"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– То есть не межмирье? Жаль.
– Она видит гораздо дальше, чем просто межмирье. Она… снимает кожу с времен… Ягута никогда при ней не бил в барабан, никогда!
– К сожалению, чтобы принимать энергию добрых духов, надо выходить в межмирье, а не снимать кожу с времен.
– Я умею выходить в межмирье, – тихо сказала Спаска. – Только здесь нельзя… Здесь дверь далеко…
– Что? Ты уже встречалась с добрыми духами? – Милуш подлетел к ней коршуном.
– Да. Мне не надо барабан. Мне надо танцевать. И надо дудочку.
– Дудочку? Дудочку… – Милуш задумался на секунду, а потом схватил Спаску за руку и потащил к двери. – Пошли. Во двор пошли, раз тут дверь далеко.
– Куда? – Отец взял
– Ничего, обсохнет.
Во дворе шел снег – настоящий белый снег. Он падал на мощенную камнем землю и не таял.
– Факелы! Факелы несите! – командовал Милуш своей свитой. – Я должен все видеть!
Привлеченные шумом и светом факелов, поглядеть на Спаску вышли чуть ли не все обитатели замка – они почему-то не спали. В деревне в это время все спали, кроме деда, Гневуша и Спаски. Только Гневуш не умел выходить в межмирье.
Маленький дворик со всех сторон был окружен лабиринтом построек, люди толпились на галереях и открывали окна, чтобы посмотреть на происходящее.
– А дудочка? – спросила Спаска.
– Дудочки не будет. Но у меня есть кое-что получше.
Чернокнижник поманил пальцем одного из слуг, и тот с нарочитой осторожностью протянул ему махонький сундучок. Такого немыслимого волшебства не было даже в хрустальном дворце! Стоило завести сундучок ключом и открыть крышку, как нежные колокольчики тоненько заиграли тихую мелодию. Спаска разглядывала чудесную вещицу с открытым ртом, едва не забыв, что на ней вместо рубахи для колдовства три взрослые юбки, и чулочки с подвязками, и красные сапожки. Как, наверное, будет красиво, если она станцует во всем этом под волшебную музыку из сундучка…
Никто не учил Спаску танцевать, танец шел откуда-то изнутри, а тут снежинки кружились со всех сторон – и Спаска кружилась вместе с ними. Колокольчики-льдинки вызванивали нежную мелодию, и если болото скрадывало звуки, то здесь, среди камня, каждый звук длился долго, тонко вплетаясь в предыдущие и следующие. И хотя людей было много, все молчали – только факелы потрескивали потихоньку. Спаска знала, что выходит в межмирье не так, как остальные. Ей не надо было долго смотреть перед собой, направляя взгляд вдаль, – она одновременно видела и мир вокруг, и межмирье, и добрых духов по ту сторону границы миров. Она танцевала им, и те с готовностью отдавали свою силу – иногда за время танца Спаска могла принять силу десятка добрых духов. Она безошибочно чуяла свет солнечных камней, с легкостью отличала добрых духов от глупых или злых и вовсе не считала путешествия по их миру опасными. Ей не требовались проводники, хотя дед прикармливал росомаху и двух ворон и Спаске нравилось путешествовать по мирам вместе с ними.
В этот раз ей хотелось танцевать бесконечно – под волшебную музыку, в юбках, развевавшихся в такт ее танцу, с волшебными снежинками на волосах. Но особенно ей хотелось удивить ворчливого Милуша – чтобы отец мог ею гордиться. И она танцевала и танцевала, порхала бабочкой от одного доброго духа к другому, не чувствуя насыщения. Дед считал, что она еще не умеет толком отдавать полученную силу, и только это остановило ее в конце концов: Спаска замерла на минуту, покидая и мир духов, и межмирье, сосредоточилась на том, что окружало ее в действительности: каменные стены, маленький дворик, гранитная брусчатка… А потом поднялась на ноги и закружилась, свивая воздух в маленький вихрь вокруг себя. Снежинки полетели по кругу, все быстрей и быстрей, ветер завыл в ушах, в вихрь вплетались новые и новые струи – Спаска направляла их в небо, чтобы не причинить вреда постройкам. Ветер ревел со всех сторон, гасли факелы, хлопали ставни – в небо, в небо, а не по сторонам! Дед всегда очень сердился, если вихрь у Спаски получался слишком широким. Но
Во дворе еще продолжался кавардак – в полной темноте разбирались с упавшей галереей, затыкали подушками окна с сорванными ставнями, кто-то громко ругался из-за разбитых стекол мозаики. Но Спаска слышала удивленный и одобрительный гул вокруг.
