Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
— А на каком же я читал? — удивился Фома. В принципе, жизнь была прекрасна на любом языке, но хотелось бы знать на каком именно она так внезапно хороша?
— Не знаю, может, французский — там «факов» нет, — предположил Леша.
— А может, русский? — подхватил его мысль Фома, так как свою постоянно терял. — В нем их тоже нет, только «факты».
На несколько секунд глубина проникновения в лингвистику поразила их в самое сердце, и они переживали это научное открытие, как аспирантка самоучка.
— Да не! — опомнился
— Да?.. — Леша был разочарован. — Но все равно, зато мы узнали, что во французском и русском «факов» нет.
— Нет их и в итальянском, испанском, португальском и даже немецком! — хохотнул Фома.
— А также в норвежском, шведском, финском, китайском… — Леша был неудержим…
— Да во всех! — наконец, обобщил он. — Кроме английского!
— О! — сказал Фома, установочно.
За это и выпили. Перебор стал явно сказываться на обоих, но никак не влиял на качество семиотических исследований. Которые продолжались.
— Следовательно, существует две языковые системы: английская и остальная. Остальную объединяет отсутствие «фака», английскую же «фак», наоборот, объединяет — это фак…т!..
— Т!.. Это важно! Эт-то — на любом языке!
В конце концов, они добрались до главного открытия вечера.
— Она англичанка! — ахнул Леша; он таки выпрямил своим могучим умом неразгибаемый, тайный силлогизм письма.
— Но это совсем не значит, что раз она англичанка, то обязательно меня знает!
— Не обязательно, — согласился Леша. — Но она не знает «факов», вот что странно!
— Неужели ты думаешь, что чтобы написать письмо человеку, который только приснился, нужно обязательно использовать «фак»? Есть и другие слова, описывающие сон. Зачем сразу факать?
— Но она-то тебя знает, поэтому могла бы и послать, — задумчиво сказал Леша.
— Да откуда она меня может знать? Я не знаю никакой Марии!
— Слушай, отказник!.. — Леша перегнулся через стойку и горячо зашептал. При этом бокалы, которые он только что натер до хрустального блеска, густо сыпались со стойки и звонко взрывались на полу. Но теперь они его не волновали, он был весь — логик и проникатель глубин.
— Письмо к тебе пришло?.. Пришло!.. От родителей?.. От родителей!.. Ты знаешь английский?.. Знаешь! Чего тебе еще надо доказывать?
— То, что я знаю английский, никто не знает, даже родители! — так же горячо зашептал Фома в ответ. — Даже я этого не знал, до сих пор!
— Ну, вот видишь! А она это знает!..
Фома потрясенно откинулся на спинку стула. Черт возьми, тайна его бытия, недоступная ему, оказывалась совершенно прозрачной для посторонних!
— Это совпадение, — пробормотал он неубедительно.
— Так же, как адрес твоих родителей? — иезуитски тонко спросил Леша. — Слишком много совпадений! Знала бы она только английский, без адреса, где было бы это письмо, а?..
— А, кстати, почему она пишет по-английски? — нахмурился Леша. — С чего?
— Ты же сам догадался, что она англичанка. А еще ей кажется, что она сошла с ума. В этом я с ней солидарен. Она до этого считала меня погибшим, а тут я приснился. С каких?.. — Фома высоко поднял плечи. — Явился, как она пишет и… всякие доказательства приводит.
— Доказательства? — заинтересовался Леша. — Какие доказательства?
— Ну… это не важно. Что был! Запах, там… — Фоме вдруг стало неловко.
— Запах?! Твой?!
— Нет, бензовоза, блин!
— Это тоже говорит о том, что она тебя знает! — с готовностью подхватил Леша, придя в себя. — Запах — это же… о-го-го!.. не отнимешь! Я все понял, она не хочет пугать твоих родителей вашей близостью и твоим запахом! Ведь они не знают английского?
— Нет, откуда?
— Видишь и это знает!
— Да иди ты в жопу! — не выдержал Фома. — У тебя получается, она все знает! Какое открытие — знает, что они не знают! Да английский язык не знает 99 и 9 процентов старшего поколения страны! А в закрытом городе, где они живут, знание иностранного — тем более, языка НАТО! — приравнивалось еще двадцать лет назад к измене Родине!.. Знала!.. Ты еще скажи, что она про аварию знает!..
И он прикусил язык. Леша победительно посмотрел на него, довольный следствием, как самовар боками. Только сейчас Фома понял, какой Леша умница, то есть он и раньше знал, но после этого сардонического взгляда ум Леши, стал чем-то вроде египетской пирамиды — аксиоматично явленным, незыблемым и непостижимым одновременно.
— О! — Леша неспешно поднял палец, наслаждаясь торжеством логики. — Именно! Но она думала, что ты в ней погиб. А ты… — Леша погрозил ему пальцем. — Не погиб! Понял?
— Понял.
— Чего ты понял?
— Она англичанка, которая для конспирации пишет мне на английском, и она знает все, — обреченно выдохнул Фома.
— Кроме одного, что ты мудила…
— Э, э! — сказал Фома, но Леша продолжал, не слушая его:
— Что ты, мудила, ничего не помнишь. Вернее, помнишь, но не все. Ты же мне сам рассказывал, как вспоминал этими… коржами… тьфу! — слоями этими! Вот и…
— Но это же было давно и я все вспомнил!
— Ой ли? — прищурился Леша. — А если не все? И эти твои сны с толстяками, разве они не говорят, что у тебя не все в порядке с головой?.. Ну — было, было! Раньше. Я же не говорю, что — сейчас!.. Так вот, соображает она у тебя нормально, но вот апофегмы с ней всякие случаются!
— Че-во?
— Фигня всякая, вот чего! То у тебя калотерапия, то задолбанность обо что-то кармическая!
— Зацепленность!
— Во-во… вспомни, как голову лечил средней порцией, как по докторам шлялся!..