Страдание и его роль в культуре
Шрифт:
В России поклонение страданию и нищете не полностью, но во многом идет от православия. Д. Ранкур-Лаферрьер, написавший небезынтересную книгу о нравственном мазохизме и культе страдания под оскорбительным для русского народа названием «Рабская душа России», утверждает, что традиционное смирение и саморазрушение, конституирующие рабский менталитет русских, являются формами мазохизма, но не все русские подвержены им. Можно сказать, что в России существует культура нравственного мазохизма, однако ее носителями, как считает Д. Ранкур-Лаферрьер, являются не все, но отдельные личности. Наша страна формирует много причин для страдания, но все же воспринимают эту «культуру страдания» лишь отдельные личности (будь то даже вымышленные персонажи, например Ставрогин или Иван-дурак)[74].
Д. Ранкур-Лаферрьер приводит множество фактов религиозного мазохизма. Например, «Измарагд» (рукопись XIV
Мазохизм — конечная цель мучеников, хотя нельзя отрицать и другие цели. Монашеский аскетизм обычно имеет целью духовное совершенствование и единение с Богом. Проникновенные произведения Нила Сорского, Серафима Саровского и некоторых других свидетельствуют, что достижению мистического экстаза иногда могут содействовать самоотречение и самонаказание. С русским монашеским аскетизмом психологически тесно связана традиция юродства. Юродивый был обычной фигурой повсюду на Руси вплоть до Октябрьской революции и в отдельных случаях после нее. Русские испытывали особую любовь к юродивым. Как говорил философ И. В. Киреевский, «русский человек больше золотой парчи придворного уважал лохмотья юродивого». Если смотреть с психоаналитической точки зрения, то юродивые были мучениками, мазохизм которых имел отчасти и провокационный или эксгибиционистский характер. Своим скандальным поведением юродивые всеми силами провоцировали агрессию против себя: они сидели в навозных кучах, подолгу не умывались, ходили почти или совсем голыми, постоянно пританцовывали, выкрикивали непристойности или нечто бессвязное, ломали вещи. Во всем этом безошибочно угадывается садистские импульсы, но провокационно-мазохистская тенденция перекрывает их. В русской художественной литературе описано множество юродивых, а также героев, которые их напоминают. В русской православной церкви канонизировано 36 юродивых[75].
После крушения коммунизма юродство в России вновь получило распространение; появились прославляющие его богословские труды.
Культ страдания естественно предполагает отказ от земных наслаждений, в том числе сексуальных. Здесь христианству весьма созвучны установки тоталитарной идеологии. Так, Б. Муссолини в «Доктрине фашизма» (1932) писал: «Для фашизма человек — это индивид, единый с нацией, Отечеством, подчиняющийся моральному закону, связующему индивидов через традицию, через историческую миссию и парализующему жизненный инстинкт, ограниченный кругом кратковременного наслаждения, чтобы в сознании долга создать высшую жизнь, свободную от границ времени и пространства. В этой жизни индивид через посредство самоотрицания, жертвы частными интересами, даже подвигом смерти осуществляет чисто духовное бытие, в чем и заключается его человеческая ценность».
Отказ от наслаждений и аскетизм культивировались большевистской пропагандой вплоть до смерти И. В. Сталина. Эту реальность отразил в сатирическом «Антисексусе» (1925–1926) А. П. Платонов.
Глава III. Садизм, жестокость, страдание
1. Понятие садизма
Многие особенности человека имеют прямое отношение к страданию, в том числе его мазохистское стремление терпеть муку, иногда даже ради того, что объективно никак нельзя назвать жизненной ценностью. Но здесь я имею в виду другое — потребность, влечение, желание причинить другому (другим) страдание, даже тяжкое, чрезмерное страдание. Я подразумеваю садизм, но, конечно, не только садисты причиняют другим людям страдания. Это могут делать те, кто равнодушен к чужой судьбе, кому безразличны честь, достоинство, здоровье и даже жизнь других. Но самые опасные — некросадисты, поэтому им ниже будет уделено особое внимание.
