"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
– …Спрятался третий легат за портьерой, стал ждать, когда капрал к его дочери явится. Часы бьют полночь, входит капрал и шестеро гвардейцев. Капрал командует: «Двое к окну, двое у двери, двое – к портьере». Ну и залез к дочери в постель – третий легат и не шевельнулся. Утром дочь ему: «Тата, какой он любовник, какой любовник!», а третий легат ей: «Да что там любовник! Ты посмотри, как он службу знает!»
Волчок уже слышал эту байку, а вот Градко в соседней нише потихоньку хрюкнул в кулак. Трое вояк расхохотались, и только потом один заметил:
– Ага, а замуж-то
– Капрала можно и в любовниках оставить, муженьку-то ее только десятый годочек пошел! – сказал другой, и все снова захохотали.
– Я вам сейчас еще байку расскажу, как третий легат за племянника Государя дочь сватал…
Спаска сидела к Волчку спиной, ее лица он не видел – она же смотрела на болото, в сторону Змеючьего гребня. И сальные шутки четверых мужчин ее совсем не смущали. Хотел бы Волчок изловить какую-нибудь тень Цитадели, чтобы та шепнула на ухо Спаске, в какую сторону нужно смотреть. Только однажды она тронула Змая за плечо и что-то шепнула ему на ухо, скосив глаза на стену. Тот кивнул, улыбнулся и тоже что-то ей шепнул. Не может быть, чтобы она не чувствовала взгляда в спину…
Ждать Чернокнижника пришлось недолго – он появился на горизонте примерно за час до заката. И не узнать его было невозможно: только он носил такую нелепую островерхую шляпу. С ним снова шел тонкий юноша с луком, и Волчок узнал его, когда он подошел ближе, – это был тот самый лазутчик, который кинул Волчку в грудь невидимый камень. Тот, кого отпустили чудотворы, – Змай, помнится, просил и об этом никому не говорить. А еще Волчок смутно припомнил, что зовут этого парня Славуш… И, наверное, именно его имел в виду Змай, когда говорил Волчку: не про тебя девка… За пять лет юноша не сильно изменился, только цыплячья худоба стала утонченностью. И, пожалуй, он все так же напоминал лисицу, хотя Волчок подумал это от досады. Несмотря на острый нос, красивый был юноша, хоть и выглядел моложе своих лет.
Конечно, сидевшие у костра тоже заметили Чернокнижника издалека, но не подали вида, продолжая хохотать над байками Змая. И только когда Милуш подошел совсем близко, Змай поднялся ему навстречу.
– Что-то я не понял, чем это вы здесь занимаетесь? – недовольно спросил Чернокнижник.
– Мы тут… это… змея запускаем, – ответил Змай.
– Что-то незаметно, – проворчал Милуш.
– Да вот сейчас посидим еще немного и начнем.
Только тут Волчок заметил, что Змаю вовсе не так весело, как казалось. Нет, не приход Милуша его взволновал – он словно вспомнил о чем-то, и смех его стал заметно натянутым.
– Я надеюсь, ты выспался, – бросил ему Чернокнижник, садясь к костру.
– Ну да. Продрых весь день, как сурок.
– Может, ты еще и поел? – заговорил Славуш, остановившись рядом со Спаской и положив руку ей на плечо. И, наверное, жест этот был привычен им обоим: Спаска взяла его за руку и потерлась о нее щекой.
– Сын-Ивич, твоя ирония кажется мне неуместной, – ответил Змай, и было понятно, что он шутит, – только невесело у него это получилось.
– Послушай, Змай… Мне тут пришло
– Они не зажгут солнечные камни. Они их погасят, когда увидят меня. Им не хватит мощности аккумуляторных подстанций. На самом деле понадобятся прожектора, и уже не для отвода глаз, а чтобы освещать небо. И фотонный усилитель – другого оружия против меня у них нет. Но нарушать соглашение я не советую: на Змеючьем гребне, кроме трех сотен стрелков, за вами следят два чудотвора. И если что-то пойдет не так, вас просто перестреляют.
– А ты не боишься, что они перестреляют нас, как только ты появишься в Верхнем мире?
– Они этого не увидят. Вас они видят в межмирье, а меня там не будет. Но все равно, сворачивайтесь как можно скорей и уходите с Лысой горки в замок.
Мимо Волчка пригнувшись проскользнул Муравуш – направился к нише, где прятался Варко: не было сомнений, он собирался послать кого-то к Огненному Соколу, предупредить о неведомой опасности, грозящей чудотворам. Они оба отошли от бойниц на безопасное расстояние, о чем-то поговорили, и Муравуш вернулся на место – Волчок не ошибся. Задержать Варко он бы не смог, но ему показалось, что Змай прекрасно знает о гвардейцах в двадцати шагах от костра и не боится говорить. А значит, пусть Варко идет и докладывает Огненному Соколу – это ничего не изменит.
Спаска поднялась с места, держась за руку Славуша, и они вдвоем немного отошли от костра – сели на камни едва ли не у самой стены. Теперь малейшее движение кого-то из гвардейцев могло их выдать.
– Волнуешься? – спросил Славуш.
– Я не волнуюсь. Я боюсь. Отец говорит, что любовь – это боль и страх. И… я очень боюсь. Все это не кончится добром.
– Змай слишком долго ждал этого дня. Ты же не думаешь, что сможешь его остановить?
– Остановить? Нет, его ничто не сможет остановить. Эта сила… Она сожжет его, если он не найдет ей выхода.
– Ты знаешь, что это за сила?
– Это… ненависть, – тихо ответила Спаска. – Вот я ненавижу болото, за то что оно забрало Гневуша. Ненавижу Храм, за то что гвардейцы убили маму. А представь себе – ненависть всего мира. Мне кажется, она ведет счет всем смертям, каждой струйке дождя, каждому сгнившему колоску. Помнишь, как мы с тобой зашли в храм и ты в первый раз увидел реку любви? Каждая частичка этой любви – капля крови нашего мира. И ненависть… она помнит каждую каплю. Она хочет вернуть все, разом…
– Для этого Вечный Бродяга должен прорвать границу миров? Ты веришь в это?
– Да. Но отец говорит, что на это нельзя уповать… Славуш, а ты совсем не боишься?
– Чего? – улыбнулся тот.
– Желтых лучей, например… Вдруг отец ошибся и чудотворы зажгут их в самый неподходящий миг?
– Волков бояться – в лес не ходить.
– Объясни мне, а зачем тогда вообще ходить в лес?
– Как зачем? – Он рассмеялся. – Завтра будет солнечный день, разве оно того не стоит?
– И ради нескольких солнечных дней ты готов рисковать жизнью?