Страсти революции. Эмоциональная стихия 1917 года
Шрифт:
Для среднего российского интеллигента украинцев как таковых словно не существовало. Были лишь «малороссы», говорящие на забавном, но благозвучном диалекте и считающие себя «руськими». Естественно, признание за ними какой-либо автономии казалось чем-то странным. Из взаимного непонимания вырос вязкий и длительный конфликт.
В случае с Украиной аграрный вопрос приобретал националистическую подпитку: украинские эсеры не стеснялись внушать крестьянам, что «москали» зарятся на их «самые плодородные» земли. Как бы то ни было, 21–22 мая предложения украинцев обсуждались в правительственных структурах. Вердикт был однозначен: поскольку Центральная рада не избиралась всенародным голосованием, она не может быть признана выразительницей воли украинского народа, а вопрос об автономии правомочно решать только Всероссийское Учредительное собрание. Петроградский Совет от обсуждения этого вопроса уклонился, чем скоро воспользовались большевики, нападавшие не только на империалистов и великодержавников, но и на их социалистических
Ситуация в сфере этнических отношений усложнилась. В Петроградском Совете латышский представитель просил присутствующих, чтобы они «не доверяли немцам Курляндию». Латыш – офицер 12-й армии требовал отнять у немцев Польшу, а у турок Армению. Представителям господствующей нации казалось, что над всем этим витает тень сепаратизма. Действительно, польские и литовские деятели заявили о стремлении к самостоятельности. Представитель украинцев, напротив, обещал «войти в состав великой русской республики». Некоторые армяне-солдаты настаивали на освобождении Турецкой Армении. «Еврейские делегаты различных течений» называли революцию «праздником освобождения» и заявляли, что «в освобождении от фараонов египетских и российских много общего». В конце марта депутаты Государственной думы выступили со специальным обращением к еврейскому народу, призвав его подняться на защиту революционной России.
Скоро обнаружилось, что свои особые проблемы накопились и у российских мусульман. В целом Временное правительство встретило единодушную поддержку со стороны всех мусульман России. 15–17 марта в Петрограде проходило совещание мусульман, призванное решить ряд организационных вопросов. В апреле 1917 года в столице наблюдалась манифестация, названная «Интернационалом на Невском». По столичному проспекту двинулась невиданная публика: от среднеазиатов в пестрых халатах до уголовников. Здесь были украинцы, поляки, евреи, литовцы, белорусы. Больше всего, по утверждению газетчиков, публика умилялась «приобщению „азиятов“ к свободе, к России, к революции».
В Москве 1–11 мая проходил 1-й Всероссийский мусульманский съезд. Среди 900 делегатов присутствовали депутаты-мусульмане всех четырех Государственных дум, 300 мулл, значительное количество солдат и около 100 женщин (что было беспрецедентным явлением). Было очевидно, что при всей видимой демократизации мусульманского сообщества его представители обладали достаточно высокой степенью культурной преемственности и религиозной сплоченности. При этом присутствующие отвергли призыв кадета С. Н. Максудова, объявившего, что «теперь нет ни русского, ни сарта, киргиза или еврея, есть только русский гражданин», «отдавать детей в русские гимназии и университеты, не чуждаться светского просвещения». Кадеты, присутствовавшие на съезде, сообщали об откровенной враждебности к ним участников съезда. Одновременно мусульманские армейские организации потребовали представительства на готовящемся 1-м Всероссийском съезде Советов. В этом им также было отказано: на съезде предполагалось представительство только интернациональных и демократических организаций. Мусульманский съезд с небольшими поправками принял по рабочему и земельному вопросу программы-минимум социалистических партий. Однако российские социалисты с их догматическим интернационализмом прислушаться к мусульманам не желали.
Еще в начале мая в центральной печати появились устрашающие описания бедствий возвратившихся из Китая беженцев-киргизов, бежавших в 1916 году от карателей, жестоко расправлявшихся с участниками антиправительственных бунтов. Вопрос казался неразрешимым: в 1916 году А. Ф. Керенский, как депутат Государственной думы, выступил с разоблачением действий царских войск; европейское население Туркестана настаивало на наказании туземцев, допускавших над ним не менее жестокие расправы. Так или иначе, в общественном мнении центра страны, охваченном «разоблачительными» интенциями по отношению к любым действиям прежней власти, возобладало сочувственное отношение к киргизам. Этим пользовались мусульманские социалисты, не упускавшие случая напомнить о «великодержавии» российского центра.
