"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– Ну, так сразу и жизнью! Змай же сказал: они не зажгут солнечных камней.
– А если бы ты мог ценой своей жизни прорвать границу миров, ты бы это сделал?
– Даже не задумался бы, – серьезно ответил Славуш.
– Но почему, почему? Ведь тогда ты уже не будешь жить в мире, где светит солнце!
– Ну и что? Мир как-нибудь обойдется без меня. Но, увы, я не могу прорвать границу миров.
Волчок почему-то подумал, что он не кривит душой.
Темнело. И отроческое лицо Славуша вдруг показалось очень красивым, мужественным. Словно его освещал не только далекий огонь, но и странный свет изнутри.
И, будто смутившись своих слов,
– Змай, не пора еще?
– Пусть стемнеет, – ответил тот, оглянувшись.
– Когда еще стемнеет! Поздно уже, все глупые духи давно спят!
– Все глупые духи стоят перед своими прозрачными окнами и дрожат, – весело ответил Змай, поднимаясь. – И правильно дрожат! А на светлом небе будет плохо виден красный луч.
Он подошел к Спаске и Славушу и присел рядом.
– Славуш, ты за ней присматривай. Доверяю тебе самое дорогое, так что постарайся оправдать… доверие. Может статься, что чудотворы начнут за ней охотиться, так что гляди в оба. Милуш, старый хрыч, проморгает все на свете, надежда только на тебя. – Змай балагурил и зубоскалил, но волнение его чувствовалось все сильней. Или… Когда он подошел так близко, Волчок заметил не только волнение. Что-то похожее на невидимое пламя трепетало в воздухе вокруг Змая.
– А почему чудотворы начнут за мной охотиться? – спросила Спаска.
– Потому что я для них неуязвим. Они будут искать мои слабые места, а ты и есть мое слабое место.
С болота крикнула ночная птица – громко и тревожно. И Волчок кожей ощутил тревогу, витавшую вокруг. Что-то страшное должно было случиться. Понятно было, что ненависть, о которой говорила Спаска, повернется в сторону чудотворов, но… даже находиться рядом – и то было опасно, а уж встать у нее на пути!..
Весенний день гас медленно и растекался по небу багряным заревом. На востоке уже чернела ночь, на юге громаду Змеючьего гребня подсвечивали костры с Лысой горки, а запад пылал зловещим малиновым огнем, словно предвещал беду. Вместе с закатом догорал костер, угли уже не давали света, и люди вокруг него притихли – трепещущее невидимое пламя охватило всех вокруг. Ожидание становилось все напряженней, все тягостней, бежали минуты, остывал закат, ночными звуками полнилось болото.
Спаска и Славуш подобрались ближе к померкшим углям, Милуш, отошедший на несколько шагов, глядел в сторону Лысой горки, и трое вояк, вставших на ноги, насторожились, опустили руки на рукояти топоров. И так получилось, что Змай стоял теперь чуть в стороне, за какой-то очерченной им самим гранью – напротив всех, словно отмежевавшись.
– Сейчас они начнут, – сказал Милуш и повернулся к Змаю.
Тот кивнул.
– Ну что? – Милуш шагнул к нему. – Удачи тебе, Живущий в двух мирах…
От этих слов вздрогнули все, не только Волчок.
– И хотя я не верю в твою авантюру, – продолжил Милуш, – все равно: удачи тебе и всем нам.
Они обнялись, Милуш как бы невзначай провел тыльной стороной ладони по глазам, и вперед выступил Славуш.
– Удачи тебе. И… пусть они нас боятся. Я верю в пророчество. Пусть они поверят тоже.
Спаска ничего не сказала отцу, только обняла его на прощание и отошла в сторону, словно боялась ему помешать.
