Страсти революции. Эмоциональная стихия 1917 года
Шрифт:
Полный список членов ВРК включал 82 человека. Формально возглавлял его левый эсер П. Е. Лазимир. Большевиков было 58, остальные были представлены эсерами различной степени левизны (18) и анархистами различных оттенков (6). По этническому признаку они распределялись так: русских – 30, евреев – 21, украинцев – 8, латышей – 6, поляков – 5, белорусов – 3, армян – 2, грузин – 2 и по одному литовцу, немцу, финну, эстонцу и казаку. Между тем в обществе сохранялось представление, что все большевики – евреи.
Привлечение на сторону антиправительственных сил левых эсеров приобретало не только символическое значение. Союз с ними придавал действиям против Временного правительства видимость демократичности. С другой стороны, облегчался
Развитие событий было связано не только со столицей. Уже 13 октября на съезде Советов Северной области прозвучало заявление большевистского представителя: в руках ВРК «в ближайшее время будет сосредоточена возможность распоряжаться солдатской силой». 12–14 октября в Ревеле на II съезде Советов Эстляндии (которых представляли 24 большевика и 9 левых эсеров) была принята резолюция: только переход власти к Советам создаст истинно революционное народное правительство, которое может спасти страну от экономической катастрофы. 23 октября по распоряжению местного ВРК в городе были заняты все ключевые пункты, а войсковые части заявили о своем подчинении Советам. Переворот произошел тихо, причем до событий в Петрограде. Нечто подобное эпизодически случалось и на уездном уровне. Однако никому не приходило в голову придавать этому судьбоносное значение. По российским представлениям, «настоящему» государственному перевороту полагалось произойти в столице.
21 октября 1917 года состоялось первое заседание Петроградского ВРК, на котором выделилось его руководящее ядро из большевиков (Антонова-Овсеенко, Подвойского, Садовского) и левых эсеров (Сухарькова и Лазимира). 22 октября был проведен «День Петроградского Совета» – большевистские ораторы беспрепятственно обличали на митингах существующую власть. Отмена Керенским казачьего крестного хода, назначенного на этот же день, добавила им решимости.
К тому времени влияние и большевиков, и левых эсеров выросло. Так, они составили подавляющее большинство на III Областном съезде армии, флота и рабочих Финляндии, а также на III Московском областном съезде Советов. 22 октября газета «Рабочий путь» опубликовала список 56 организаций, потребовавших перехода власти к Советам: в нем преобладали солдаты и рабочие, но встречались и крестьяне. Впрочем, дело было не в количестве.
Левоэсеровские лидеры не были уверены в необходимости вооруженного выступления, надеясь как-то договориться с другими социалистами. 24 октября стало известно, что левые эсеры даже угрожали покинуть ВРК, если его деятельность будет направлена на свержение правительства. Со стороны большевиков прозвучали заверения: цель ВРК – исключительно наведение революционного порядка. Трудно сказать, верили ли они в это сами, поверили ли им левые эсеры. Однако последние согласились остаться в ВРК. Ход событий складывался из неопределенностей. Переворот развивался своим, отнюдь не заговорщическим чередом.
Многие считали, что все должно решиться на II съезде Советов, назначенном на 25 октября 1917 года. И только Ленин считал, что большевики вправе взять власть независимо от его решений. Так или иначе, съезд стал своего рода ширмой для прикрытия действий, реально определивших судьбу революции. Был очерчен круг проблем, которые действительно волновали массы. 21 октября на заседании большевистского ЦК было решено, что тезисы для съезда о «земле, о войне, о власти» подготовит Ленин, о рабочем контроле – Милютин, по национальному вопросу – Сталин, о текущем моменте – Троцкий. Однако непохоже, что к соответствующим выступлениям, не говоря уже о решении названных вопросов, большевики подготовились. Темп революционных импровизаций нарастал.
24 октября 1917 года, в 9 часов утра ВРК начал рассылать большевистским комиссарам воинских частей, солдатским и матросским комитетам предписание № 1.
В свое время В. И. Ленин утверждал, что большевики имели в столице «тысячи вооруженных рабочих и солдат», что позволит захватить «и Зимний дворец, и Генеральный штаб, и станцию телефонов». Силы контрреволюции он оценивал в 15–20 тысяч и выражал надежду, что «даже казацкие войска не пойдут против правительства мира». Разумеется, вождь Октября физически не мог располагать сколько-нибудь точной информацией. Впрочем, не имел ее никто. Рассчитывать на Красную гвардию, которой приписывалась едва ли не решающая роль в перевороте, мог только сугубо штатский человек. Позднее историки пришли к заключению: к 23 октября из 20 тысяч красногвардейцев лишь 18 тысяч были вооружены, а в целом Красная гвардия представляла собой «неоформленную массу людей, совершенно неподготовленных к планомерным боевым действиям». Очевидно, что большевикам приходилось рассчитывать на нечто другое.
В большевистском руководстве было предостаточно и нервозности, и неразберихи. Считалось, что «Керенский выступил», а потому с утра 24 октября всех руководящих большевиков вызывали в Смольный, где воцарилась обстановка осажденной крепости. Впрочем, ЦК большевиков дал конкретные задания: Я. М. Свердлов наблюдал за действиями правительства, А. С. Бубнов осуществлял контроль за железными дорогами, Ф. Э. Дзержинский – за почтой и телеграфом; были и другие назначения. Поскольку исход событий был неясен, предусматривалось создание дополнительного штаба в Петропавловской крепости. Распоряжений было много, степень их выполнимости – неясна. Однако одна из антибольшевистских газет опубликовала «тщательно выработанный стратегический план» будущего большевистского восстания – в Смольном «зачитывались этим апокрифом и весело хохотали».
Произошло то, что не могло не случиться. В критических условиях аккумулированная агрессивность масс легко перерастает в трансгрессию – безрассудную готовность «проломить стену». Вялая социальная среда сопротивляться этому не может. А потому массы приветствуют торжество силы.
Ночь с 24 на 25 октября Керенский провел в штабе Петроградского военного округа в безрезультатных телефонных переговорах с верными воинскими частями, затем принял решение лично выехать навстречу войскам Северного фронта, вызванным на защиту Петрограда и находившимся, как ему ошибочно думалось, в пути. На глазах у многочисленных толп он отправился с Дворцовой площади в сторону Гатчины в собственном автомобиле, сопровождаемый машиной американского посольства. Этот вояж был безнадежным. Тем не менее появились слухи, что «высланные навстречу кронштадтцы, измайловцы и моряки беспрекословно сдали оружие и присоединились к войскам, верным правительству».
Положение части министров, заседавших в Зимнем дворце, было не лучше. 25 октября П. А. Пальчинский (инженер по специальности, почти два месяца занимавший должность помощника по гражданской части военного генерал-губернатора Петрограда) стал начальником обороны Зимнего дворца. Он констатировал «беспомощность» и «безнадежность настроений» у военных руководителей, отсутствие планов обороны, общий «кавардак», «растерянность и вялость офицеров и отсутствие настроения у юнкеров». Возможностей исправить положение не просматривалось.