Страх
Шрифт:
А тихий Зак по-кошачьи мягко прошел в зал, посмотрел на
фотографию, висящую на стене, - он и брат стоят обнявшись на фоне
кремлевской стены - и подумал, что он бы, пожалуй, и сегодняшний
день тоже вычеркнул из жизни, чтобы заменить его каким-нибудь
другим.
34
Прошка, до болезненной слабости ног объевшийся после суточной диеты, лежал прямо у миски и смотрел видеофильм, который он уже вроде бы видел. Камера скользила справа налево по толпе, стоящей вдоль дороги.
– Ну, это нам не надо, - не смог смотреть
Уперевшись в невидимый барьер, камера поплыла слева направо. Она будто бы сама хотела вернуться к заинтересовавшей ее воровке.
– Стоп!
– омертвил кадр Тулаев.
Мутные глаза Прошки с удивлением поймали резкое движение хозяина. Он вскочил со стула, метнулся к телевизору и буквально влип в него. Даже Прошка не стал бы так кидаться на экран, если бы увидел на нем жирнющую мышь.
– Он! Точно - он!
– узнал рубашку Тулаев.
С экрана на него смотрело маленькими бисерными глазками изможденное лицо Зака. Рука воровки уже погрузилась в его карман, а вторая вот-вот должна была пнуть его в спину. Старый, веками отработанный прием отвлечения. Точно так же он бросал бутылку коньяка, чтобы на секунду отвести в сторону глаза верзилы в баре.
Почему Тулаев не взял с собой диктофон к Заку? Вряд ли ему пригодился бы его голос, но в том, что он тихо говорил из-за приоткрытой двери, могло быть что-нибудь интересное. К сожалению, повторить этот разговор сейчас он уже не мог. Да и голос не помешал бы все-таки. Впрочем, это уже напоминало маниакальность.
Тулаев отпрянул от экрана, прикрыл ладонью заболевшие глаза и поймал себя на мысли, что он теперь готов записывать голоса всех встречных и поперечных, чтобы отыскать хозяина марфинского "М-м-да". Наверное, Евсеев-Ухо уже стонет над той пленкой, что он отдал ему утром, а если Тулаев принесет еще одну, пусть даже подкрепленную звонком от президента, не вызовет ли это у "слухача" обморок?
Копируя хозяина, Прошка тоже прикрыл лапкой глаза и сразу заснул. Ему привиделся балкон, к которому он так красиво, так мощно прыгал с тощей березовой ветки, и кошечка на том балконе. Даже во сне Прошка с удивлением подумал, почему это хозяин больше не приводит свою кошечку. У людей то, чем он занимался один раз по весне, почему-то происходит чуть ли не каждый день.
А Тулаев и сам хотел звонить Ларисе, но замерший на экране Зак своим иезуитским взглядом жег и жег его, и палец машинально набрал номер телефона Межинского. С трудом Тулаев упросил его перенести встречу на завтра. Межинский все еще был не в духе. Впрочем, наша плохая телефонная слышимость способна так изменить голос, что любой бодряк покажется дистрофиком.
Следующий звонок оживил в трубке голос капитана милиции с Петровки, 38, которому он отдал несколько дней назад копию видеокассеты с воровкой. Капитан еле вспомнил его, попросил подождать, куда-то долго вызванивал, но все-таки решение принял.
– Вам нужно поехать в "лужу"...
– А моя пленка?
– удивился Тулаев.
– Этого мало. Все равно нужен живой случай...
Через час с небольшим Тулаев уже беседовал с другим капитаном милиции, дежурным по лужнецкому отделению. Тот долго вообще не хотел разговаривать на эту тему, но прямо на глазах Тулаева в отделение косяком пошли обворованные "щипачами" люди, и капитан сдался.
– Ладно, сержант поводит вас по рынку, - внимательно посмотрел он на белобрысого сержантика, стоящего у двери отделения.
– Но он через два часа закрывается. Вряд ли что-то получится.
Отделение бурлило слезами обворованных тетек и грохотало матюгами мужиков-оптовиков, у которых срезали кошельки прямо с брюха. Тулаев вышел на его порог с облегчением. Когда в одном месте так много собирается горя, от него хочется бежать, словно это и не горе, а заразная болезнь, которую легко подхватить. Особенно если учесть, что от нее нет лекарств.
– Зря они воют, - подтверждая его мысли, еще на пороге
сказал сержант.
– Это бесполезно. Ушли "бабки" с концами.
Он еще раз посмотрел на снимок, который минуту назад
преспокойненько лежал под плексигласом на столе у
капитана-дежурного, и со знанием дела пояснил:
– Если она работает у нас, то только где-нибудь в боковых аллейках. Центральную аллею "бомбят" цыганки. На параллельной большой аллее тоже они.
– А почему ж вы их не арестовываете?
Сержант посмотрел на Тулаева так, как смотрит папаша на сына-несмышленыша, задавшего предельно глупый вопрос, и сунул снимок в карман брюк.
– Идемте по боковым аллейкам походим. Только я переоденусь, а то нас за километр видно будет.
Они подошли к новенькой "девятке". Сержант снял сигнализацию, открыл дверцу, с заднего сиденья достал сумку и прямо при Тулаеве переоделся в спортивный костюм-"ракушку".
– Свежая?
– спросил Тулаев, заметив на дне его сумки "Комсомолку".
– Да вроде свежая, - удивился вспыхнувшему в глазах гостя оживлению сержант.
Он рывком вытащил мятый номер, перевернул его, безжалостно встряхнул газету, разорвав ее сбоку, и безразличным голосом объявил:
– Точно - сегодняшняя!
– Можно?
– попросил Тулаев.
– Посмотрите. А я пока переобуюсь...
Торопливые пальцы Тулаева развернули номер. Глаза искали крупного заголовка со словом "Да" и, кажется, не находили. Неужели американцы не нашли общий язык с главным редактором "Комсомолки"? Взгляд скользнул к "подвалу" и зацепился за крошечную заметку "Иван да без Марьи". В ней приводилась статистика разводов в России за последние три года. Заметка была вроде бы и о нем.