Страдание и его роль в культуре
Шрифт:
Несомненно, что де Рэ полностью вобрал всю дикость и жестокость своей эпохи, однако и в то время убийства детей и сексуальное насилие над ними отнюдь не поощрялись, тем более что жертвы были не из вражеского, а из собственного народа. Батай убедительно доказывает, что маршал был глуп, из чего можно сделать вывод, что он совершенно некритически относился к жизни и воспринимал только то, что соответствовало его интересам и влечениям. Между тем, анализируя даже тот неполный материал, который имеется в нашем распоряжении, можно сделать и другие важные выводы.
1. Де Рэ скорее всего страдал психическим расстройством, вследствие чего возникшее у него влечение не опосредовалось разумом, а немедленно или почти немедленно реализовывалось в поступки. Это расстройство объясняет также его безрассудное расточительство и почти детскую доверчивость,
2. У де Рэ были какие-то сексуальные нарушения. Возможно, он потерпел неудачи в попытках наладить половые контакты со взрослыми женщинами, а поэтому насиловал детей и подростков обоего пола, причем предпочитал анальный секс даже с девочками. Последнее обстоятельство немаловажно, его можно истолковать как символический уход от женщины. Также он был активным гомосексуалистом и наверняка знал, что такой секс французский закон тех лет карал повешением.
3. Де Рэ был садистом и некрофилом: он наслаждался мучениями умерщвляемых детей и подростков, видом крови, применял разнообразные способы лишения жизни, намеренно изобретал их; он целовал отрубленные головы и осуществлял сексуальные акты с мертвыми. Де Рэ делал это, как следует из его объяснений, приведенных в протоколах процесса, для сексуального удовлетворения.
4. Нет никаких оснований считать, что де Рэ является олицетворением первобытного мира в том смысле, что в совершенных им преступлениях можно обнаружить регрессию, возвращение к первобытным формам поведения. Такая регрессия в принципе возможна, ее можно наблюдать в поведении душевнобольных, при инцесте и педофилии. В Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В. П. Сербского зафиксированы случаи, описанные в кандидатской диссертации Ю. К. Чибисова, когда поступившие туда на обследование обвиняемые проявляли даже не первобытное, а дочеловеческое поведение: бегали на четвереньках, ходили сгорбившись, низко опустив руки, напоминая человекообразную обезьяну; лежали на полу, свернувшись калачиком; часто производили звуки, напоминающие то лай собак, то хрюканье свиней, то крик гусей и петухов; пищу из тарелки лакали; при неприятных раздражителях скалили зубы, издавали звуки, напоминающие рычание, принимали позу животного, готовящегося к нападению; не пользовались бельем. После лечения в психиатрической больнице они вновь обретали человеческий вид. Механизм такой регрессии неизвестен, можно лишь предположить сохранение в психике передаваемой по наследству информации о дочеловеческой стадии развития, которая при некоторых условиях актуализуется, определяя соответствующее поведение. Но для того чтобы его воспроизвести сейчас, оно должно было иметь место в праистории.
Несмотря на все дикости (на наш современный взгляд), которые существовали на первых этапах развития человечества, тогда не убивали детей и подростков собственного рода или племени ради своего удовлетворения, как это было у де Рэ. Такой информацией наука не располагает. Описанные выше формы поведения Ю. К. Чибисов назвал синдромом одичания. Такой синдром наблюдали также А. И. Молочек и О. Е. Фрейеров. Н. И. Фелинская называла его регрессом психики.
Таким образом, вполне возможно, что некоторые дикие убийства, совершенные с особой жестокостью, имеют архаическое происхождение, однако это не более чем гипотеза. Но если подобное предполагать, нужно выявлять, изучать и устранять условия, которые способны актуализировать данные установки. Причины жестоких преступлений, приносящих страдания, следует искать в первую очередь в личности преступника и его жизни, каждый раз задумываясь над тем, ради чего данный человек совершает данные действия, что он от этого психологически выигрывает. Такой выигрыш всегда должен иметь место, пусть даже сам человек и не осознает этого.