Быстро вспыхнули факелы, Спаска стояла посреди дворика – у нее кружилась голова, и она боялась сдвинуться с места. Отец сам подошел к ней, опустился на одно колено и покачал головой.
– Я знал… – выговорил он. – Я знал, что не ошибся.
Чернокнижник хотел накрыть стол в огромном и пустом зале, но отец настоял на ужине в маленькой теплой комнате, которую обычно занимал, бывая в замке. Спаске эта комната маленькой не показалась – в ней стояли две огромные кровати, два сундука, очаг с дымоходом в углу и длиннющий обеденный стол. При этом одна кровать стояла в алькове и отделялась от комнаты бархатным пологом. В комнату можно было войти прямо со двора, поднявшись по крутой лестнице, или из полутемного коридора, который вел в покои Чернокнижника.
А еще отец потребовал няню для Спаски, уверенный в том, что сама она слишком мала, чтобы раздеться и улечься спать. Няня Спаске не понравилась – ее звали баба Пава, и она сразу же начала ворчать на отца, – мол, девочке рано носить юбки, и чулочки недостаточно теплые, и спать ей нужно в отдельной комнате, чтобы не раздеваться на глазах у мужчин. Отец не возражал, только виновато кивал головой.
Сразу четверо слуг накрывали обеденный стол – Спаска даже представить себе не могла такого ужина, в деревне столько блюд на стол не ставили даже по праздникам.
Вскоре явился и Милуш – мрачный и снова чем-то недовольный – и водрузил на стол три пыльные бутылки вина (один из слуг тут же принялся их протирать).
– Сам выбирал. Едва ли не лучшее лиццкое вино.
– Надеешься, я забуду, что ты меня пускать не хотел? – усмехнулся отец.
– Пустил же. Садись. Ужинать давно пора. Тут не до пиров нам, конечно, но бьем скотину почем зря – кормить нечем, – сказал Милуш, наливая вина отцу (слуг он выгнал прочь). – Не знаю, как до весны дотянем. Кругом разбойники брошенные дома обирают, перепьются и сено жгут, дома – на потеху.
– А я много раз говорил, почему в Верхнем мире нет оспы, – проворчал отец.
– Ну и говорил… – ответил Милуш. – А я не верю.
– А вот храмовники верят. И ты мог бы давно испробовать это на себе.
– Змай, у меня не девять жизней, как у некоторых, а единственной я рисковать не намерен. Неужели все мнихи такие смельчаки?
Он подозрительно косился на бабу Паву, словно та мешала ему вести разговор. Впрочем, та, накормив Спаску, немедленно повела ее мыться и спать. Спаска никогда так не мылась – не в бочке, а встав ногами в корыто. Баба Пава поливала ее горячей чистой водой из красивого серебряного ковша. Наверное, так жили настоящие царевны…
Баба Пава ушла только тогда, когда Спаска притворилась спящей.
– Милуш, ну ты же видел это! Сам видел! – сказал отец, когда дверь за бабой Павой закрылась.
– Видел. И что?
– Она на самом деле станет приёмником Вечного Бродяги.
– Змай, Вечный Бродяга – это сказка, а ты – прожектер.
– Это уже не сказка. Я знаю, что говорю.
– Лучше бы ты занимался делом. Хотя сами по себе способности девочки интересны. Ты не знаешь, у нее что, уже была первая луна?
– С ума сошел? Какая луна? Ей шесть лет! – возмутился отец.