Странствие за Фарадоунами
Шрифт:
После того, как это повторилось несколько раз, у Наба начало сводить живот от нарастающей паники, и ему пришлось изо всех сил с ней бороться. Снова всплыли ужасные воспоминания о походе по Болотам Блора, но тогда, по крайней мере, с ним были товарищи, а теперь он остался в полном одиночестве.
Наб сделал еще одну попытку, осторожно ставя ноги одну за другой на камни и жесткую траву. На этот раз он прошагал какое-то время и только начал вновь обретать уверенность, как снова принялся спускаться. «Это лишь небольшое углубление, — сказал он сам себе. — Через несколько шагов мы снова пойдем вверх». Но склон шел и шел вниз, поэтому, решив, что сначала он поднимался по стенке впадины, он повернулся и стал возвращаться по своим следам вверх, но обнаружил, что спуск по той стороне, по которой он первоначально поднимался, тянется без
Теперь Наб действительно испугался и внезапно, чуть ли не впервые, почувствовал огромный груз своей ответственности. Раньше всегда находились другие, с кем он мог ее разделить, но теперь она лежала на нем, и только на нем. Он не мог их подвести — всех тех, кто отдал свои жизни, чтобы защитить его, и тех, кто выполнял свою часть дела сейчас, чтобы он мог добиться успеха. Наб остановился, сердце бешено забилось от убийственной мысли о провале. Провале! В голове ясно вспыхнули образы Бруина, Руфуса и Сэма — так ясно, словно они стояли рядом, и вокруг его сознания, точно железные тиски, сомкнулся неодолимый мрак горя. Туман, казалось, становился все гуще и гуще, а сам Наб настолько вымок и продрог, что начал непроизвольно дрожать. Он сел на землю и, закрыв лицо руками, предался отчаянию.
Так мальчик сидел довольно долго, но вот он почувствовал, как сквозь его оцепенение пробивается что-то необъяснимое и заставляет взглянуть вверх. Там, сквозь туман, он увидел теплое, призывное золотое свечение. Его сердце подпрыгнуло от радости — Ашгарот! Это мог быть только он! Наб встал и начал пробираться к словно бы подзывающему его неясному мерцанию света. Он попал под гипноз этого света, и не видел ничего, и не чувствовал ничего, кроме его тепла. Свет влек его так, что его ноги будто ступали по туману, а тело словно плыло сквозь влажный воздух. Он больше не чувствовал себя ни усталым, ни несчастным, ни испуганным; он стал внезапно непобедим. Он мог бы идти и идти вечно — таковы были сила и мощь, пронизавшие его тело до самых кончиков пальцев. Казалось, он так вырос, что, взглянув себе под ноги, видел землю где-то далеко-далеко внизу. Он без усилий преодолевал долины и ущелья, глубокие расселины, бушующие реки и высокие горы; все они были для него лишь детскими игрушками.
Смутно, сквозь дымку эйфории, он чувствовал, что источник его энергии сосредоточился вокруг талии, там, где был надежно застегнут Пояс Аммдара. И, погляди он туда, Наб заметил бы, что застежка светится тем же золотым светом, что манил его из отдаления и сиял теперь в его сознании. Он шел и шел, пока в голове не осталось ничего, лишь радость странствовать легко, словно играючи. Все было забыто: уркку, элдрон, Ашгарот, Дреагг, эльфы… Даже Бет и Брок, Уорригал и Перрифут казались смутными, далекими фигурами из неясного, темного прошлого, которые сейчас не имели к нему никакого отношения.
И вдруг он провалился и начал падать. Он кувыркался и кувыркался вниз сквозь длинный узкий туннель в земле, а стены туннеля схлопывались за ним, смыкаясь над головой, будто были сложены из вваливающейся внутрь мягкой грязи. Раз или два за время падения он пытался вцепиться в стены, но когда ему это удалось, и он начал подтягиваться вверх, они расступились, и он почувствовал, что снова скользит обратно, в темную зияющую пучину. Мальчик падал все дальше и дальше, и все, что ему удавалось различить вокруг, — это мелькающая перед глазами чернильно-черная круговерть, и голову ему тоже закружило так, что он не мог ни думать, ни чувствовать ничего, кроме ледяного озноба страха. Он все падал, и ему стало чудиться, что становится жарче; теперь он истекал потом и все его тело жгло и щипало колючим огнем, идущим из-под его собственной кожи. Он чувствовал, что сам при этом сжимается, и смутно припомнил, что в начале падения мог почти касаться стенок, а теперь даже не мог их увидеть — настолько огромной казалась шахта колодца.
