Страх
Шрифт:
– Ладно. Езжай. Но только на один день...
27
– Это вы звонили?
– выйдя из дверей проходной на улицу, сразу сощурился Евсеев.
– Да... Я - из ФСБ, - эффектно развернул книжицу Тулаев и не нашел ничего необычного в этом парне с кличкой Ухо.
На его белобрысой голове блюдцами сидели самые обыкновенные уши. Может, только левое казалось чуть оттопыренней правого. А так - ничего особенного. Встретишь на улице - примешь за студента-отличника, а не за капитана милиции.
– Может, поднимемся к нам в отдел?
–
Напротив здания центра не было живого места от гаражей, огороженных металлической сеткой, и просто "ракушек"-укрытий. Но возле сетки росли деревья, и они нашли под ними спасительную тень.
– Это - пленка с автоответчика Свидерского, - сразу перешел к делу Тулаев.
– Вся или фрагмент?
– взял ее и почему-то на просвет
изучил Евсеев.
– Конечно, вся. Это копия. Оригинал в прокуратуре Московского гарнизона.
– Оригинал у меня наверху, - упрямо произнес Евсеев.
– Сейчас как раз на анализе.
– Странно, - удивился Тулаев, вспомнив прилизанного старшего лейтенанта юстиции.
– Следователь сказал мне, что оригинал у него.
– Мы не имеем права анализировать копии. Просто мы им сделали дубликат для работы, а они, видимо, вам. Так что мне ваша пленка не нужна, - вернул ее Евсеев.
– Ладно, - швырнул ее в дипломат Тулаев.
– Я просто подумал, когда следователь сказал, что у него оригинал, что вы ему уже все вернули.
– Это он для солидности прихвастнул. А на анализ голоса у нас минимально отводится пять дней. Лучше, если удается поработать две недели.
– Понятно. А как тогда у следователя в кассете оказалась бумажка с номерами.
– Я отдал ее. Зачем она мне. Следователю важнее.
Даже в утренней тени было жарко, а это глупое выяснение, у кого оригинал - у Евсеева или у выпендрежистого старшего лейтенанта юстиции, только запутывало мозги. Нужно было спешить на Савеловский вокзал, а он до сих пор не рассказал о главном.
– У меня к вам просьба, - заторопился Тулаев.
– На этой пленке записан голос одного человека. Всего один звук.
– "М-м-да"?
– помог Евсеев.
– Совершенно верно.
– Есть где-то в середине. Очень приглушенный звук. Расстояние от голосовых связок до мембраны трубки не менее полуметра.
– Значит, анализ будет затруднен?
– Почему же? Звук-то есть.
Жара показалась не такой уж неприятной. Значит, из этого полувздоха тоже можно что-то выжать.
– Скажите, а по какому звуку вы начнете анализ?
– спросил Тулаев.
– Обычно с "а". И там звук "а" есть, - вяло произнес Евсеев.
Его утомила не жара, а этот странный собеседник, который отказался подниматься в отдел и так въедливо выяснял, у кого же оригинал.
– У меня такая просьба, - смахнул каплю пота с виска
Тулаев.
– Я привезу вам порядка сотни голосов. На пленке, естественно. Только по звуку "а" быстрым, скажем так, анализом вы сможете определить идентичность
– Да вы что, смеетесь?!
– отпрянул на шаг Евсеев.
– Я же говорил: только по одному голосу нужно не меньше пяти дней.
А тут сотня! Это ж года на полтора!
– Мне не нужен подробный анализ, - не сдавался Тулаев.
– Можно всего по одной какой-то характеристике...
– У меня дел - во!
– перерезал ладонью воздух над головой Евсеев.
– От этого зависит безопасность государства, - сухо
произнес Тулаев.
– Если вам необходимо освобождение от
другой работы, вы его получите.
– Да вы что?! Сто голосов?! Да я...
– Я договариваюсь с вами по-дружески. Вы хотите, чтобы вас вызвал начальник центра и приказал дневать и ночевать в отделе? Вы этого хотите?
Лицо Евсеева дрогнуло. Он не ожидал, что за спиной у этого невысокого человека в застиранной синей рубашке стоит такая сила. Но и сдаваться он не привык.
– Почему вы требуете этого именно от меня? У нас есть
другие эксперты в отделе. Есть начальник отдела, наконец.
Это работа для всех сотрудников. Может, если все навалимся, то...
– Ваш начальник будет посвящен в обстановку, - оборвал его Тулаев. Остальные об этом анализе не должны знать. Я уже говорил, дело касается государственной безопасности. Утечки информации быть не должно.
Евсеев наконец-то вспомнил характеристики этого глухого "М-м-да". Он его не анализировал полностью, но сигналограмму и формантные частоты снял. У голоса было резкое раздвоение третьей формантной частоты. Это как шрам на лице - сразу запоминается. Конечно, сто голосов - это тихий ужас, но если ограничиться только формантными частотами... Халтура, конечно, а не анализ, но, может, хоть тогда от него отстанут.
– А нельзя, чтобы не сто, а хотя бы пятьдесят?
– почти сдаваясь, попросил Евсеев.
– Мне трудно сказать, - поморщил лоб Тулаев.
– Может, их пятьдесят всего и будет... Мне трудно говорить об этом.
– Ладно, привозите, - посмотрел на часы Евсеев.
– Но начальнику моему... В общем, по своей линии позвоните ему...
28
Начальник Марфинского центрального военного клинического санатория, предупрежденный звонком Межинского, встретил Тулаева как-то странно. Сидя в высоком, мягко поворачивающемся кресле, он постоянно оправлял свою полковничью форму и, кажется, не знал, как себя вести с необычным гостем. За годы службы он настолько привык, что всякий приходящий к нему выпрашивал либо место в санатории, либо люкс вместо номера-двухместки, либо лишний день проживания, что теперь, когда у него просили всего лишь посидеть на обеде у отдыхающих в общем зале, он ощущал сильное смущение. Властность замедляла его движения, а страх перед офицером госбезопасности убыстрял их. И он то вальяжно поворачивался в кресле на сигнал селектора от секретарши, то нервно облизывал крупные пересохшие губы.