Странствия и приключения Никодима Старшего
Шрифт:
Лобачев любезно протянул ему руку и пересадил Никодима со стула в кресло.
— Не беспокойтесь, — сказал он Никодиму, — и простите меня. Я — плохой человек, но изо всех сил стараюсь стать лучше. Вот теперь… ах нет! Не сочтите за гордость: я не рисовался перед вами, но я не всегда умею придерживать ту маску, которую на себя надеваю. Я распустил себя, я позволил себе быть добрым.
— Что вы, что вы! — прошептал Никодим смущенно, — Я никогда не мог и подумать, что в вас столько добра и красоты. Я еще не видел таких людей, как вы,
Тут уже смутился Лобачев. На глазах у него заблистали слезы — ему, очевидно, было понятно, каким он предстал перед Никодимом, и словно ему не хотелось, чтобы именно это Никодиму запомнилось.
— О госпоже NN должен вам сказать, — начал он, запинаясь, — она вас любит, она жива и здорова. И матушку вашу я хорошо знаю. И знаю, где она.
— Знаете? — радостно вырвалось у Никодима.
— Да, знаю. Но погодите, я еще не могу вам сказать сейчас.
Никодим приуныл.
— Почему? — спросил он.
— Не спрашивайте, ради Бога; я сам хотел бы сказать как можно скорее. Вот за госпожу NN я очень беспокоился. Но теперь спокоен: она вышла замуж.
— Вышла замуж?! — с горечью в голосе воскликнул Никодим.
— Да, вышла. Хотя уже в третий раз, но по-настоящему. Я за нее спокоен. То есть должен пояснить: я за нее не так беспокоился, как обыкновенно за женщин боятся, а дело в том, что она ведьма.
— Ведьма? Я тоже сразу так определил ее. А за кого она вышла?
— Вы же знаете. Еще подумаете, что я смеюсь над вами. Что за комедия!
— Нет, я не знаю, — ответил Никодим. Лобачев походил по комнате, остановился перед Никодимом и спросил:
— Ну теперь хотите быть моим другом? Никодим ужасно заколебался, и к тому же весть о выходе госпожи NN замуж больно ранила его сердце, но ему уже ничего не оставалось, как ответить согласием, и он тихо сказал:
— Хочу.
Лобачев улыбнулся и потер руки. Жест вышел у него неожиданно неприятным, и Никодим это подметил.
ГЛАВА XXVI
Переписка Ираклия с неизвестным
— У меня есть сын, — сказал Лобачев, присаживаясь опять к столу, — его зовут тем же именем, что и вас: Никодим. Вы мне очень напоминаете его. Но я давно не видел своего сына и не знаю, когда увижу.
По лицу Лобачева прошло облачко грусти.
— А почему госпожа NN ведьма? — вместо ответа спросил его Никодим. — Разве вы заметили за ней что-нибудь такое… колдовское?
Лобачев поглядел на Никодима, улыбнулся опять стариковской улыбкой, отчего глаза его снова стали добрыми, и от глаз снова побежали морщинки.
— Вот, — сказал он, — наивный человек, не ведающий, каким колдовским знанием владеет любая женщина, а женщины, подобные госпоже NN, в особенности.
— Ах, вы это подразумевали! — протянул Никодим с явным разочарованием. — Но почему же у нее был серый цилиндр?
— Какой серый цилиндр? — с затаенным волнением переспросил Лобачев.
— Мохнатый, серый
— Ну, милый, вы перепутали. Квартира принадлежала не госпоже NN, а мне, и цилиндр на столике был мой. Госпожа NN находилась у меня временно, по просьбе одного господина.
— Ее жениха?
— Нет, не жениха. Жених появился значительно позже.
Никодим вдруг вспомнил, что у него в кармане пальто лежит номер "Огонька", купленный вчера на вокзале, с известным объявлением, и покраснел: ему было неловко спросить Лобачева про это объявление — уже очень невероятным казалось теперь, после всего, что было за последние четверть часа, чтобы Лобачев мог печатать подобные объявления или на самом деле заниматься подобным производством. Лобачев заметил смущение Никодима.
— Что с вами? — спросил Феоктист Селиверстович заботливо.
Никодим вытащил журнал.
— Вот тут, — сказал он, запинаясь, — объявление — так я не знаю… как понимать… уже очень оно меня поразило тогда… в трактире.
— В каком трактире? Ах, это! — взглянув мельком, догадался Лобачев. — Я сам уже видел. Странное совпадение. Я здесь ни при чем.
— Ни при чем? — переспросил Никодим (но от сердца у него отлегло, и он облегченно вздохнул).
Однако, помолчав, он вдруг вспомнил еще, что когда-то говорил ему на ухо Федосий из Бобылевки, отвозя его домой со станции. Сомнение закралось в душу Никодима. Он искоса взглянул на Лобачева.
— Послушайте, Феоктист Селиверстович, — спросил он осторожно, — а у вас нет фабрики в — ском уезде?
— Фабрики, вы говорите? Фабрики у меня нет, — ответил Лобачев, явно не подозревая, зачем этот вопрос был задан.
— Как нет фабрики? А чья же там фабрика? — удивленно воскликнул Никодим.
— Не знаю чья, — опять спокойно ответил Лобачев, — я в — ском уезде никогда не был.
— Послушайте! — убедительно возразил Никодим, как бы взывая к совести и памяти своего собеседника. — Мне же говорили про ту фабрику, что она принадлежит Феоктисту Селиверстовичу Лобачеву.
Лобачев покачал головой.
— У меня нет фабрики и не было, — повторил он. Никодим ущипнул себя — неужели это во сне?
— Так, может быть, вы не тот господин Лобачев, которого мне нужно? — спросил он в удивлении очень медленно и останавливаясь после каждого слова.
— Почему не тот? — удивился уже Лобачев.
— Мне нужен владелец фабрики в нашем уезде.
— Да, в таком случае, я не тот. Впрочем меня смешивали уже несколько раз с каким-то Лобачевым. Вот хотя бы с этим объявлением: оно появляется не первый раз и для меня очень неудобно — многим я известен ведь совсем с другой стороны. Но если вы поедете по указанному адресу на Пушкинскую — вый дет к вам навстречу в приемную неопределенный тип и скажет, что это только фирма прежнего владельца: Федот Савельевич Лобачев, а владельцем фирмы является некий Вексельман из Белостока.