слишком хорошо выглядишь для этой роли... и возможно твой нос недостаточно... большой, могу я так выразиться?
– засмеялся мужчина.
– Вы забавны, отче!
– улыбнулся молодой человек, показывая блестяще белые зубы.
– Но Вы могли бы подивиться чудесам, которые творит хороший грим, помогая коротконосому актеру, вроде меня.
Двое мужчин продолжали смеяться и шутить, поскольку священник просматривал и другие пьесы.
– «Женщина с моря» и «Бранд», Ибсена; «Юлий Цезарь» Шекспира, «Женщина, не стоящая внимания» Уайльда, - читал мужчина постарше, - я вижу, у тебя есть вкус к социальному критическому анализу, заметкам и трагедии, - прокомментировал он.
Терри, лишь беспечно пожал плечами.
О, «Саломея»!
– воскликнул Граубнер с мечтательным выражением лица.
– Я помню, давно, когда Оскар Уайльд представил эту пьесу здесь в Париже, великая Сара Бернар играла главную роль. Это был апофеоз, особенно потому, что Уайльд написал оригинальную рукопись на французском!
– Вы были там на премьере, отче?
– спросим заинтересованный Терри... и беседа на некоторое время свелась к тому историческому событию.
– Знаете, отче, - небрежно сказал Терри, позже, - я не собирался брать все это с собой во Францию, но мой руководитель и партнер фактически заставил меня это сделать. Думаю, это был его персональный способ сказать мне, что он ожидает моего возвращения.