Страх
Шрифт:
Тулаев отвернулся и на враз ослабевших ногах пошел из комнаты, из дома, из двора...
Шерше ля фам. Ищите женщину.
45
Он проснулся оттого, что устал спать. Комнату все так же до краев заливало солнце, и поэтому сразу показалось, что он лег всего пять минут назад. Часы разубедили его в этом. Стрелки на будильнике слиплись в полдне, а домой Тулаев вернулся в четвертом часу. Вчерашнего, значит, дня.
Рядом с ногами пушистым комком пошевелился Прошка. Приход хозяина он встретил так радостно, а потом ходил по квартире за Тулаевым как приклеенный, что даже возникла мысль, что у котов есть свои "сотовые"
Совсем не хотелось думать, но мысли полезли сами собой. Они как будто мухами сидели на подушке вокруг головы и ждали, когда он откроет глаза, чтобы тут же наброситься на него. Что там говорил по дороге в машине Межинский?
Они ехали вдвоем на его "жигулях" вслед за "альфовским" автобусом. Солнце жгло металл их крыши. Хотелось спать, но Межинский своим разговором не давал этого сделать. Тулаев вроде слышал, а вроде и не слышал его слова. В душе гудела пустота, и если бы начальник даже сказал ему, что он уволен, лишен звания и квартиры, он бы вовсе не отреагировал, хотя, конечно, после того, что произошло, никто его не увольнял бы и ничего не лишал. Но Межинский ведь что-то говорил...
Мухи-мысли назойливо кружились и кружились вокруг головы. Прошка спрыгнул с дивана на пол и легким звуком толчка напомнил о Егоре Куфякове. Тогда, перед Московской кольцевой автодорогой, "жигули" тоже дернуло. Межинский резко затормозил. Затормозил и раздраженно сказал, что теперь Тулаеву нужно плотнее заняться Миусом-Фугасом. Брата его соседа по камере нашли мертвым за бутылкой какого-то растворителя. Судя по данным экспертизы, хлебнул он столько, что хватило бы не на одного Куфякова. И эта смерть алкаша со стажем выглядела бы естественной, если бы не человек, которого заметила дворничиха. Их "жигули" стояли в заторе, и Межинский достал из дипломата фоторобот гостя. Тулаев нехотя взглянул, и сразу в голове посвежело. Ее словно продули невидимым ветром. С бумажки на него своими слишком серьезными глазами смотрел... Наждак. Нос, впрочем, и подбородок не совсем соответствовали оригиналу, но даже таким фоторобот казался "карточкой" Наждака.
Что-то неприятное тогда ударило в нос. Тулаев посмотрел на сизый газ, стелющийся из выхлопной трубы присоседившегося к ним "КАМАЗа", и брезгливо поднял стекло дверцы до упора. Закрыл, а вонь все грызла ноздри. А вдруг это был дурман не от выхлопных газов? А вдруг он так ощутил то, что раньше не мог бы даже придумать?
Троица террористов с примкнувшим к ней Цыпленком оказалась в связке с Миусом-Фугасом. Схема, которую он рисовал на листке бумаги, оказывалась плотнее, чем он предполагал. Но ведь тогда...
Рывком Тулаев сел на диване. Пружины нервно хрустнули и замолчали. Тогда... тогда... получается, что, скорее всего, и Зак знаком со всеми четырьмя! Ну с какой стати было ему торчать на остановке возле подвала, где спрятались налетчики. Как учили в "Вымпеле"? Все случайное - всего лишь закономерность, которой пока еще не нашли объяснение. А убитого капитана первого ранга Свидерского видели садящимся в красные "жигули", где уже были двое. Тогда... тогда...
В памяти ожила ночь, горький
Пружины дивана жалостно взвизгнули. Тулаев босиком прошлепал на кухню, по памяти набрал номер и попросил трубку, как только она ожила:
– Позовите, пожалуйста, Евсеева... Олега Евсеева.
– Это я, - тихо ответила трубка.
– Олег, здравствуй, это - я, Тулаев.
– Я вас сразу узнал, - обреченно ответил он.
– У меня к тебе просьба. Позвони вот по этому телефону, - он по памяти продиктовал номер.
– Когда снимут трубку, скажи какую-нибудь ерунду. Ну, к примеру, "Позовите Колю". Чтоб ясно было, что ты ошибся телефоном. И это... да, нужно его голос записать.
– Товарищ майор, - жалобно попросил Евсеев.
– Позвоните моему начальнику. У меня срочная работа.
Ухо Евсеева ныло от сотен игл, вонзающихся в него. Вот-вот по Москве с севера должен был ударить холодный атмосферный фронт, и ухо криком кричало, предупреждая его об этом. Тулаев ничего не знал об арктических страданиях собеседника и его отказ понял по-своему.
– Олег, за работу ты получишь премиальные. Поверь мне. Пока я буду дозваниваться до твоего начальства...
– Хорошо, - сдался он.
– Я позвоню...
Трубка под пальцами Тулаева бережно легла на аппарат. Кажется, можно было передохнуть, но мухи-мысли догнали его и на кухне. Уже после кольцевой, в новой пробке, Межинский сказал что-то еще... Да, он сообщил о водителе той машины, что должна была увезти Наждака и сообщников с места ограбления. Его нашли сгоревшим. Хотя, точнее, нашли его обгоревшие кости, и по металлической коронке на шестом зубе опознали водителя. Тулаева передернуло. Казнь напоминала нечто средневековое, католическое, когда отступники от веры корчились в огне костров. Бежавший водитель - тоже своего рода отступник. От бандитской веры, от железной дисциплины, от тайны ограбления.
Виновато запиликавший телефон оборвал мысли.
– Это я, - радостно произнес Евсеев.
– Записал?
– Телефон не отвечает.
– А долго держал трубку?
– Десять зуммеров.
Пришлось попрощаться. Значит, Зак тоже не стал ждать гостей. Вчера уже у Садового кольца в салоне "жигулей" ожил телефон. Межинский, оставив на руле одну руку, нервно сорвал трубку, послушал ее и так же молча положил.
– Девица все-таки ушла, - после паузы произнес он.
– Пока эта группа захвата раскачалась...
Тулаев неприятно ощутил, что у него медленно краснеют уши. Ни во дворе, ни уже сейчас, в машине, он не выдал, что знал, очень плотно, даже чрезвычайно плотно знал эту "девицу". Сказать-то, наверно, нужно было, но что-то странное, никогда прежде не испытанное, клещами сдерживало признание. Казалось, стоит открыть рот, и жизнь закончится. Нет, он не ощущал себя приобщенным через Ларису к банде, но то, что случилось между ними, сейчас, после всего, что произошло, виделось не частью следствия, а каким-то странным кусочком, который, как он ни старался, к общей ткани подшить не смог...