Наб летел и летел вниз, в пропасть, и так должно было длиться вечно… как вдруг он глухо ударился о землю. Он сел — ошеломленный и потрясенный, неспособный собраться с мыслями, — и изо всех сил попытался найти хоть что-нибудь простое и обыкновенное, что подсказало бы ему, где он находится. Он взглянул на землю и увидел пучок вереска, растущий среди камней; мальчик осторожно потянулся и дотронулся до него, чтобы убедиться, что вереск настоящий, и его пальцы сомкнулись вокруг мягких пурпурных цветов. Постепенно его голова перестала кружиться,
Тогда из света к нему воззвал голос — приветливый, чарующий голос, нежный и успокаивающий, окутавший его теплом и ощущением безопасности. Он назвал Наба по имени и поблагодарил за все, что тот сделал; он был мудро выбран, сказал голос, и оправдал доверие и надежды, которые возлагались на него. Он прошел через всевозможные испытания и трудности, но теперь все позади. Это конец; путешествие завершено. Теперь он всегда будет чувствовать себя так, как недавно, когда шагал по горам и долинам, словно великан, — всемогущим и исполненным силы. Посмотри на стену, продолжал голос, и, когда Наб повернулся, огромная высокая стена пещеры, казалось, задрожала, испуская серебристый свет, и медленно растаяла. На ее месте появилось изображение. Оно было настолько реально, что Набу казалось, будто он сам находится внутри картины; он чуть было не подошел и не потрогал видение.
По прямой асфальтированной дороге плавно и неторопливо проезжала огромная белая карета. Наб внимательно присмотрелся к карете и увидел, что она сделана из китового уса и слоновой кости, поблескивающих в серебристом свете. Шоссе обрамляли аккуратно подстриженные живые изгороди и кусты, а на обочинах стояли тысячи ликующих уркку, размахивали гигантскими флагами и кричали: «Ура, ура вождю! Ура правителю!» Их ряды тянулись насколько мог видеть глаз, карета двигалась посреди них, а ее двое пассажиров смотрели прямо перед собой, едва замечая толпу. Наб видел только их спины; он проследил, как карета наконец подвезла их к громадному дворцу с огромными колоннами и арками и широким лестничным пролетом, ведущим к террасе, на которой ожидали выстроившиеся придворные и прислужники.
Карета остановилась, пара сошла, заиграл оркестр, и музыка смешалась с приветственными криками в один хвалебный гул. Они взошли по ступеням, и когда достигли верха, двое слуг открыли массивные двери, ведущие в просторный зал. Пол был покрыт коврами из шкур животных. Наб узнал некоторые: овчина, оленья шкура, козья и барсучья, но были и другие, которых он не знал, снятые со странных чужеземных животных, обитавших на крайнем севере или западе: красные, золотые, черные, оранжевые, белые — всё перемешалось в пестром калейдоскопе. Наб посмотрел на стены: по обеим сторонам на них висели ряды деревянных щитов с головами множества различных животных. Там были лисы, барсуки, выдры, олени, и вновь тысячи других, которых он не узнавал — все они кривили пасти не то в улыбке, не то в оскале, как на мордах отравленных барсуков, а искусственные глаза безжизненно взирали на происходящее внизу.
Наб все еще не видел лиц царственной четы, только их спины. Пара, неторопливо идущая по роскошным коврам, была одета в свисавшие до пола длинные плащи из белого меха, и при движении Наб мог видеть их высокие кожаные сапоги, отороченные разноцветными мехами. Что-то знакомое и все же тревожащее сквозило в том, как они шествовали к двум огромным тронам, установленным на возвышении в конце зала. Но вот они достигли тронов и обернулись, и сердце Наба остановилось, а кровь застыла, потому что там, глядя на него с картинки, стояла точная копия его самого. Он испуганно посмотрел на другую фигуру и увидел, что, как он уже наполовину предугадывал, это была Бет. На головах у них сияли короны из слоновой кости, с шей свисали ожерелья из зубов и костей. Браслеты из барсучьего волоса украшали их запястья, а длинные золотые локоны Бет придерживали два черепаховых гребня. Ужасные сомнения начали терзать растерянный ум Наба: действительно ли все это ему показывает Ашгарот? Он смотрел, как пара в зале улыбнулась ему и подняла руки, будто призывая к себе. Затем его двойник заговорил: