Страдание и его роль в культуре
Шрифт:
Садизм и жестокость составляют содержание человеческой деструктивности, о которой Э. Фромм писал, что она «не является параллелью по отношению к биофилии, а альтернативна ей. Фундаментальная же альтернатива, перед которой оказывается любое живое существо, состоит в дихотомии: любовь к жизни и любовь к смерти. Некрофилия вырастает там и настолько, где и насколько задерживается развитие биофилии. Человек от природы наделен способностью к биофилии, таков его биологический статус; но с точки зрения психологии у него есть и альтернативная возможность, т. е. он может при определенных обстоятельствах сделать выбор, в результате которого он станет некрофилом»[93].
Развитие некрофилии, садизма, жестокости и повышенной тревожности может происходить вследствие формирования психических болезней. Здесь их механизм возникновения и течения
Фромм выдвинул предположение, что некрофилия представляет собой злокачественную форму анального характера, в то время как биофилия — это полностью развитая форма генитального характера. При этом, используя клиническую терминологию 3. Фрейда, Э. Фромм не разделяет его идею о физиологических корнях таких страстей. Фромм считал также, что нет жесткой границы между некрофильской и биофильской направленностями: каждый индивид представляет собой сложную совокупность, комбинацию признаков, находящихся в конкретном сочетании; количество таких сочетаний фактически совпадает с числом индивидов. Однако на практике все же вполне возможно провести грань между преимущественно биофильским и преимущественно некрофильским типами личности[94]. Последнее утверждение более чем верно; на нем основана возможность привлечения к уголовной ответственности.
Мои многолетние исследования жестоких и особо жестоких преступлений показывают, что виновные в них лица абсолютно неоднородны ни по мотивам совершенных ими действий, ни по чертам своего характера, ни по целям, которые они преследуют, в том числе в тех случаях, когда цели ими осознаются. Но есть, конечно, и общие черты, такие, например, как эмоциональная холодность, бесчувственность, неумение сопереживать, поставить себя на место другого и в то же время крайняя чувствительность к нежелательным внешним воздействиям, ранимость, а также агрессивность, жестокость, неумение контролировать свои поступки и сдерживать собственные эмоции. Психологическое изучение подобных личностей показывает, что они по большей части ригидны, злопамятны, нежелательные эмоции как бы застревают в них. Они долго, иногда всю жизнь хранят старые обиды, даже те, которые имели место в детстве, и даже когда причины, их вызвавшие, давно исчезли.
Поздние (иногда очень поздние) реакции на нанесенные травмы дают о себе знать неожиданно, в том числе для самого человека, который, кстати, может и не подозревать, что они у него сохранились. Поэтому многие преступники, совершившие жестокие поступки, не могут понять, что с ними случилось, искренне недоумевают, почему они это сделали. Отсюда вполне естественное стремление отторгнуть от себя содеянное, не ощущать себя его источником; мы же ошибочно оцениваем такое отношение как попытку обмануть нас.
Поведение насильственных преступников, особенно убийц, в значительной мере порождается аффективно заряженными идеями, реализуемыми в определенных ситуациях. Поскольку данные лица чрезвычайно чувствительны к внешним событиям и подозрительны, у них затруднена правильная оценка этих событий, которая легко меняется под влиянием аффективных переживаний. Такие лица обладают довольно устойчивыми представлениями, которые непросто изменить; любые затруднения рассматривают как результат враждебных действий со стороны других людей, которых обычно и обвиняют в своих неудачах, нередко наделяют своими мыслями, ощущениями и намерениями, поэтому начинают воспринимать в качестве враждебных и агрессивных по отношению к себе. Вследствие этого, совершая насилие, убийца, например, считает, что он таким образом защищает свою жизнь, свое достоинство и честь, «справедливость».
