Страх Мудреца. Дилогия

Ротфусс Патрик

Ее пальцы двигались в волосах, каждое их движение выдавало охватившее ее раздражение.

Она расплетала свои косички, распрямляла их, потом рассеянно сплетала другим способом.

– Ты жалеешь, что я не приняла твою помощь.

Ты не можешь вынести, что я не позволяю тебе исправлять каждую мелочь в моей жизни, не так ли?

– Хорошо, возможно кто-то и должен исправить твою жизнь, - прохрипел я.

– До сих пор ты наворотила в ней немалого беспорядка, не так ли?

Она продолжала

сидеть очень тихо, прожигая меня яростным взглядом.

– Что дает тебе основания полагать, что ты что-то знаешь о моей жизни?

– Я знаю, что ты так боишься любого человека находящегося рядом, что не можешь остаться в одной кровати четыре дня подряд, - сказал я, едва ли понимая то, что говорил.

Гневные слова лились из меня, как кровь из раны.

– Я знаю, что ты всю свою жизнь сжигаешь за собой мосты.

Я знаю, что ты решаешь свои проблемы убегая...

– Все равно, что заставляет тебя думать, что твои советы стоят хоть чего-нибудь?
– вспыхнула Денна.

– Полгода назад твои ноги были в грязи.

Косматые волосы и только три изношенных рубашки.

Не было ни одного благородного человека в сотнях миль от Имре, который бы помочился на тебя, если бы ты был в огне.

Тебе пришлось ехать за тысячу миль, чтобы получить шанс найти себе покровителя.

Мое лицо покраснело от стыда после ее упоминания о тех трех рубашках, и я почувствовал, что снова вспыхнул.

– Ты, конечно, права, - сказал я язвительно.

– Ты гораздо лучше.

– Я уверен, что твой покровитель был бы совершенно счастлив помочиться на тебя...

– Вот теперь мы подошли к главному, - сказала она, поднимая руки в воздух.

– Ты не любишь моего покровителя, потому что ты можешь дать мне лучшего.

– Тебе не понравилась моя песня, потому, что она отличается от того, что ты знаешь.
– она потянулась к футляру от арфы, ее движения были натянуты и злы.

– Ты точно такой же , как остальные.

– Я пытаюсь тебе помочь!

– Ты пытаетешься удержать меня, - сказала Денна, решительно убирая свою арфу.

– Ты пытаешься купить меня.

Устраивать мою жизнь.

Ты пытаешься заботиться обо мне, как будто я твое домашнее животное.

Как будто я твой верный пес.

– Я никогда не думал о тебе как о собаке, - сказал я, улыбаясь ей яркой, хрупкой улыбкой.

– Собака знает, как надо слушать.

У собаки достаточно ума, чтобы не кусать руку, которая пытается помочь.

Наш спор зашел слишком далеко.

В этой части истории я испытываю желание солгать.

Сказать, что я говорил эти вещи в неудержимой ярости.

Что я был поражен горем от воспоминаний о своей убитой семье.

Я испытываю желание сказать, что я чувствовал вкус сливы и мускатного ореха во рту.

Тогда

у меня было бы хоть какое-то оправдание.

Но это были мои слова.

В конце-концов, я был тем, кто все это сказал.

Только я.

Денна отплатила той же монетой, обидно, неистово и остроумно, как и я.

Мы оба были горды, сердиты и исполнены непоколебимой уверенностью юности.

Мы сказали вещи, которые никогда не сказали бы в другой ситуации, и когда мы уходили, мы уходили порознь.

Мой характер был горяч и едок, как кусок раскаленного железа.

Он обжигал меня, когда я шел обратно в Северен.

Он горел, пока я шел своим путем через город и ожидал подъемник.

Он тлел, пока я шагал через поместье Мейера и захлопывал за собой дверь в свои комнаты.

Только часы спустя я остыл достаточно, чтобы пожалеть о своих словах.

Я думал о том, что я мог сказать Денне.

Я думал о том,чтобы рассказать ей,как была убита моя труппа, о Чандрианах.

Я решил, что напишу ей письмо.

Я объяснил бы все, независимо от того, каким бы глупым, или невероятным это не показалось.

Я достал перо, чернила и положил лист прекрасной белой бумаги на письменный стол.

Я обмакнул перо и пытался придумать, с чего я мог бы начать.

Мои родители были убиты, когда мне было одиннадцать.

Это было событие настолько огромное и ужасное, что оно едва не свело меня с ума.

И даже годы спустя я не рассказал о нем ни одной душе.

Я даже ни разу не шепнул никому в пустой комнате.

Это была тайна, которую я хранил так сильно и так долго, что когда я отваживался думать об этом, мою грудь сдавливало настолько тяжело, что я мог едва дышать.

Я обмакнул перо снова, но больше не было слов.

Я открыл бутылку вина, думая, что оно может ослабить тайну внутри меня.

Дать мне некоторую шаткую опору, которую я мог использовать, чтобы вырвать ее.

Я пил, пока комната не закружилась, и кончик пера не покрылся сухими чернилами.

Несколько часов спустя чистый лист все еще глядел на меня, и я бил кулаком по столу от ярости и разочарования, ударяя его так сильно, что из моей руки потекла кровь.

Именно такой тяжелой может стать тайна.

Она может сделать так, что кровь будет течь легче, чем чернила.

Глава 74

Слухи.

На следующий день после ссоры с Денной я проснулся позднее полудня, по очевидным причинам чувствуя себя несчастным.

Я поел и умылся, но гордость не позволила мне отправиться в Северен на поиски Денны.

Я послал кольцо Бредону, но посыльный вернулся в новостями, о том, что он все еще отсутствует в поместье.