Страдания среднего возраста
Шрифт:
— А это откуда?
— От верблюда, — и я мрачно захлопываю коробочку.
О, мой кулон! А я только привыкла к мысли о том, что он у меня есть, и даже прикинула, куда и с чем я смогу его носить…
***
— Тарик, дорогой. Могу я-таки тебе что-то нашептать, дружище?
— Слушаю тебя, Яша, шепчи, друг, прямо в трубку шепчи.
— Я-таки подумал, что тот наборчик с рубинами, который ты просил меня почистить, тебе очень пригодится для некой дамы, и я-таки его почистил после магазинной пыли. Ха! За такую стоимость он мог умереть в
— Ближе к делу, Яша! Что такое?
— Я-таки уже приблизился, да ты перебил. В один из моих ломбардов поступил чудесный кулон с того рубинового набора.
— Врёшь!
— Новости врут! А Яков Малевич говорит то, что знает. Рубиновая капля в окружении алмазных брызг на золотой цепочке. Сдал молодой парень.
— Паспортные данные?
— Я-таки догадался записать, Тарик, и ты пиши, дружище. Анатолий Алексеевич Малинин…
***
Закрыв бутик, мы вышли в холл торгового центра и синхронно покачали спины, отерев ещё руками поясницы. Ах, какими мы трое были двадцать лет назад! Даже Ленуся была хороша, а уж мы с Викусей — просто фемины. Как же сложно входить в новый статус, в котором в принципе существуют затекшие поясницы!
— Девки, а давайте в кафе посидим? — вдруг предлагает Ленуся, — я выпивку оплачу.
Мы с Викусей тревожно переглядываемся. В нашей троице Ленуся вечно на отшибе, не сложилось у нас с ней такой душевной дружбы, как с Викусей. Да и такие предложения не в духе вечно прижимистой Ленки.
— Да не коситесь вы! Никакой подставы! Ну, просто, хреново мне! Блин, столько лет втроём тряпками торгуем! Можете вы хоть раз мои сопли выслушать?
Мы переглядываемся снова и киваем. Спускаемся вниз и переходим дорогу. Кофейня уже опустела, и мы занимаем столик в дальнем углу зала. Коньяк, кофе, мартини, сыр и оливки, безе с эклерами, фруктовая нарезочка, и мы, склонившись голова к голове, тихо шепчемся о своём, о женском.
— Хорошо вам, сучкам, у вас всё сложилось, — начинает Ленуся, — у Вики этот Генка твой малохольный, девчонки, свекровь с огородом, ты, блин, дура, в мать-одиночку играешь, а сама то на море, то на турбазы ездишь с кавалерами. А мне, представляете, не везёт. Ну, нет у меня изюма какого-то, как у вас. Меняю мужиков, а они все какие-то пресные попадаются, словно их с детства не досолили, не доложили в них перца. Вот и не прикипела ни к кому. И вот наконец попался один.
— Ну, хоть не два, — пытается шутить Викуся.
— Да двух таких я бы не выдержала, — вздыхает Ленуся, — понимаете, мне уже тридцать девять, пора как-то устраиваться. Лёнчик скоро нас всех выгонит, наберёт молодых девок в бутик. А нам, старым кобылам, куда деваться?
— За себя базарь, — призываю я её к порядку, — особенно за кобыл.
— Ой, да ладно! Молодуха прямо! Короче, встретила я одинокого богатого мужика, и он, в принципе, открыт для брака. Ну, квартира там, машина, дом за городом с камином, ещё система автомоек и семья богатая,
— И в чём проблема? Жени его на себе, — сказала Викуся, втягивая в совершенный алый ротик зелёную оливку со дна бокала после выпитого мартини.
— А вот не знаю! — горестно вздохнула Ленуся, — стоит ли?!
— Что не так? — коротко спрашиваю я.
— Понимаете, — вздыхает Ленуся, — он помешан на идеальности. Всё вокруг должно быть совершенным: идеально чистым, идеально белым, идеально красивым, идеально прожаренным, чёрт бы его побрал!
— Трудно соответствовать? — вздыхает Викуся со смешанными в равных долях злорадством и сочувствием.
— Да какое там соответствие! — махнула рукой Ленуся, замахивая полбокала коньяка, — я вкладываюсь в эти отношения, как банк в промышленную инвестицию, отдаю больше, чем могу. Я постоянно что-то решаю и организовываю, что-то придумываю, чтобы при наших встречах всё дышало романтикой, а сама выматываюсь так, что уже не могу этой долбанной романтикой насладиться!
— А как в постели?
Молодец, Викуся! Зрит в корень.
— Да хорошо, блин, в постели! Но я и в постели не могу уже расслабиться, всё думаю, как вовремя всё сделать. Скоро уже изображать начну, не смогу нормально расслабиться!
— О, господи! А может, накручиваешь?
— Ага! — огрызнулась Ленуся, — ездили на тех выходных в отель. Я поехала туда первой, сняла номер, приготовила свечи, лепестки роз, заказала ужин, музыку настроила, потом облизывала его всю ночь, ещё и расслабон в сауне устроила, с маслами всякими массажик, а он потом меня до дома подкинул и говорит у подъезда: «Всё было прекрасно, Леночка! Как всегда!» Дебил! Что он знает про мои «как всегда»?! Как всегда я пашу, как лошадь! А пахать уже сил не осталось! Пожить хочется! А от всех этих приготовлений я устаю хуже, чем от вредных клиенток в бутике. Ей богу, девчонки! Я на нём, как на работе! Никакого кайфа!
Мы вздохнули.
— А ты как думала богатого мужика удержать? Это тоже работа! Это нечеловеческих усилий требует, если хочешь пожить по-человечески, — сказала я.
— А может пошлёшь? Ну, на кой такая каторга? — предлагает Викуся.
— Ага! Пошлёшь! Пошлёшь — потом не найдёшь! — стонет Ленуся.
Бе-едная! Нам с Викусей её почти жалко.
— А главное, девки, я всегда такие пресных и пресыщенных терпеть не могла, ну, таких вот, утончённых, а с этим же жить придётся, и себя от него прятать!
— А сможешь? Особенно годами? Себя прятать тоже работа, — говорю я.
— Да это-то у нас, у баб, в крови. Смогу. Тут весь вопрос в цене вопроса.
— Отдашься или продашься? — уточнила Викуся.
— Проблема в том, что отдаваться хочу я, ему это словно фиолетово, пресному типу! А вот продаться, да, очень хочу, но ведь цена — все выходные, будни и праздники всей оставшейся жизни!
— Ну, говорят, что соль — белая смерть! — философски замечает Викуся.
— А недосол ведёт к кретинизму, — огрызнулась Ленуся.