Вязкая сырая темнота простерлась до самого горизонта, ночное болото дышало и вздрагивало, и на фоне неба силуэт Змая показался вдруг маленьким, как фигурка оловянного солдатика на настоящем поле боя. Он пошел вперед, но вскоре оглянулся, улыбаясь, – и, несмотря на темноту, Волчок мог поклясться,
– Ну, я пошел… Скоро меня не ждите.
В ответ на его слова густой воздух болота донес от Лысой горки далекий рокот барабанов. Змай стоял и смотрел вперед и вверх. И Волчок увидел вдруг ту силу, что Спаска назвала ненавистью, и не только ее – громаду лет, века ожидания и отчаянья, которые подпитывали эту ненависть.
Она хлынула из межмирья мутным потоком, сметающим все на своем пути. Слабо вскрикнул Градко, но никто не оглянулся. И сам Волчок отшатнулся от бойницы – он ждал чего угодно, только не этого: черные крылья (чернее ночных туч) раскинулись на полнеба, восемь шей изогнулись и восемь ртов выплюнули молнии в тонкую границу миров – земля дрогнула по обе ее стороны. Тяжелый гибкий хвост хлестнул по земле – в стороны брызнула болотная грязь. Когти рванули мох, восемь голов разом устремились к туманной перепонке, натянутой меж мирами, – и толчок этот был так силен, что болото не поглотило дрожи земли.
Дрогнула крепостная стена, изъеденная сыростью, с потолка ниши покатились мелкие камешки.
– О Предвечный… – выговорил Волчок одними губами.
За каждый сгнивший в поле колосок, за каждый дождливый день, за каждую пядь заболоченного леса… За каждую безвременную смерть, за каждого неродившегося младенца…
– Бей их, Живущий в двух мирах! – крикнул вдруг Славуш. – Слышишь? Кто-то же должен призвать их к ответу!
Восемь змеиных голов одновременно выбросили восемь желтых молний, а потом всей тяжестью ударили в границу миров – крепостную стену качнуло сильней, за шиворот посыпался песок, перемешанный с камешками. И, наверное, стоило выйти из ниши, но Волчок не мог оторваться от жуткого и величественного зрелища.
И снова сверкали молнии, и тряслась крепостная стена, и дрожало дряблое тело болота, а потом Змей, сделав три легких прыжка по кочкам, взлетел – и всех, кто стоял перед стеной, обдало ветром из-под его крыльев; на долгие секунды смолкли барабаны на Лысой горке – Змей поднялся в небо в полной тишине и растворился во тьме низких туч.
19 мая 427 года от н.э.с. Вечер
– Ну, Ничта, я не вижу причины… – замялся дворецкий.
То, что он обратился к Важану по имени, уже сильно удивило Йоку.
– Я сказал, покажи руки. Смотри, Йелен. Этими золотыми руками была сделана сложнейшая операция по пересадке плодного яйца от женщины к росомахе. И плодное яйцо прижилось. Такое могли сделать только золотые руки, Йелен.
— Ничта, ты, как всегда, преувеличил, — улыбнулся дворецкий и повернулся к Йоке: — Никакая пересадка плодного яйца росомахе не могла создать Вечного Бродягу, для этого нужно было сперва изменить наследуемые способности его родителей, а это заслуга профессора. А росомаха — это следующий этап, ее кровь дает возможность видеть и пересекать границу миров, для того я и сделал операцию.
– А росомаху что, отпустили? – обалдело спросил Йока.
– Она сбежала! – сказал Цапа, и все трое расхохотались. Только смех их был каким-то странным: то ли грустным, то ли радостным. Даже Важан стер платком набежавшую слезу.
– Да, Йелен, теперь легко говорить, а тогда… Тогда мы были уверены, что потеряли Вечного Бродягу навсегда. И жизнь Мирны… жизнь женщины, которая ради этого пожертвовала собой, отдана напрасно.
– Ее звали Мирна? – Йока наморщил лоб. Он совсем недавно где-то слышал это имя… Еще вчера… Или позавчера?