"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– На улице все еще очень морозно, в библиотеке замерзли чернила и невозможно писать… Лекции в больших аудиториях отменили…
– Ты хочешь меда? – терпеливо повторил Зимич.
– Да, конечно, горячий мед помог бы мне от простуды…
– Боюсь, ничего кроме кулебяки на завтрак нам не подадут.
Он не ошибся. Кулебяка была с визигой.
– Самая главная новость: наше письмо дошло до Государя. Профессора нашли, как его передать, минуя ректора.
Борча обжигаясь хлебал пряный мед маленькими глотками – и кашлял время от времени.
– Сдается мне, это бесполезная затея… – Зимич поморщился.
– Ну почему же? По меньшей мере, Государь будет знать,
– От этого знания ничего не изменится. Давай вторую новость.
– Вместо факультета философии ректор открывает факультет феологии. А его деканом будет Надзирающий из Лиццы, назначенный самим Стоящим Свыше. И это еще не все. Со следующей осени деканом сможет быть только Надзирающий. Кафедру логики переименовали в кафедру мистических практик. И все до единого курсы лекций теперь должны согласовываться с Храмом. Стоящий Свыше прислал комиссию, которая изымает из библиотеки книги, не рекомендованные к прочтению. В комиссии почти пятьдесят человек. Вот, я сумел вытащить несколько книжек… Жаль, что они останутся у меня и не все теперь смогут их прочесть.
– И что профессора? Не возражают?
– Что ты! Еще как возражают! Декан философского факультета – теперь, конечно, бывший декан – предлагает даже вооруженное сопротивление.
– Да ну? И кому он собирается сопротивляться? Ректору или Стоящему Свыше?
– Вот, многие имеют ту же точку зрения, что и ты. Поэтому решено в праздник Сретения собрать как можно больше единомышленников и пройти через весь город. Разыгрывать веселые представления, ну, в общем, разъяснить людям, что конец света – это выдумки, а солнечный мир Добра – обман. И завершить процессию на Дворцовой площади. Многие студенты согласны быть актерами. И некоторые считают, что ты мог бы написать пьесы для этих представлений. Только пьесы нужно приурочить к празднику, обязательно обыграть встречу Зимы с Весной, чтобы не разочаровать простых людей. Согласись, это хорошее предложение. Никакого кровопролития, насилия, сопротивления. И Государь не сможет возразить, а только порадуется, он ведь любит праздники, толпу, фейерверки…
Тревога – неправильная, необъяснимая, мучительная – подняла треугольную гадючью головку, тронула воздух быстрым языком, кольцами холоднокровного тела обвила и сдавила сердце – как кулак.
– И если цель чудотворов и храмовников – власть над умами, а в этом постулате я еще немного сомневаюсь, то подобное представление как раз поколеблет эту власть, – продолжал Борча.
Это было хорошее предложение, честное, правильное. Наивное, а потому не заслуживающее порицания. Раз Надзирающим можно бродить по дорогам Млчаны в рубищах и завывать о конце света, почему нельзя того же ученым? Это было похоже на сказку про людоеда. И неподсудно было, не преступно… Не совсем еще бессмысленно – но опасно. Именно потому, что может что-то изменить, поколебать чашу весов в пользу здравого смысла. И хотелось сказать: «Уезжай отсюда, Борча! Беги куда глаза глядят!» Всем им хотелось сказать, «лучшим людям» университета, которого больше нет, который уже продали Храму. Никто не позволит поколебать чашу весов!
– Да, конечно. Я напишу. Но времени совсем немного, а надо успеть все подготовить.
– Ты, главное, напиши скорей. Я думаю, это должны быть небольшие пьески, чтобы их можно было показывать на ходу. И одна большая, для представления на Дворцовой площади.
25 января 78 года до н.э.с. Исподний мир
Книга о змеях как раз и была той работой, которую упоминал
Сретенье, первая схватка Весны с Зимой, не закончится победой Весны, но эта победа неизбежна. Красивый, жизнеутверждающий образ. Неужели страна вечного лета, которую Надзирающие зовут солнечным миром Добра, прельщает людей сильней, чем жизнь в бесконечном коловращении времен года? Неужели лето покажется кому-то желанным без победы Весны над Зимой?
Зимич отбросил книгу о змеях. Явить миру отвратительное чудовище, напугать людей концом света, предсказать мучения после смерти, чтобы поставить их на колени вокруг солнечных камней? Пусть будет шествие по улицам города, пусть будет колесница, увитая зеленью, пусть Весна побеждает Зиму на радость людям: люди должны радоваться, а не бояться.
В солнечный мир вечного лета никогда не придет Весна!
Сочинять пьесы нравилось Зимичу гораздо больше, чем изучать устройство мозга многоглавых змеев. И к утру следующего дня, когда пришла пора идти к колдуну, одна из них была готова – вчерне. Он прихватил рукопись с собой, вместе со злополучной книгой.
И, что бы Бисерка ему ни говорила, не зайти в цветочную лавку Зимич не мог.
– Надеюсь, сегодня букет? – усмехнулась цветочница, увидев его в дверях.
– Нет. Сегодня один цветок.
– Да ты, братец мой, просто нахал! Все вы одинаковые: пока своего не получите, и корзины с цветами, и колечки-побрякушки, и вино столетней выдержки. А как невинная девушка уступит – один цветок!
– Она сказала, что столь дорогие знаки внимания похожи на подкуп. И велела больше цветов не покупать.
– Да мало ли что она велела? Слушай больше!
– Я и не слушаю. Видите, пришел.
– Даже не знаю, что посоветовать… Один цветок… – проворчала цветочница.
– Я сам выберу. Я посмотрю немного и выберу.
– Вон в тот угол посмотри… – недовольно велела цветочница, и, как всегда, была права: там распустились удивительной красоты белые лилии.
Вообще-то Зимич лилии не любил, но тут… Не просто белоснежные, а немного даже голубоватые, с нежно-зеленой сердцевиной. Холодные, как колодезная вода. Как постель, которую не согреть одним телом.
– За пазухой или сомнешь, или заморозишь, – уже веселей сказала цветочница, когда он расплатился.
– Ничего, недалеко бежать.
Дверь во флигель колдуна снова открыла Бисерка. Оглянулась испуганно, приложила палец к губам, потянулась навстречу: соскучилась.
– Осторожно, – он извлек лилию на свет. – Это всего один цветок. Один цветок можно?
Она не ответила, судорожно прижимаясь щекой к плечу Зимича, – как будто прощалась навсегда. И заговорила нескоро.
– Он завянет, и совсем ничего не останется…
– Останется, – шепнул он, целуя ее в висок. – Я останусь.
– Бисерка, кто там? Это ко мне? – раздалось из кабинета.
– Да, дядя, сейчас! Я провожу.
– Хочешь, я приду ночью, когда твой дядя будет спать?
Она покачала головой: