"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Если бы все было так просто! Разговор в кухне закончился быстро – бессонная ночь и трудный день валили с ног всех, даже бога Исподнего мира.
Ничта поднялся в спальню, намереваясь немедленно лечь в постель, но остановился на пороге, держась за ручку двери. Если бы все было так просто! Оцепенение за грудиной появилось внезапно, расползаясь в стороны, как морозный узор по стеклу. Нужно выйти на воздух, нужно выбросить из головы тяжелые мысли, отрешиться от чувства вины – не время болеть. Ничта вернулся на лестницу и начал подниматься в башню – ему хотелось порывистого ветра, который в этом мире есть только возле его фонтанов и на большой высоте. Но, проходя мимо комнаты для гостей, остановился: сквозь щель под дверью на ковер пробивалась полоска света – Черута оставил мальчику
Йелен спал, свернувшись калачиком и закутавшись в одеяло.
Ничта не сомневался, что подобные трагедии в юности только закаляют характер, делают человека жестче. Учат различать главное и второстепенное, словно счищают шелуху. Но в чем-то Охранитель прав: это он, Ничта, лишил мальчика матери. Лишил, может быть, самого главного, что делает ребенка человеком, нормальным человеком. И если судья Йелен худо-бедно справился с обязанностями отца, то Ясна Йеленка мать ему не заменила.
Еще три недели назад мальчишка хотел стать путешественником… Этому миру не пригодятся ни его ум, ни его честолюбивые желания – только небывалая способность вбирать в себя энергию стихий. Ему больше не нужно учиться – знания ему не понадобятся. Не нужно заботиться о его здоровье, не нужно передавать ему опыт. Ничто не пригодится ему в будущем. Ничто, кроме силы на прорыв границы миров. Как странно… Раньше это не приходило Важану в голову. Он много лет имел дело с подростками и с легкостью представлял их будущее. Он работал на их будущее, и это придавало его существованию высший, философский смысл. Йелен мог бы иметь блестящее будущее, он мог бы изменить этот мир. Впрочем, он и так изменит мир. И для этого потребуется вся сила его характера.
Мальчик всхлипнул во сне.
Бранко Божич
Стоящие свыше. Часть IV. Пределы абсолюта
Только дети верят, будто днем зло спит.
19 мая 427 года от н.э.с. Исподний мир
Спаска привыкла к бесконечным отлучкам отца, и без него в замке ей всегда становилось пусто и холодно. Но в этот раз пустота казалась ей особенно глубокой, безысходной даже. Она не любила оставаться одна в комнате и, хотя запиралась на ночь, все равно часто просыпалась и подолгу не могла уснуть. Позвать к себе бабу Паву – просто чтобы не быть в одиночестве – она не желала, ей было бы неприятно, если бы та заняла постель отца.
Нет, она не верила, что кто-то может просочиться в комнату сквозь стену или забраться в окно, – просто слишком хорошо знала, что дверь можно сломать, а окно выбить. Стены замка не казались ей надежными, а все его мужчины, вместе взятые, не смогли бы ее защитить так, как отец. Без него она становилась уязвимой, и пока лишь с одним человеком она чувствовала себя защищенной – с Волче. Нет, она понимала, что Волче, в отличие от отца, не всесилен, что только в сказках о хрустальном дворце богатырь на вороном коне способен победить сонмище врагов, – в жизни все иначе. Но рядом с ним ей было спокойно. Спокойней, чем за каменными стенами замка. Рядом с ним она боялась только за него.
И теперь, просыпаясь по ночам в темной и пустой комнате, она замирала от страха, думая то о Волче, то об отце. И не хрустальный замок грезился ей в полусне, а смертоносный красный луч, рассекавший грудь отца, – Спаску пробивал озноб, дыхание останавливалось от ужаса, сердце то замирало, то колотилось изо всех сил, и уснуть после этого она не могла. Сабля гвардейца, с которым Волче сражался на болоте, летела на пядь выше, чем тогда, апрельской ночью, и попадала не в плечо, а в шею. И невозможно было ее остановить. И жить после этого тоже было невозможно. Боль и страх – отец был прав. Бесконечные ночи, полные боли и страха, – за несколько минут маленького счастья.
С тех пор как Волче обнял ее, назвал самой прекрасной девочкой, Спаска перестала вдруг стыдиться себя, и даже наоборот: ей хотелось поделиться с кем-нибудь, спросить совета. Обычно она старалась не вспоминать о
У нее не было подруг, в замке не нашлось ни одной девочки, хоть немного близкой по возрасту, – только иногда из соседней деревни приезжали две сестрички-двойняшки, на год старше Спаски. Обе вышли замуж не так давно, и Спаска не знала, будут ли они теперь говорить с ней как раньше, – у нее в деревне молодухи держались особняком.
Она бы поделилась с тетушкой Любицей, но та была далеко. А баба Пава… Спаска знала, что скажет баба Пава: что Славуш, знатный, ученый и богатый, гораздо больше подойдет царевне, чем неотесанный гвардеец, за всю жизнь прочитавший десяток книг, семь из которых – Свидения Айды Очена. И жизнь которого не стоит медного грана – что бы ни пообещал отец. Потому что, если с Волче что-то случится, отец узнает об этом слишком поздно.
В середине мая в замок приехала семья Красных Кукушек – погостить у родственников, – и Спаска с трудом узнала младшего братишку: Ладуш вытянулся за зиму, стал серьезней и спокойней и теперь как две капли воды был похож на Гневуша, каким его помнила Спаска. Только на лице мальчика высыпали веснушки – от непривычного солнца, которое светило после праздника на Лысой горке. Он совсем не помнил ни маму, ни деда, ни Ратко – и не понимал, почему Спаска зовет его братом. У Кукушек не было своих детей: новый отец вкладывал в мальчика всю душу, растил преемника, зная, какая сильная кровь течет в его жилах, а названная мать не чаяла в нем души. Они не очень радовались, когда Спаска встречалась с братом, а ей было больно видеть, как Ладуш зовет матерью чужую женщину. Она вспоминала, что Милуш предлагал и ее отдать в семью Красных Кукушек, и при этом как-то особенно остро скучала и об отце, и о маме.
В ту ночь Спаске приснился жуткий сон. И очень хотелось забыть его, навсегда выбросить из головы, но мысли сами возвращались к нему снова и снова. Ей снилось, как они с Волче в сумерках идут по улицам Хстова. И сумерки эти странные, полупрозрачные, словно воздух вокруг светится мертвым, серым светом. Волче держит ее за руку, и, казалось бы, нечего бояться, но ей почему-то страшно. Никого нет вокруг, словно город вымер. Не слышно ни чужих голосов, ни шагов, ни чужого дыхания, и в этой неживой тишине навстречу им выходит стая огромных лохматых собак. Собаки молчат, в сером свете сумерек сверкают их плотоядные глаза и проблескивают острые клыки. На загривках собак поднимается шерсть, они прижимают уши и скалятся – они угрожают, их много, они страшней волков, потому что совсем не боятся человека. А Волче идет им навстречу и словно не замечает опасности. И Спаска кричит ему: «Волче-сын-Славич! Постойте! Не надо, давайте обойдем!», но он отвечает ей спокойно: «Ты только мне доверяй…» А собаки все ближе, и Спаска смотрит на лицо Волче, закрытое капюшоном, стараясь понять, что же происходит. И дергает его за руку изо все сил – он поворачивается к ней, и Спаска видит, что у него на лице нет глаз.
Она проснулась от ужаса в пустой темной комнате, захлебываясь сбившимся дыханием, под грохот собственного сердца. И гнала, гнала сон из головы, сжимаясь в комок и ломая руки. Если бы она могла плакать, она бы заплакала.
За окном стояла глухая полночь – значит, проспала она не больше часа. Воздух в комнате показался Спаске вязким, густым. Она не хотела больше оставаться в постели, в этих стенах, наедине со своим ужасом и болью, – накинула плащ и вышла сначала во двор (слишком темный и мрачный, похожий на дно колодца), а потом поднялась на стену замка.
Ночь была звездной, но безлунной. В покоях Милуша светилось окно – неровным оранжевым светом чадящих факелов, – и от этого стало немного спокойней: не все в замке спят. Полуночник Милуш еще не ложился, а Свитко, наверное, уже встал – он всегда просыпался до света и выходил в межмирье. Наверное, и его добрый дух был ранней пташкой.
Спаска окинула взглядом темноту болота – оно снова шептало что-то, звало кого-то, алкало, требовало, обещало… Когда Спаска слышала его голос, то всегда вспоминала Гневуша, и теперь подумала о младшем братишке – вдруг болото позовет и его? Вдруг захочет забрать в свое чрево будущего сильного колдуна?