В жестокости, порождающей страдания, можно различать два аспекта, связанные с ее природой и происхождением. Во-первых, это наличие садизма и некрофилии, которое как бы программируют человека на жестокость. Но такое программирование весьма условно, поскольку может стать реальностью, а может и не стать. Во-вторых, это совокупность обстоятельств, толкающих человека на жестокие поступки, например из мести или зависти. Подобные обстоятельства могут стимулировать как садистов и некрофилов, так и многих других
Постоянный поиск того, ради чего человек заставляет страдать других, определяет основные направления в исследовании индивидуальных причин жестокости. Можно предположить наличие здесь нескольких «выигрышей».
1. Субъект, заставляя страдать других, тем самым снижает присущий ему спонтанный смутный страх перед чем-то, что ему непонятно. Унижая, втаптывая в грязь, даже убивая, он возвышает себя, вырастает в собственных глазах: раз он может сделать так, значит, у него сеть сила и большие возможности. Жестокость становится для него способом самореализации, подтверждения своего социального и биологического статусов.
Движение к власти с целью преодолеть страх перед жизнью, в сущности, безгранично. В истории многократно бывало так, что правитель (монарх, пожизненный президент и др.), достигший всемогущества и поверивший в свою избранность и непогрешимость, обрекает себя на отчуждение, поскольку все время уходит от людей. Но далеко не каждый, имеющий власть, совращается ею. Все дело в интенсивности наклонности к жестокости, в желании решать важные жизненные проблемы с ее помощью.
2. Унижать и даже уничтожать другого (других) субъект может из-за страха потерять свой статус («потерять лицо»), лишиться привилегий и возможностей, с ним связанных, самому попасть в число отверженных и униженных, наконец, из-за страха смерти (например, в концлагере). Иными словами, и здесь действует высокая тревожность.
3. Особой спецификой отличаются проявления жестокости и садизма в сексуальных отношениях. В соответствующих ситуациях мужчина (намного реже — женщина) проявляет жестокость и причиняет мучения женщине для того, чтобы доказать свое превосходство над ней, полностью унизить ее, подчинить себе. Чаще всего так поступают мужчины, которые потерпели психотравмирующие неудачи в интимной жизни, поэтому им надо быть «выше» женщины, иначе у них может ничего не получиться. Дон-Жуану незачем было сечь и мучить женщин — у него и так все получалось, женщины сами счастливы были покориться ему.
Садизм и убийство с особой жестокостью женщин могут иметь место и как месть за свои сексуальные провалы, которые произошли, как считает мучитель, по их, женщин, «вине». Здесь конкретная женщина выступает в качестве символа, олицетворения всех женщин — коварных, злых, бесчестных, стремящихся унизить мужчину. Он же не может принять себя в таком качестве, а поэтому должен уничтожить этот символ.
Активность тревожных и жестоких личностей направлена главным образом на защиту своего социального и биологического бытия, которое понимается, точнее, ощущается ими только нуждающимися в защите. Они чувствуют себя уверенно только тогда, когда господствуют над кем-то. Такой тип личности может проявляться максимально широко: от государственных до семейных тиранов, от кровавых завоевателей до членов банды, измывающихся над беззащитными жертвами. Проведенное в 1980–1990-х гг. с моим участием исследование личности насильственных преступников показало, что тревожность высокого уровня является наиболее характерной их чертой. В 2008–2009 гг. Е. Н. Юрасовой было обследовано несколько сот студентов московских вузов. Оказалось, что ксенофобские установки характерны для тех из них, кто, как показало психологическое тестирование, отличается повышенным уровнем тревожности.
Никто не приходит в этот мир жестоким человеком, он становится им в силу высокой диффузной тревожности, травматического жизненного опыта и полученного воспитания, т. е. в случаях: если человек рождается с высоким уровнем тревожности, но условия жизни не снижают его;
условия жизни порождают повышенную тревожность, не компенсируемую нравственным воспитанием;
человек воспитывается в убеждении, что сила и принуждение решают все, и он может действовать соответственно этому убеждению.