Столкновение
Шрифт:
— Значит, ты хочешь выйти замуж за робота.
— Я хочу выйти замуж за стабильного человека.
— За стабильного человека, который, вероятно, не сможет заставить тебя кончить, — слова вылетают изо моего рта прежде, чем я успеваю о них подумать. К моему облегчению, она не обращает на них внимания, но только после того, как закатывает глаза.
— В любом случае, это мой план. Теперь твоя очередь.
— У меня его нет. Я попаду в НХЛ, буду играть изо всех сил и, надеюсь, однажды выиграть Кубок Стэнли.
— А что будет потом? Хочешь ли ты иметь
— Сейчас я об этом не думаю, — когда ты живешь и дышишь хоккеем, не о чем больше переживать. Все мои силы уходят на то, чтобы никого не подвести – ни товарищей по команде, ни тренеров, ни семью.
— Значит, твоя единственная цель – это хоккей и… — она сделала вид, что проверяет свои записи. — Хоккей?
— Именно. Вот почему я ни дня не могу прожить без тренировок.
Удивление отражается на ее лице.
— Ты тренируешься даже в те дни, когда у тебя нет тренировок?
Я откинулся в кресле и кивнул.
— Я должен быть уверен, что не отстаю. Через несколько месяцев я отправлюсь в НХЛ.
Выражение ее лица недоверчивое. Ей требуется несколько секунд, чтобы сформировать предложение.
— Ты думаешь, что тренировки семь дней в неделю полезны для тебя? А когда ты отдыхаешь?
— Я отдыхаю после тренировок и обычно сплю восемь часов.
— Это вредно для здоровья, Эйден.
Ее беспокойство – это не то, в чем я нуждаюсь. Я достаточно наслушался этого от всех окружающих.
— Я нормально с этим справляюсь.
— Но…
— Мы закончили? Мне нужно рано вставать, чтобы еще поработать волонтером, — говорю я с ложным волнением.
Когда она опускает глаза, меня охватывает чувство вины, и я испытываю желание заполнить напряженную тишину. Саммер собирает свои вещи и выходит из кабинета так быстро, что я едва успеваю подумать. Я выхожу вслед за ней, она быстро прощается, когда тяжелые двери закрываются за нами, и уходит в противоположном направлении. Холодный воздух ударяет мне в лицо, когда я накидываю куртку и разглядываю ее непрактичный наряд. Ее полусухие леггинсы и тонкий свитер не предназначены для января в Коннектикуте.
— Где твоя машина? — спрашиваю я ее.
— Я хожу пешком. Мое общежитие вон там, — она показывает в сторону здания, расположенного ближе всех к кампусу.
— Я тебя подвезу.
— Все в порядке, — говорит она, пытаясь укротить свои длинные каштановые волосы, которые развеваются на ветру.
— Позволь мне тебя подвезти.
Она смотрит на меня.
Я смотрю на нее.
Когда кажется, что она предпочла бы остаться здесь и замерзнуть под холодным ветром, я смягчаю свой взгляд.
— Пожалуйста? — я почти не узнаю свой голос, но эта девушка чертовски упряма, и я не хочу, чтобы она гуляла одна так поздно.
Она уступает и идет за мной к машине.
— Это что, стандартная машина для качков?
Щелкнув кнопкой, черный F-450 вспыхивает фарами.
— Я вижу, ты фанатка хоккейных стереотипов.
— Больше похоже на эмпирическое доказательство. Все, что тебе сейчас нужно, – это плейлист в стиле кантри, чтобы
Я открываю дверь и пытаюсь помочь ей сесть, положив руку на талию, но она отмахивается, чтобы самой забраться внутрь. Садясь на свое место, я включаю обогреватель и подогрев сидений для ее мокрых леггинсов. Когда мой Bluetooth подключается, играет первая песня, и, к моему удовольствию, она в стиле кантри.
Она неожиданно смеется, заставляя меня посмотреть на нее, чтобы полностью уловить этот звук. Я думал, что смех Саммер Престон – это последнее, что я когда-либо услышу. Весь вечер я пытался рассмешить ее, и ничего, даже улыбки не было. Но теперь, когда я знаю, как звучит ее смех, я хочу услышать его снова.
Она хмуро оглядывает мою машину.
— Здесь хорошо пахнет.
— Ты обычно ездишь в вонючих машинах?
— Нет, я просто имею в виду, что твое снаряжение, вероятно, находится где-то здесь.
Я покачал головой.
— Оно в багажнике. Не могу допустить, чтобы мое заднее сиденье плохо пахло.
Она фыркнула. Не совсем смех, но довольно близко.
— Ты встречалась с хоккеистом или что-то в этом роде? — спрашиваю я, выезжая на дорогу.
Она смотрит в окно.
— Или что-то в этом роде.
Бывший парень. Очевидно, что ее неприязнь к этому виду спорта вызвана неудачным опытом отношений. Это не может быть только потому, что я ей не нравлюсь.
Остаток пути мы ехали молча, пока я не подъехал к ее общежитию. Она выходит из машины и мчится к входу, прежде чем я успеваю проводить ее. Я наблюдаю за тем, как она заходит внутрь, когда на центральной консоли пищит мой телефон, и я немедленно отвечаю. Пропустить звонок от Эдит Кроуфорд – это не то положение, в котором хочется оказаться.
— Привет, бабушка.
— Ты получил мою посылку? Я попросила Эрика отправить ее по почте, — говорит она.
— Да, всем ребятам они понравились. Я пришлю тебе фотографии.
Она связала свитера для всей команды и не слушала никого, даже свои больные артритом руки, когда последние несколько месяцев провела за вязанием. Она говорила, что это дает ей возможность сосредоточиться на чем-то другом, кроме их бизнеса с закусочной.
Я давно не навещал родной Провиденс, но мои бабушка и дедушка понимают, что мой график настолько плотный, что у меня почти не остается времени на то, чтобы выйти на воздух. Просить их приехать на игры мне кажется неправильным, тем более что им сложно планировать работу своего кафе.
В последний раз, когда на трибунах была моя семья, мне было тринадцать лет, и оба моих родителя пришли на игру. Я помню это ощущение, как будто это было вчера. Я был полон радости, и это была одна из лучших игр в моей жизни. Настолько лучшей, что меня взяли в главную юниорскую команду как игрока младше пятнадцати лет. Это была последняя игра, на которой присутствовали мои родители, и, хотя трибуны заполнены кричащими болельщиками с моим номером, я никогда не чувствовал себя так, как раньше. И думаю, что никогда больше не почувствую.