"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Не прошло и десяти минут, как калитка в воротах распахнулась и к краю рва вышел странный и очень высокий человек – в окружении свиты с факелами. Он был одет в блестящий черный плащ с развевавшимися полами и островерхую шапочку с полями. Вид у него был зловещий – Спаска именно так представляла злых волшебников из дедовых сказок. Но еще более зловещим показался ей свет огня, падавший из распахнутой калитки, словно внутри замка все горело.
– Змай, не пущу, – крикнул хозяин замка, еще не переступив через порог. – Свитко пусть проезжает, а тебя не пущу.
– Девочка
– Все так говорят. И все так думают. Прости. У меня здесь четыре сотни людей, из них больше половины – колдуны. Не открою.
– Девочка здорова, Милуш! Я тебе клянусь!
– Не надо мне твоих клятв – не пущу.
– Тогда я снесу ворота к едрене матери! Открывай, сказал! За шкуру свою трясешься, что ли? Чернокнижник хренов! Жизнь этой девочки стоит всех твоих колдунов, вместе взятых.
Человек, похожий на злого волшебника, ничего не ответил, а через минуту мост, скрипя цепями, плавно поехал вниз. Отец ступил на мост, едва тот коснулся берега рва.
– Так бы сразу и говорил, – невозмутимо сказал хозяин замка, когда отец подошел к калитке.
– А я так сразу и говорил. Только ты не слушал. – Отец, подвинув хозяина плечом, протиснулся ко входу в замок.
В подворотне, как и у городских стен Волгорода, отделяя замок от моста, зияла огненная яма – это ее зловещий свет пробивался из калитки. Через яму была перекинута широкая и толстая доска, смоченная водой, – от нее валил пар. Лошадь Свитко повел к другим воротам.
Человек, похожий на злого волшебника, бесцеремонно взял Спаску за подбородок и приподнял ее лицо.
– Шесть лет… А смотрит так, будто видит межмирье…
Посреди каменного зала – неуютного и холодного – стоял такой же огромный очаг, как в дедовой избе. Только углей в нем было гораздо больше. И кроме их тусклого света, по стенам было натыкано множество смоляных факелов – поэтому потолок сплошь покрывала жирная сажа. Когда дверь в пустой зал открылась, Спаска увидела, как несколько летучих мышей с писком устремились вверх.
– Вас зовут Чернокнижник? – спросила Спаска.
– Меня зовут Милуш-сын-Талич, – холодно ответил колдун, и сразу стало понятно, что дядей Милушем его называть нельзя. – Значит, внучка Ягуты Серой Крысы и Ивки из Синих Сомов… Неплохо получилось. А мальчик? Я слышал, у Ягуты есть и внук.
Голоса в пустом зале раздавались гулко, от этого Спаске становилось еще неуютней.
– Мальчик умер, – ответил отец. – И… он мог бы стать сильным колдуном, но и только.
– Он мог бы стать очень сильным колдуном… – едко заметил Милуш. – Что в Волгороде?
– Потом поговорим, – пожал плечами отец. – Не здесь.
– Ладно. Детка, подойди сюда. – Чернокнижник подтолкнул Спаску к очагу. – Погляди хорошенько. Что ты видишь кроме углей?
Воздух над очагом дрожал, морщился, но ничего, кроме стены напротив, Спаска не видела.
– Я вижу стену, – ответила она.
– Очень хорошо. Смотри на нее внимательней, не отводи глаза и старайся не смаргивать. А я тебе помогу.
Милуш подошел к странному круглому столику неподалеку от очага и взялся за колотушку.
Вспыхнули угли в очаге – быстрое синеватое пламя заплясало перед глазами, свиваясь в видения гораздо более яркие, чем грезы о хрустальном дворце.
– Крепость. Я вижу черную крепость.
В грохоте барабана никто не услышал ее слов.
Неприступная твердыня мрачной громадой поднималась над болотами; стены ее из желтого некогда известняка изгрызла сырость, они почернели, осклизли, кое-где покрылись зеленым налетом мха, кое-где слоились и осыпались. Тяжелый подъемный мост был перекинут через ров, который загнил и зарос тиной, продолжая, впрочем, еще надежней защищать крепостные стены: через него нельзя было перебраться ни на лодке, ни вплавь. Насыпной холм просел под тяжестью стен, расплылся, как кусок сырого теста, но башни крепости все равно смотрели далеко за горизонт, направив жерла пушек на подступы к стенам. Кто знает, может быть, стены ее почернели от щедро пролитой на них крови?
Кровь лилась на стены вместе с кипящей смолой, крючья цеплялись за камни бойниц и поднимали приставные лестницы – люди рубили веревки, отталкивали лестницы от стен; топоры проламывали плоские блестящие шлемы – сабли вспарывали животы; стрелы тучами летели из-за стен вниз – арбалетные болты выбивали из стен куски камня. Рухнули тяжелые ворота, толпа хлынула внутрь – с лязгом упала кованая решетка, преграждая толпе путь назад, и смола кипела на лицах и плечах, и горящее масло лилось на плоские шлемы, и стрелы пробивали доспехи навылет, выплескивая кровь из ран на стены. И реял над воротами стяг с белой совой, раскинувшей крылья, – хищная птица словно искала жертву с высоты своего полета.
Хищные птицы питаются мясом – темной ночью белой сове привезли целую телегу человеческого мяса. И равнодушные мясники на куски рубили раздутые трупы, и летела черная смерть за стены города, и шлепками прилипала к брусчатке…
Бой барабана смолк в мгновенье, только эхо осталось витать под потолком – развалины черной крепости пожирало болото, и только тени прошлого бродили меж руин да порастала зеленым лишайником гранитная брусчатка.
– Ты чем думал? – орал отец, все еще перекрикивая гром барабана.
Спаска оглянулась: он держал Чернокнижника за ворот плаща, прижимая к стене. На лице Чернокнижника не было страха – только равнодушие.
– Ты чем думал, я тебя спрашиваю? Даже Ягута такого паскудства не делал! Она же дитя!
– Успокойся. – Чернокнижник брезгливо оттолкнул руку отца. – Можно подумать, я ясновидец. Детка, ты что-то видела?
– Я видела черную крепость, – ответила Спаска. Сердце билось спокойно и ровно.
– Она видела падение Цитадели. Она… – Отец задохнулся.