Стратегия обмана. Политические хроники
Шрифт:
— Я не понимаю… — завороженно говорил он, — мне уже сорок шесть лет… а ведь когда то мы с тобой вместе после университета пришли в банк… А ты все такой же, не на год не постарел…
— Прошу тебя Дэнис, — устало протянул Сарваш, — давай не будем об этом. Серьезно, сейчас не время.
— Хорошо, ты ж знаешь, что я всегда прислушивался к тебе, к твоему мнению и советам.
— Вот и сейчас прислушайся. Позвони Кальви, а после иди в отель и выспись.
— Может, сходим к нему в гостиницу вместе? Надо же узнать, что его там так прочно держит.
— Не надо тебе никуда ходить. Я попробую уладить
Дэнис позвонил, но в номере никто не ответил. Время близилось к полуночи. Проследив, как Дэнис садится в такси и уезжает подальше от набережной, сам Сарваш отправился в гостиницу. Портье сказал, что мистер Кальвини, а именно так представился Кальви, недавно покинул гостиницу в компании двух мужчин, кажется итальянцев, они втроем сели в машину и куда-то уехали.
— Он взял с собой чемоданы? — на всякий случай спросил Сарваш, чтобы понять, что задумал Кальви?
— Нет, при нём был только портфель, съезжать он не собирался.
Поняв, что след Кальви упущен до утра, Сарваш покинул гостиницу. Думая, как скоротать время, он медленно шёл вдоль набережной по безлюдной ночной дороге. Предаваясь размышлениям о дне текущем и воспоминаниям о годах когда-то в этом городе прошедших, Сарваш не заметил, как дошел до Сити. Он смотрел на квартал дельцов и банкиров, как где-то вдали услышал плеск воды. Обернувшись и присмотревшись, Сарваш заметил небольшую лодку, что плыла по Темзе. Кому в такой час понадобилась речная прогулка, Сарваш не мог даже попытаться представить. Лодка уплывала всё дальше и дальше и уже совсем скрылась из вида, но казалось, что тихий, почти неощутимый плеск воды все ещё раздается, но где-то поблизости. Сарваш даже спустился на набережную, чтобы оглядеться.
На время ремонта мост Черных Братьев стоял в лесах и выглядел совсем непрезентабельно, особенно в ночи, когда все краски сводились к черным и серым оттенкам. Плеск исходил именно от моста, почти у самой набережной, и, подойдя ближе, Сарваш увидел, что на лесах под мостом что-то висит.
Через пару шагов он уже смог разглядеть фигуру, словно выросшую из воды. То, что человек ходить по воде не может, а тем более стоять в ней по икры, когда глубина несколько метров, Сарваш понимал, но от этого ситуация ясней не становилась. Подойдя ещё ближе, он разглядел в темноте знакомый овал лица, знакомую лысину. Рост и телосложения тоже говорили об одном — это Роберто Кальви, подвешен за шею на лесах, а речное течение болтает его ноги о стальные перекладины.
Прошло несколько минут, а Сарваш всё стоял и бессмысленно смотрел на свою мрачную находку. Вот и закончилась жизнь дельца, не гнушавшегося покупать политиков, заказывать убийства судей и своих сотрудников, и обворованного ещё более цепким дельцом по фамилии Марцинкус.
Сарваш оглядел набережную. Портфеля, о котором говорил портье, нигде рядом не было, да, наверное, и не должно было быть, если лодка давно уплыла.
Что теперь будет с акциями ИРД, оставалось только гадать. То, что Сарваш их теперь не купит, это точно. Однако, как же всё не вовремя и невпопад. Хотя для архиепископа Марцинкуса, наверно в эту ночь всё сложилось наилучшим образом. Через три дня Кальви должен был давать показания перед апелляционным судом и отчитываться, на какие такие «Солидарность» и «Экзосет»
Немного подумав, Сарваш решил, что стоит позвонить в полицию, и анонимно сообщить о теле и, может быть, о лодке — этого он пока не решил. Поднимаясь с набережной, он понял, что не один здесь, и кто-то стоит на мосту. Ситуация складывалась самым неблагоприятным образом. Если его сейчас заметят, проблем с полицией не избежать. В темноте с высоты моста вряд ли можно разглядеть человека на набережной во всех подробностях, но рисковать тоже не стоит. Вдруг утром в газетах напишут, что на месте преступления видели подозрительного худощавого молодого человека в черном пальто, который вероятно Кальви и повесил. Хотя, с моста тела на лесах не видно, если только специально не перегнуться через парапет и не заглянуть вниз.
Тихими едва заметными шагами Сарваш двигался вдоль набережной, пока не вышел на тротуар. Только там он позволил себе обернуться и посмотреть, так ли велика была опасность разоблачения. На мосту стояла женщина и, опираясь на перила, курила сигарету. В темноте Сарваш не мог видеть её лица, но эта манера держать сигарету, этот профиль, эти упругие кудри он узнал бы из тысячи.
Сарваш не стал уходить из Сити, как только что собирался — такой шанс в виде неожиданной встречи он не мог упустить, и потому ступил на мост. Когда он почти приблизился к Александре, она успела перегнуться через парапет. Сарваш боялся, что она может упасть в реку, особенно когда увидит тело.
— Твою ма… — только и успел протянуть знакомый голос, и сигарета полетела вниз.
Сарваш схватил Александру за плечи и притянул к себе, лишь бы не дать ей упасть. Но Александра не была бы собой, если бы не попыталась сделать подсечку и повалить того, кто схватил её из-за спины.
— Прошу вас, пощадите, Александра, — с мягкой улыбкой попросил он.
Она обернулась и поражённо воскликнула:
— Ты?! — На её лице читалось изумление и растерянность. Александра высвободилась из его объятий и тут же метнулась к перилам, чтобы ещё раз посмотрела вниз. — А там кто?
— Боюсь, что мой бывший босс. — Осторожно взяв её за руку, Сарваш потянул Александру за собой прочь с моста. — Прошу вас, уйдемте, вам не стоит на это смотреть.
— Ты шутишь что ли? Я, по-твоему, трупов боюсь?
Сарваш отвёл Александру подальше от моста на тротуар, но она всё равно оглядывалась в сторону лесов:
— Я такого ещё ни разу не видела, — призналась она. — Человека под мостом… Святый Боже… — И она перекрестилась, но как-то странно и размашисто, совсем не на католический манер.
Когда мост Черных Братьев скрылся из виду, Александра, не отнимая руки, произнесла:
— Это ты его?
Сарваш даже обиделся.
— Разве я похож на душегуба?
— Вообще-то похож, — сказала она. — Вам, буржуям, никогда закон писан не был, как сказал Маркс, нет такого преступления, на которое не пошел бы капитал ради трёхсотпроцентной прибыли.
Переварив агитационные обвинения, Сарваш ехидно заметил:
— Да-да, вы ещё спросите, не пью ли я кровь христианских младенцев.