Создалась ситуация, когда каждый правительственный шаг раздражал психику большевиков и анархистов, с одной стороны, «национальных» социалистов – с другой. 28 мая в Киеве стало известно, что Керенский счел несвоевременным проведение очередного украинского военного съезда. Фактический запрет съезда мотивировался тем, что его проведение требовало соответствующих откомандирований с фронта, что угрожало боеспособности армии. На деле сыграли свою роль слухи, что собравшиеся в Киеве солдаты якобы готовы если не произвести переворот, то устроить серьезные беспорядки. В ответ Керенскому от лица Украинского войскового комитета запальчиво напомнили, что с его санкции беспрепятственно собираются казачий и польский военные съезды, и демагогично предупредили, что его решение может вызвать «нежелательные и опасные для боеспособности действующей армии последствия».
Действительно, рядовые украинцы были куда более решительны в своих требованиях. Так, 7 мая началась украинизация запасных полков гарнизона города Орла. 15 мая Тамбовская украинская громада (а к тому времени подобные организации возникли по всей России) высказалась за немедленное издание Временным правительством акта о признании национально-территориальной автономии Украины, об украинизации армии и освобождении
Ситуация усугубилась в связи с религиозным вопросом. В условиях возникновения многочисленных и весьма шумных объединений мирян, недовольных старой церковной политикой, получила развитие идея автокефалии православной церкви на Украине. 3–8 мая эта идея, в частности, отстаивалась на Полтавском съезде духовенства и мирян. 11 июня на Всероссийском съезде духовенства и мирян появилось заявление «Голос делегатов украинских епархий», в котором говорилось о необходимости обеспечить «Украйне» свободу церковно-политического самоопределения и украинизацию всех сторон церковной жизни. Об автокефалии на Всероссийском съезде речь не шла; представители других епархий украинский вопрос вообще не поднимали.
В атмосфере всеобщих страстей вокруг украинизации 26 июля в Киеве произошло столкновение отправлявшихся на фронт солдат полка имени Б. Хмельницкого с кирасирами и казаками. Верховный главнокомандующий Л. Г. Корнилов потребовал наказания виновных и пригрозил прекратить украинизацию и расформировать украинизированные полки. В конце июля делегация, возглавляемая В. К. Винниченко, имевшего репутацию сочинителя порнографических романов, прибыла в Петроград, чтобы предложить проект статуса автономии Украины. Разумеется, он был далек от юридического совершенства, однако убедить в этом делегатов в тогдашней обстановке было непросто. Их попытались взять измором, а затем предложили такой проект инструкции для Генерального секретариата Временного правительства на Украине, который превращал его, по мнению украинской стороны, в безвластный орган наподобие «Малороссийской коллегии». В результате дело дошло до скрытых угроз: Винниченко заговорил о том, что Центральная Россия может остаться без продовольствия. В досаде он дал интервью французской леворадикальной газете, в котором уверял, что Рада располагает аппаратом, способным управлять Украиной и организовать самостоятельный фронт, а потому желательно, чтобы Англия и Франция «объявили и гарантировали право украинцев на государственную автономию». А поскольку русское правительство противится украинским требованиям, «некоторые украинцы останавливают свои взгляды на Австрии и Германии, так как в нашей Раде заседает известное число германофилов». 9 августа Временное правительство опубликовало текст интервью с многозначительной пометкой: «телеграмма, задержанная военной цензурой». Правительство сделало это в нужный момент и в нужной форме: сопоставление опубликованного им и полученного французским корреспондентом текстов показывает, что первый был урезан. Разгорелся скандал: Винниченко вынужден был доказывать, что его исказили: германофильские настроения на Украине, сообщил он, имели место лишь до Февраля; Центральная рада заверила, что среди ее членов нет германофилов. Разумеется, в российских и пророссийских кругах в эти объяснения не поверили. Действия Центральной рады, независимо от устремлений ее лидеров, постепенно становились едва ли не главным раздражающим политическим фактором. «Российские социалисты не понимали украинского движения, – писал позднее один из украинских деятелей. – Им никто не интересовался, верили газетному вранью. „Измена, предательство“ – эти слова становились обычными в лексиконе русских социалистов, когда заходила речь об Украине».
События на Украине были одним из наиболее характерных показателей распада имперского организма. Однако современники предпочитали сваливать все на «злокозненность сепаратистов». Немногие понимали истинную причину происходящего. Е. Н. Трубецкой в конце июня 1917 года сообщал:
С юга сегодня получено интересное письмо… об украинском движении. Сильный успех его, видимо, отчасти обусловлен страхами перед петроградскими большевиками. Говорят, – «лучше Рада, чем Нахамкис» (О. М. Нахамкис – псевдоним Ю. М. Стеклов – член Исполкома Петросовета и до мая 1917 года редактор газеты «Известия Совета рабочих и солдатских депутатов». – В. Б.). В центральную власть никто не верит, и от того уже не одни революционные, – консервативные элементы начинают заражаться сепаратизмом.