Страдания среднего возраста
Шрифт:
— Осторожно! Сзади! — не выдержав, кричу я ему, перекрывая шум драки.
Он оборачивается, но не назад, а на меня и замирает, видимо, очарованный моей неземной красотой. Толстуха мажет ему бутылкой не по темечку, а по виску, и он падает, скорее от неожиданности, чем от удара. В это время на нас с Викусей налетают несколько дерущихся гостей, и мы в ужасе отступаем. Меня толкают, и я вдруг чувствую, что лечу, взмахнув руками-крыльями. Полёт оказался секундным делом, и я приземляюсь прямо на живот тролля. Спружинив на упругом пузе, проскальзываю по шёлку дорогой рубашки чуть вперёд, так, что огромный горбатый
— Какое дивное кружево! И под платьем даже лучше, чем на нём!
«Слава богу, что надела», — успеваю подумать я прежде, чем потерять сознание от стыда и праведного негодования. Но сознание не теряется…
***
Иногда просыпаешься после вечеринки и морщишься, иногда — улыбаешься, а иногда дико смущаешься. Я встала уже совершенно разбитой, измученной сознанием своего позора.
— Ну, что вы, — участливо сказал мне вчера в кабаке лысый придурок с акцентом, вытащив свой нос из моего бюста, — не плачьте! Вы мне жизнь спасли!
Кое-как поелозив на нём, чем вызвала некоторое оживление в его организме, я встала, отклячившись центром тяжести к зрителям, и действуя руками и ногами, и тут же машинально завела руки за спину и сомкнула их на заднице. О, мой бог! Дыра полметра, зад наружу! Викуся превратилась в каменное изваяние. Слёзы из моих коровьих глаз хлынули сами собой, смывая дивной красы макияж.
Тролль поднялся следом, скинул белый пиджак и протянул его мне.
— Вы мой ангел-хранитель! — сказал он, всё ещё пялясь на вырез, возможно, потому, что его глаза находились как раз на этом уровне, — не расстраивайтесь. А хотите, поедем отсюда? А? Всё равно тут стало, гм, как-то неуютно, — и он махнул рукой на побоище.
Я, шмыгнув, кивнула. Викуся подхватила наши сумки, а тролль меня. Мы втроём вышли, оставив остальных разбираться и расплачиваться.
— Могу я услышать ваше божественное имя, мой ангел? — спросил тролль, высаживая нас у моего подъезда из белоснежного автомобиля.
— Анжелика, — буркнула я.
— Ну, точно, ангел! — обрадовался тролль, — а я Тарик.
— А по отчеству? — заинтересовалась я ни с того ни с сего.
— Ай, да зачем тебе моё отчество? — махнул он рукой, — ещё спроси про отечество и нацию, а там гороскопы-шмороскопы, гадания всякие. Ты не увлекаешься гороскопами? — строго спросил тролль.
— Нет, — на голубом глазу солгала я.
— Меня все зовут дядя Тарик, а для вас, мой ангел, я просто Тарик. Могу я для вас что-нибудь сделать? — снова перешёл на дворцовый стиль старый тролль.
— О, нет, спасибо!
Всё что могли, ты и твои люди уже сделали просто так, не напрягаясь. Страшно представить, что вы можете натворить, действуя целенаправленно!
И я, покопавшись в анналах собственной мимики, выдала ему скомканную улыбку вежливости, больше похожую на гримасу отвращения.
— Что ж, гм, до свидания, — с пониманием вздохнул он, и я чуть устыдилась, — мы доставим домой вашу подругу, не волнуйтесь.
— Спасибо. Э-э. Я пойду. Ваш пиджак.
И я протянула ему пиджак с обречённым выражением человека,
Мы уставились друг на друга в свете подъездного фонаря.
— Уважаемый дядя Тарик, — сообразила Викуся, — поедем, а то поздно.
— Да, поедем.
Они хлопнули дверцами и уехали, и я наконец смогла повернуться к этому ужасному миру своей лопнувшей спиной…
Глава 2. Магия денег
Глава 2. Магия денег
Женщина умнеет, если наслаждается зрелищем драгоценных камней.
Иоанна Хмелевская
Всё проходит. В этом заложена великая грусть и великая радость. Кто-то ненавидит любые финалы — хоть счастливые, хоть страшные. Я в юности занималась в легкоатлетическом манеже и обожала финишную прямую. Лишь несколько раз я достигала финиша первой, но до сих пор замираю при воспоминании того чарующего ощущения победы, когда врезаешься грудью в алую ленточку, разрывая и снося её разгорячённым телом, превратившимся в сплошное стремление. Как жаль, что этот жар, это горение со временем остывает! Но самое худшее — не прийти вторым или последним, что в сущности одно и то же, самое невыносимое — сойти с дистанции. Недостигнутая цель — отсутствие завершённости, дисбаланс жизни и личности, ненавистное многоточие! Нет результата — и словно не было вовсе усилий и стремлений, потому что они перечёркиваются и от стыда словно сворачиваются в жалкий клубок ноля. Вот этот ноль я с юности ненавижу. Либо плюс, либо минус — дайте мне любое свидетельство того, что я жила, что всё это было! Иначе я рассыпаюсь в прах!
И вот около полудня второго июля я выхожу из ванной, как потрёпанная собака, не в силах ни собраться, ни собраться с мыслями. Вчера всё завершилось так нелепо, что я не чувствую конца, не вижу точки, и мне плохо.
— Ма-ам! — раздаётся сиплый рык моего медвежонка с телячьими глазами.
Радует только то, что хоть сыночка повеселился вволю — его внесли в квартиру под утро четверо менее крепких и накачанных друзей.
— Да, золотой мой, — также сипло отзываюсь я, — ещё раз с днём рождения.
— Угу, и тебя. Есть чё хлебнуть?
Я молча наливаю мальчику рюмочку рассольчика и большую кружку грейпфрутового сока. Видимо, сочетание этих напитков обладает магической силой, потому что сыночка удовлетворённо охает и обводит этот мир, сосредоточенный в нашей солнечной гостиной, уже вполне осмысленным взглядом. Мне, честно говоря, и смотреть ни на что не хочется. Достаточно того, что утром я ещё раз посмотрела на платье, вернее, на то, что от него осталось.
— Есть чё поесть?
Вот хоть война, хоть материн позор, а растущий организм должен питаться, и я, махнув рукой на оказавшуюся бессильной перед природой и судьбой диету, встаю жарить заведённые на скорую руку оладьи…
***
В воскресенье Викуся участливо протянула мне шоколадку.
— Ну, как ты?
— Нормально. Но, клянусь вешалкой, Ленуся мне за эту подставу ещё заплатит. Фиг на платье, но бабки и в Африке бабки!
— Да фиг на бабки! Слушай, мои в субботу все дома были, не поговорить, но твой-то совсем маньяком оказался! — шепчет Викуся, оглядываясь на подсобку.