Страх
Шрифт:
Он оторвал голову от окуляра. Старший на стрельбище, его бывший командир группы, высоченный, с казацкими усами подполковник, сочувственно спросил, посмотрев на его мишень через прицел своей винтовки:
– Не идет стрельба, Саш?..
– Ветер, - нехотя ответил Тулаев, хотя только сейчас, после вопроса подполковника, заметил, что по стрельбищу гуляет облегчивший московский зной залетный сиверко.
– Ну я ж ветер не отменю. Я таких полномочий не имею...
Вдруг ни с того ни с сего Тулаев пожалел, что ушел из "Вымпела". Дотерпел бы год - и
– Как командировка?
– иронично спросил подполковник.
Из окна автобуса в Москве он как-то заметил коренастую фигуру Тулаева, а поскольку настоящими командировками в "Вымпеле" считались только те, что приходились на "горячие точки", то странное исчезновение Тулаева из группы он уже не мог воспринять серьезно.
– Да так себе, - ушел от ответа Тулаев.
– На юге был?
– Скорее, на севере, - вспомнил Тулаев ночную деревню за
Марфино.
– Понравилось?
– До безобразия. Скоро опять в этом же направлении поеду. Только
еще дальше, - подумал Тулаев о предстоящей командировке.
– Счастливый! А у нас тут скучища!
– и громко, до хряска скул,
зевнул.
Тулаев отвернулся к мишени. Кажется, его еще о чем-то спросили, но разговаривать больше не хотелось. Когда брал в руки "винторез", казалось, что вот-вот вернется азарт охотника, в вены впрыснется наркотик удовольствия, так часто испытанный раньше на стрельбище, но ничего этого не произошло. Может, виноват в этом оказывался Межинский, загрузивший его голову кучей новостей?
Оказывается, и без его помощи следователь прокуратуры "вычислил" Зака. По телефонному номеру в записной книжке Наждака. Да только и там группу захвата ждало разочарование. Лариса, скорее всего, успела предупредить Зака. Тулаев вспомнил, как она торопилась к нему, как изменилась после звонка "шефа", вспомнил свое прежнее горькое разочарование и ему захотелось побыстрее все это забыть.
Но забыть можно было, лишь увидев себя уже в каком-то другом времени. И на память пришло то, что он узнал у Межинского. Оказывается, на квартире у Зака группа захвата обнаружила еще два устройства, подобных тому, которое убило током инкассатора. И хотя воспоминание опять было о Заке, оно уже не заливало голову горечью.
Еще два устройства. Значит, банде показалось мало украденного миллиарда рублей. Значит, им требовались еще большие суммы денег.
А что там еще стало известно от агентуры? А-а, вот - Свидерский был должником Зака. Причем, давним. Неужели он выбросился из окна только потому, что не мог отдать деньги? Межинский упрямо считает, что все дело в кодах для запуска баллистических ракет, которые Свидерский зачем-то брал из секретки за день до гибели. Но ведь он брал их и раньше. Коды, собственно, и были основной частью его службы.
Неужели эти подозрения возникли у Межинского после слов американки? А что она такого слышала сквозь доски подпола? Что люди Зака хотят захватить какой-то объект на севере, возле Мурманска? Она уверяла,
На Кольском полуострове, в пятнадцати километрах от поселка Полярные Зори, есть атомная электростанция. Четыре реактора с кучей недостатков. Тулаева как-то готовили в составе группы для учебного захвата этой АЭС. Рейд был спланирован на сентябрь 1991 года. Но до сентября случился август, и все захваты отменили. А Тулаев до сих пор помнил, что вокруг корпусов реакторов на той электростанции нет защитной оболочки, схема аварийного дублирования систем охлаждения и безопасности отсутствует, операторы на блоке управления подготовлены плохо и - самое главное для группы захвата в системе охраны и безопасности АЭС столько дыр, что ее вполне может за полчаса захватить один мотострелковый взвод. А что уж говорить о спецгруппе!
Межинский хмуро выслушал его предположение об атомной электростанции, помолчал и все-таки высказался:
– Возможно как вариант. А какой смысл?
– Ядерный шантаж!
– пулей выстрелил ответ Тулаев.
Выдумывать ничего не приходилось. Именно так - "Ядерный шантаж"
– называлась сорвавшаяся операция по захвату Кольской АЭС.
– Вот это уже теплее, - вскочил из кресла Межинский, подошел вплотную к вставшему Тулаеву и, понизив голос, вкрадчиво спросил: - А зачем?
– Для шантажа...
Более дурацкий ответ трудно было придумать, но что-то же нужно было говорить. Начальники страсть как любят спрашивать, а подчиненные еще сильнее не любят отвечать. Наверное, они бы так и стояли еще полчаса. Межинский - в ожидании более точного ответа, Тулаев - в ожидании нового вопроса. Но в этом странном напряженном молчании между ними будто ударило искрой. Тулаева ожгло воспоминанием, и он тихо произнес:
– Атомные лодки...
– Тоже один из вариантов, - так же тихо и вкрадчиво ответил Межинский.
Он все еще стоял вплотную, как футбольный судья стоит
перед провинившимся игроком в раздумьи, каким образом наказать
его: желтой карточкой - полегче - или красной - на всю катушку.
– Это все из-за Миуса, - усилием удерживая внутри себя
воспоминание, сказал Тулаев.
– Помните, его треугольник на стене?
– Ну и что?
– Это не просто треугольник. Это рубка подводной лодки...
– Я никогда не видел треугольных рубок.
– Но она же... Она же не совсем у него треугольная! Верха-то нет.
– Все равно не похоже. Да и то... Резкие углы у рубки дизельной лодки. У атомных - скругленный контур, - упрямо смотрел в глаза Межинский.
– А точки?
– с прежней начальственностью спросил он.
– Нужно подумать.
– Не напрягайся, - остановил его Межинский.
– Перед самой смертью Егор Куфяков отправил брату письмо. Последнее письмо.
После его получения Миус изменил рисунок на стене.
Межинский вернулся к столу, выдвинул ящик и торжественно достал из него фотографию. Блеснул цветной глянец. Блеснул острием ножа.