Страж

Конвиц Джеффри

– Почему ты ушла из дома?

Элисон вопросительно взглянула на него.

– Ты знаешь, что я имею в виду! Элисон блуждала взглядом по комнате, избегая встречаться с ним глазами.

– Я хотела стать фотомоделью, а Нью-Йорк - самое подходящее место для этого.
– Заметно побледнев, она нервно накручивала локон на палец.

– Это мы уже проходили.
– Майкл подался вперед.
– Я хочу знать настоящую причину. Причину, по которой ты ВЫНУЖДЕНА была уйти из дома. Почему за семь лет ты ни разу не навестила свою семью? Почему не позволила мне поехать вместе

с тобой в июле? Мне продолжать?

– Я хотела стать фотомоделью, - монотонно, словно под гипнозом, повторила Элисон. Он тяжело вздохнул.

– Отец сделал твою жизнь дома невыносимой.

– Да, ты знаешь это.

– И поэтому ты ушла из дома.

– Если тебе угодно.
– Она отвела глаза.
– Что ж, скажем так: благодаря этому мне легче было покинуть дом Я никогда это не скрывала.

– Есть что-то еще. Какая-то душевная травма. И на этот раз ты скажешь мне все - Майкл скомкал салфетку и швырнул ее в салатницу.
– Твой отец умер, и таиться больше незачем - Он помолчал, ожидая ответа Элисон сидела с каменным лицом.

Он продолжил:

– Что-то сделало тебя фригидной! Мы сумели решить проблему в том, что касается физиологии, но мы так и не добрались до сути вопроса.

Она закосила губу.

– В тысячный раз говорю тебе: я хотела стать фотомоделью, - мягко произнесла она, но в голосе ее чувствовалось напряжение. Эдисон и сама не знала, зачем она отпирается и почему не расскажет ему правду. Но с другой стороны, она столько раз уже повторила ложь, что та как бы приобрела статус правды. Элисон поморщилась. Впервые вранье вызвало у нее отвращение. Она многим обязана Майклу; он с ней намучился, прежде чем сумел разрушить психологический барьер, мешающий ей получать удовольствие от нормальных отношений с мужчиной.

– Что ж, не хочешь, как хочешь, - сказал он.

– Не понимаю, почему тебе не дает это покоя.

– Ты все прекрасно понимаешь. До тех пор, пока ты не расскажешь мне правду, между нами что-то будет стоять, и ты не сможешь до конца избавиться от своего прошлого. Но раз ты еще не готова, я приму версию, будто ты хотела стать фотомоделью. Но с одной оговоркой: на самом деле я этому не верю.

– Ты всегда остаешься юристом, - сказала Элисон, в очередной раз убеждаясь в неспособности Майкла вести разговор, не впадая в риторику.

– Тем и интересна профессия адвоката: берешь факты, перемешиваешь их, добавляешь немного соли и перца и приходишь к выводу, что основной ингредиент как раз и отсутствует.

– Или изобретаешь что-нибудь, чего там и в помине не было.
– Элисон взяла со стола веточку сельдерея и начала с ожесточением рвать ее на части.

– Никогда, - резко ответил Майкл. Он сидел, выпрямившись, и барабанил пальцами по скатерти.
– Я не терплю домыслов. Логика, только логика.

– И все же тратишь девяносто процентов времени на пустые размышления.

– Я никогда не размышляю впустую.
– Майкл достал из кармана тонкую сигару и закурил, откинувшись на спинку стула. Он пристально смотрел на Элисон, его правое веко дергалось, выдавая волнение - Противно смотреть на то, как ты лжешь самой

себе.

– Майкл, я...

– Да? Говори.

– Мне нечего говорить, - отрезала она.
– Не надо больше вопросов, пожалуйста. Не мучай меня.

Несколько минут он смотрел на нее. Затем взял ее за руку, лицо его потеплело.

– Забудь все, что я сегодня говорил, - попросил он. Но в голосе его еще звучали обвинительные нотки.

– Хорошо, Майкл, - сказала Элисон и отвернулась.

– Я говорю серьезно.
– Майкл взял бутылку вина, встряхнул ее, чтобы проверить, осталось ли там что-нибудь, разочарованно поставил обратно и побрел на кухню.

Он возвратился с новой бутылкой бордо и со штопором.

– Знаешь, который сейчас час?
– спросил он, вытаскивая пробку из бутылки.

– Нет, - ответила Элисон, не желая смотреть на часы.

Майкл разлил вино по бокалам.

– Три часа, если верить правым часам.
– Он виновато улыбнулся.
– И примерно три пятьдесят девять и пятьдесят четыре секунды, если верить левым. Он сделал глоток из своего бокала и замолчал.

– Не знаю уж почему, но я люблю тебя, - прошептала Элисон, поднимаясь со стула. Она подошла к Майклу, присела к нему на колени и ласково обняла его. Черт тебя побери...

Он бросил выразительный взгляд в сторону спальни, она, улыбаясь, смотрела на него, затем встала и медленно пошла по направлению к двери. Майкл взял со стола бокалы и бутылку и подошел к камину разворошить дрова, чтобы они быстрее прогорели.

– Кто это?
– спросил он, снимая с полки фотографию.

– Брат Герберта Гувера, - рассмеялась Элисон. Поднеся снимок ближе к глазам, он покачал головой и произнес:

– Не будь смешной. Это вовсе не брат Герберта Гувера.

– Это зависит от угла зрения, - ответила она, расстегивая пуговицы на блузке.

– Кто это?

– Чарльз Чейзен. Он поднял брови.

– Сосед сверху. Из квартиры 5-Б. Нанес мне визит вместе с кошкой и попугаем перед самым твоим приходом.

Майкл продолжал изучать снимок.

– Какую-то кошку я видел, - сообщил он, облокачиваясь о каминную полку.

Элисон вопросительно посмотрела на него.

– Черная с белым. Она бежала вверх по лестнице.

– Это Джезебель, - сказала Элисон.
– Странно, что Чейзен разрешил ей разгуливать по зданию одной. Он так трясется над ней и над птицей.

– Сколько ему лет?

– Думаю, под восемьдесят, плюс-минус пять лет.

– Немного не в себе?

Она с сожалением кивнула.

Майкл разглядывал фото со всех сторон.

– Его физиономия здорово смахивает на чернослив. Рассердившись, Элисон подошла к камину.

– Очень смешно, - проворчала она, отнимая у него фотографию. Языки пламени тотчас же заплясали на стекле.
– Все, что нужно, он соображает.
– Она поставила снимок обратно на полку.
– Он просидев у меня целый час, рассказывая историю своей жизни. Рассказ, как ты догадываешься, был весьма содержательным. Жалкое зрелище: маленький старичок, у которого ничего не осталось, кроме кошки, птицы и воспоминаний.