"Стоящие свыше"+ Отдельные романы. Компиляция. Книги 1-19
Шрифт:
Крапа нарочно сел за стол начальника заставы так, чтобы видеть столы гвардейцев, но Желтого Линя не нашел. Тот был довольно рослым – для простолюдина, конечно; в Исподнем мире и Красен считался высоким, потому его все принимали за аристократа.
– А где же мой знакомец? – спросил он между делом.
– Зеленый Налим? – подмигнул ему начальник заставы.
– Вроде больше у меня тут знакомцев и нет… – улыбнулся Крапа.
– Он в отпуске. Получил за особые заслуги перед гвардией, Знатуш третьего дня привез приказ из Хстова.
– Ах Знатуш привез… – кивнул Красен. Интересно, за
– На пять дней.
Уж не искусная ли ложь чудотвору – особая заслуга перед гвардией? Крапа и продолжал бы так думать, если бы не прислушался к разговорам гвардейцев, сидя в комендантской. А говорили они о восьмиглавом змее, которого якобы видели над болотом. И о Чернокнижнике, который знает заклинание, способное разбудить спящего змея, а когда надо – снова погрузить в сон. И о том, что иногда Змеючьего гребня не видно, – значит, змей проснулся и летает где-то поблизости. Но самое страшное: этот змей человеком может прикинуться! Встретишь его на дороге и не поймешь, кто рядом с тобой, пока он змеем не обернется и тебя не сожрет.
Вот за эти россказни Желтый Линь и получил отпуск… Одно из двух: или храмовники сами догадались воспользоваться сказками про змея, или… или Инда Хладан начал игры с Исподним миром до утверждения планов Афраном, через Явлена.
А ученый строитель – бодрый сухой старикашка лет пятидесяти – оказался самоучкой, от трудника лавры поднялся до таких солидных высот. Смекалистый он был, опытный и добросовестный, и, глядя на него, Крапа подумал, что, родись он здесь, в этих болотах, и сам бы уже считался стариком, и выглядел бы как старик. Ученый строитель страдал астмой: хоть и бегал бодрячком, а в груди у него свистело так, что издалека было слышно. Здесь, в вечной сырости, он бы долго не протянул…
Чертежи, привезенные Крапой, старик разглядывал с благоговением – ему уже сообщили, что Надзирающие получили помощь от самих чудотворов, и белоснежная бумага, на которой были сделаны рисунки, служила тому подтверждением. Но через час разговора ученый строитель перестал бездумно кивать и разевать рот, еще полчаса вникал в содержимое чертежей, а потом и вовсе начал поправлять «ученых строителей» Тайничной башни.
– А если вот так крепеж сделать? На клин его пустить?
Крапа не был инженером, но решил, что в фортификации старик разбирается получше, чем все инженеры Славлены, вместе взятые.
– Нет, так вообще ничего не выйдет! – восклицал ученый строитель. – Всосет трясина.
– А если колдуны ветром со стен дунут? За что этот щит будет держаться?
– Ну, тут у меня все давно скумекано! Видели, какие щиты я делаю? С дырьями! Бревна не плотно друг к другу подгоняю. Весь ветер сквозь дырья и пролетит. А чтобы ходить было удобно, сверху плетеные настилы. А если сплошной щит будет, так ветром и сваи вырвет – чай, не твердая земля, грязь сплошная. Тут только одна у меня промашка вышла: если змей налетит, очень ему удобно эти щиты цеплять когтями получится. Но, я посмотрел, гореть они будут плохо, бревна друг от друга далеко.
Крапа подумал вдруг, что, заставь он старика строить по чертежам чудотворов, осада провалится, и провалится по вине инженеров Тайничной башни. И
Тридцать всадников Чернокнижника преградили дорогу десятку гвардейцев, и те не стали вступать в бой. Это в Хстове хорошо пускать пыль в глаза девкам и задирать безоружных, а на пустынном тракте, в лиге от ближайшей заставы, остается только молить Предвечного о снисхождении.
Карета остановилась, Славуш соскочил с козел и бросился навстречу Спаске, поймал ее в объятья. Волчок увидел слезы у него на глазах и остановился в сторонке. Он не слышал того, что Славуш ей шептал, поглаживая по спине и оглядывая со всех сторон. Из кареты вышел Чернокнижник, брезгливо посмотрел на Славуша и Спаску, проворчал что-то, а потом смерил взглядом и Волчка – тяжелый это был взгляд, мороз пробежал по коже.
Славуш неохотно выпустил Спаску из объятий и под локоть повел к карете – она же оглядывалась на Волчка, и лицо у нее было растерянное и испуганное. Чернокнижник что-то сказал, Волчок слов не расслышал, но догадался, что это ему. Лицо главного колдуна Млчаны недовольно сморщилось, он снова что-то проворчал и поманил Волчка пальцем.
– Ну быстрее, быстрее! – услышал Волчок, подойдя ближе. – Что вы все тянете время? Славуш, ты рвался править лошадьми – уже надоело? Я не собираюсь воевать с гвардией Храма прямо здесь, у меня для этого выстроен замок…
Спаска скрылась в карете, Славуш вернулся на козлы, а Милуш, держа распахнутой дверь, подтолкнул Волчка в спину.
Внутри было сумрачно, но уютно и просторно – совсем не так, как в почтовых каретах. Широкие сиденья с мягкой обивкой могли служить и постелью, четыре окошка с раздвинутыми занавесками были забраны витыми решетками, пол и светлые стены блестели полированным деревом. Спаска забилась в дальний угол, и Волчок поспешил сесть рядом с ней.
Милуш, пригибаясь, захлопнул дверцу, уселся напротив и откинулся на спинку сиденья. Карета тронулась с места – у нее были мягкие рессоры, Волчок не сразу заметил движение.
Глаза Чернокнижника сузились, когда он взглянул на Спаску.
– То, что ты сделала, – поступок не только глупый, но и дрянной, – начал он медленно, с расстановкой. – И на месте твоего отца…
Волчок не дал ему договорить, прикрывая Спаску плечом:
– Не смейте на нее кричать. Она ни в чем не виновата.
Милуш воззрился на Волчка скорей удивленно, чем рассерженно.
– Он плохо слышит, – робко сказала Спаска Чернокнижнику, и Волчок догадался, что говорил слишком громко.
– А нечего стоять рядом с колдуньей, когда она отдает силу добрых духов, – презрительно усмехнувшись, ответил тот, глядя Волчку в глаза. – И защищать ее от меня тоже не надо, я сам разберусь, виновата она или нет.
– Если бы она не ушла из замка, то давно была бы в руках Огненного Сокола. – Волчок постарался говорить тише, но, похоже, у него это плохо получилось, потому что Милуш поморщился.