Страсти по Веласкесу
Шрифт:
– Должны? Я не ослышалась? Ты так и сказала? Должны?
– Не ослышалась, не ослышалась! Так и сказала!
– И почему же мы должны?
– Послушай! Она тут прожила всю жизнь. Понимаешь? Всю жизнь! Это ее дом, и она хочет сюда вернуться!
– Это я понимаю. Тут мне и объяснять ничего не нужно. Неясно одно: чего ты-то ввязалась в эту историю? Тебе что за дело?
Вопрос был закономерный, и я предполагала, что Дарья в конце концов задаст его мне. Поэтому так и нервничала.
–
Проигнорировав удивленный Дашин взгляд, я отвернулась в сторону и угрюмо уставилась на закопченную стену.
Дарьина настырность потому и вызывала раздражение, что мне нечего было ей ответить. Если бы дело обстояло так, как предполагала подруга, я бы не стала темнить и честно созналась. Беда была в том, что никаких корыстных целей я не преследовала.
– Почему бы тебе не заткнуться? Хоть на время, пока я коробки из багажника притащу, – сквозь зубы процедила я и сама почувствовала, что вышло уж очень грубо.
Дарья сделала шаг и мягко погладила меня по плечу:
– Знаешь, кого ты мне напоминаешь?
– Ну?
– Потерявшегося щенка. Бегаешь от одного к другому, тыкаешься носом в надежде, что кто-то тебя пригреет и полюбит.
– Сама ты щенок. Стокилограммовый, – счастливо фыркнула я и обняла подругу.
Дарье ничего объяснять не нужно. Она и так все понимает. Без слов.
– Дашунь, как ты тут? – поинтересовалась я, входя в спальню.
Даша подняла голову от коробки, в которую аккуратно перекладывала содержимое дряхлой тумбочки:
– Заканчиваю. Смотри, что я нашла.
Она протянула мне синий бархатный бумажник. Вещь была явно старинная и за долгие годы перенесшая немало испытаний. Бархат залоснился и вытерся на сгибах, шелковое шитье истрепалось, от крохотной золотой застежки сохранилась только половинка. Внутри прощупывалось что-то твердое, и я не удержалась, открыла. Одно отделение было пустым, а в другом лежала фотография. На плотном куске картона был изображен щеголеватый господин средних лет. Мужественные черты, светлые, тщательно зачесанные назад волосы, высокий лоб, над верхней губой аккуратная щеточка усов…
– Кто ж его так? – тихонько ахнула Даша, заглядывая мне через плечо.
– Наверное, хозяйка бумажника. Больше некому, раз это хранится среди ее вещей, – рассеянно пробормотала я, вглядываясь в лицо на фотографии. Приятное было бы лицо, если бы не пустые глазницы.
– Выколола маникюрными ножницами глаза и всю жизнь хранила изуродованное изображение? – изумилась Даша.
– Она еще вот что нацарапала, – ткнула я пальцем в надпись, размашисто протянувшуюся от одного угла фото в другой.
– «Будь
– Как же она его ненавидела… – пробормотала я.
– Что это вы здесь делаете? – раздался за нашей спиной грозный голос.
Увлекшись рассматриванием фотокарточки, мы и не заметили, что в комнату вошла Роза.
– Кто вам позволил тут хозяйничать? – пророкотала она, надвигаясь на нас с Дашей.
Чувствовалось, что еще минута, и она набросится на нас с кулаками.
– Мы здесь по поручению Софьи Августовны, – поспешно выпалила я.
– Хочешь сказать, она сама вам ключ дала и приказала в своих вещах копаться? – недоверчиво набычилась Роза, замерев на месте.
– Мы не копаемся, а готовимся к ремонту, – влезла с пояснением Даша.
Влезла и все испортила.
– Вот ты и проговорилась, врушка! – встрепенулась дворничиха. – Если бы вы ключ получили из рук самой барышни, то ни о каком ремонте речи не заводили бы! Знали бы, что одно упоминание о нем ее в ярость приводит.
Заявление было довольно странным, и мы с Дашей заинтересованно переглянулись.
– Заврались вы, дорогуши, и я сейчас позвоню в милицию! Пускай разберутся, что вы тут затеяли, – торжествующе погрозила нам Роза толстым, как сосиска, пальцем.
– Подождем с милицией, – осадила я ее. – Вот документ, читайте! Написан Софьей Августовной собственноручно, заверен нотариусом, все путем. Она поручает нам привести квартиру в порядок и доверяет совершить все необходимые для этого шаги.
Роза осторожно взяла бумагу и недоверчиво уставилась на нее. Прошло довольно много времени, прежде чем она неохотно признала:
– Почерк действительно ее и печать имеется.
Я отобрала документ и решительно заключила:
– Значит, все в порядке, и мы можем продолжать.
Роза проследила взглядом за моей рукой и обиженно пробормотала:
– Что ж она мне ни словечка не сказала? Я ж у нее была на днях…
Огорчена она была так сильно, что мне стало ее жаль.
– Наверное, не хотела доставлять лишних хлопот. У вас и так их хватает. Семья, работа. А мы женщины молодые, одинокие, – рассеянно отозвалась я и тут же раскаялась в этом.
Мой легкомысленный ответ в мгновение ока нарушил установившееся было хрупкое перемирие.
– И она вас знать не знает! Кто такие? Откуда? Спроси ее, так не скажет, потому как сама толком не представляет. А может, вы аферистки какие? Может, вы под шумок все добро отсюда вывезете? Вон, смотрю, все вещи уже собраны и в коробки упакованы. И куда их теперь? К себе домой? – взорвалась Роза.
Мы с Дашей бросили озадаченные взгляды на набитые древним хламом коробки и, не сговариваясь, захохотали.