Сходные черты характеризуют грабителей и разбойников. Они, как и все насильственные преступники, постоянно враждебны к окружающим, испытывают большие трудности в усвоении правовых и моральных норм. Происходит это потому, что такие люди психологически, а иногда и физически отчуждены от общества, малых групп и их ценностей. Это не их ценности, они принадлежат иному, непонятному, чуждому миру, поэтому и соблюдать их совсем не обязательно. Но есть различие между убийцами, лицами, виновными в нанесении телесных повреждений, и теми, кто совершает грабежи и разбои. Поведение первых направляется в основном бессознательной защитой от воображаемой опасности и аффективно заряженными идеями; поведение вторых определяется
Вернусь к одному качеству насильственных преступников, о котором я кратко упоминал выше. Это бесчувственность к чужому горю, неспособность сопереживать и поставить себя на место другого. Такие лица как бы глухи ко всему, что не касается их самих; при этом их личные интересы охватывают не только собственную персону, но и все, что с пей связано, входит в ее психологическую территорию и самым естественным образом составляет круг их ценностей. Поэтому у них можно наблюдать бурные разрушительные реакции, например при посягательстве на достоинство любимой женщины или группу, членством в которой данный человек очень дорожит. Такие люди способны ограбить и убить, изнасиловать девочку-подростка, избить ее до полусмерти и сделать инвалидом, унизить и оскорбить, часто по ничтожному поводу или вовсе без него, «просто так». Во многом это и создает ту кажущуюся легкость, с которой они причиняют самые тяжкие страдания.
Бесчувственность к чужому горю и страданиям, нежелание осознавать исключительно опасные последствия своих поступков и собственную вину объясняют и отсутствие подлинного раскаяния в содеянном практически у всех насильственных преступников, в том числе совершивших убийства с особой жестокостью или убийства своих близких. Но факт остается фактом: такие люди лишены Божьей милости — сопереживать другому, что их максимально приближает к животным.
Раздумья над конкретными жестокими преступлениями, психологическое тестирование насильственных преступников, их рассказы о себе и своей жизни, оценка всех этих данных позволяют предположить наличие у этих лиц еще одного фундаментального качества — неумения, точнее, неспособности разрешать свои внутренние проблемы и соответствующие им переживания, особенно если они болезненны, только на психологическом уровне, без внешних действий, без изменения внешней физической среды. В большинстве случаев склонные к насилию и жестокости люди воздействуют на других людей, нежелательным, конечно, для этих людей способом — уничтожают их, присваивают чужие материальные ценности, т. е. приспосабливают среду к себе, а не стремятся адаптироваться к ней, оставаясь в рамках своего Я. Если бы они могли решать свои проблемы на психологическом уровне, это доказывало бы их субъективную способность к адаптации, но как раз такого качества у них нет.
Можно сказать, что без изменения среды они не могут найти субъективно оправданные решения даже по вопросам сугубо интимным, и это, по-видимому, отличает их от непреступников. Разумеется, изменение среды тоже может быть разным, не обязательно разрушительным, а вполне моральным. Однако выбор такого общественно полезного пути для них блокирован в силу названных выше особенностей личности и тех ведущих мотивов, которые направляют их жизнь в целом.
Конечно, анализируемое качество, как бы весомо оно ни было в структуре личности человека, склонного к жестокости, не может существовать изолированно от других, в первую очередь таких, как повышенная эмоциональность, ригидность переживаний и ранимость. Поэтому любые неблагоприятные воздействия воспринимаются ими очень травматично, но, повторяю, разрешать возникающие в связи с этим проблемы на личностном уровне они неспособны. Обычно именно по этой причине такой человек может ударить или убить, чтобы утвердить себя либо отомстить за действительную, а чаще мнимую обиду, напасть и ограбить, чтобы завладеть желанной вещью, оскорбить или унизить, чтобы почувствовать себя сильным и значимым, подчиняющим себе других.
То, что многие преступники способны действовать только на физическом уровне, несколько напоминает реализацию древнего принципа «око за око, зуб за зуб». На реальные или мнимые обиды даже не от конкретных людей, а от мира вообще, от жизни или судьбы некоторые из них отвечают физическим насилием, нередко очень жестоким, в отношении вполне определенного человека, иногда первого встречного или массы людей. Этим, например, можно объяснить внешне бессмысленную стрельбу по толпе или группе сверстников. В этих случаях преступники особенно наглядно демонстрируют полную неспособность психологической компенсации того, что они считают нанесенным им вредом, причем часто просто не могут соразмерить этот вред и свою агрессию.