Термин «садизм» предложен Р. фон Крафт-Эбингом, выдающимся немецким сексопатологом, и назван по имени французского писателя маркиза де Сада. Сад в своих словообильных и, на мой взгляд, тошнотворных произведениях описал множество способов истязаний полового партнера и утверждал право человека на ничем не ограниченное сексуальное поведение. Стержнем позиции Сада было получение полового удовлетворения путем причинения страданий и унижений
Диапазон действий садиста весьма широк: от нанесения оскорблений до причинения телесных повреждений разной степени тяжести, даже убийства. Садистами могут быть гомосексуалисты, педофилы и геронтофилы, а также зоофилы. Некоторые исследователи относят к садизму и некрофилию — половое совокупление с трупами, но с этим нельзя согласиться, поскольку никаких страданий трупу невозможно причинить. Аналогом некрофилии является бертранизм, названный по имени описанного Крафт-Эбингом сержанта Бертрана, который выкапывал трупы женщин и совершал с ними половые акты. Термин «некрофилия» тоже был предложен Крафт-Эбингом. В настоящее время этот термин используется для обозначения более широких социально опасных явлений.
Появившись для обозначения сексуальных перверсий, термин «садизм», как и «некрофилия», впоследствии вышел за рамки сексологической теории и практики и стал обозначать более широкий спектр социальных явлений, связанных с жестокостью, ее самыми разнообразными проявлениями, прежде всего особой жестокостью.
Садизм существовал во все времена, поскольку всегда были люди, которые могли решать свои проблемы только путем грубого, даже жестокого насилия. Они должны были мучить других, чтобы утвердиться самим, удержать и укрепить свою власть, причем не обязательно политическую, государственную, но и, например, власть в семье, общине или иной малой группе. Они должны были иметь власть над другим, лучше — другими, чтобы обеспечить свою безопасность и создать условия для достижения стоящих перед ними целей. Поэтому, на мой взгляд, садизм представляет собой способ преодоления, подавления своей глубинной тревоги, причем прибегание к этому способу происходит бессознательно. Наверное, никто не сомневается в том, что Нерон, Калигула, Тамерлан, Иван Грозный и другие кровавые тираны были садистами. Их «род» никогда не вымрет, о чем свидетельствуют жизни И. В. Сталина, А. Гитлера, Г. Гиммлера и нескончаемая череда других большевистских и нацистских палачей и мучителей помельче, нынешних террористов и убийц.
Э. Фромм связывал рост насилия с крушением надежд. «Именно потому, что люди не могут жить без надежды, тот, чья жизнь полностью разрушена, ненавидит жизнь. Поскольку он не может сотворить жизнь, он хочет уничтожить ее, что лишь немногим менее чудесно, но что гораздо легче выполнить. Он хочет отомстить за свою несостоявшуюся жизнь и делает это ввергая себя в тотальную деструктивность, так что не имеет особого значения, разрушает ли он других или сам подвергается разрушению»[76]. Эти мысли Фромма важны, в частности, в том отношении, что массовое крушение надежд создает особую нравственно-психологическую атмосферу в обществе, когда ослабевают или отвергаются вековечные моральные нормы и воцаряется вседозволенность, когда невозможно найти защиту. Именно такая атмосфера возникла в России после Октябрьского переворота и в Германии после прихода к власти А. Гитлера, а в Камбодже — Пол Пота. Однако небезупречным выглядит утверждение Фромма, что не имеет особого значения, разрушает человек других или сам подвергается разрушению. Думается, что в первом случае опасность намного выше. Но Фромм несомненно прав, что первопричиной ненависти и насилия, являются не экономические неурядицы, а безнадежность положения, повторный крах перспектив.
Произведения Сада не имеют, на мой взгляд, художественной ценности, а поэтому называть его писателем очень мало оснований. Его так называемые романы и повести представляют собой психологическую компенсацию (замещение) его болезненных сексуальных влечений. Их сюжеты примитивны и однообразны, а сексуальные похождения героев и героинь порой весьма неправдоподобны[77]. Он не является философом, его рассуждения не поднимаются выше обыденных представлений. Зато порнографии в самом непристойном виде в них более чем достаточно. Ж. Делез назвал Сада великим антропологом, но если согласиться с этим мнением, то следует признать порнографические фильмы, фотографии, рисунки и т. д. серьезными антропологическими трудами.
Чтобы понять, почему Крафт-Эбинг назвал по фамилии Сада столь распространенный ныне термин, означающий крайнюю степень жестокости, приведу несколько выдержек из садовского романа «Жюльетта»[78].
«Уберите угрозу наказания, измените понятия, отмените уголовный кодекс или переселите преступника из одной страны в другую, и дурное деяние, конечно, останется дурным, но тот, кто его совершает, больше не будет испытывать чувства вины за него. Следовательно, чувство вины — это всего лишь неприятная ассоциация, она вырастает из обычаев и условностей, которые мы принимаем за абсолют, но она никогда, никоим образом не связана с характером поступка, который мы совершаем» (с. 16).