Страж

Андрижески Дж. С.

Я просто пробивалась сквозь прибой, стиснув зубы, пока волны не поднялись до края моего платья.

Затем выше, к животу, и пена закручивалась вокруг бёдер.

Вода была действительно чертовски холодной. Холоднее, чем любая вода, в которой я бывала раньше, по крайней мере, не будучи пьяной.

На ощупь она действительно была как лёд.

Ветер усиливал холод, обжигая мою мокрую от брызг кожу, даже там, где я не полностью погрузилась под воду. Соль обжигала мои губы и лицо и попадала в рот. Я проигнорировала всё это, крепче стиснув зубы и обхватив

себя руками за грудь.

Я продолжала идти вброд.

Я даже окунула голову и волосы, как только зашла достаточно глубоко, и к тому времени мои зубы стучали по-настоящему и полностью не подчинялись моему контролю. Мои руки обхватили туловище, наполовину ради тепла, наполовину ради защиты от бьющих волн, которые теперь причиняли боль, когда ударялись о мою кожу.

Даже тогда я не остановилась.

«Элли. Не надо».

Голос был мягким.

Клянусь, в тот раз я действительно его слышала.

Я слышала его.

Я слышала его как нечто реальное, отдельное.

В тот раз я также почувствовала это, тот знакомый толчок, о котором я начала думать почти как о совести или, может быть, об ангеле-хранителе.

Я чувствовала это сильнее, чем в доме Джейдена. Я чувствовала это достаточно ясно, чтобы воспринимать это как нечто отдельное от меня. Присутствие, в котором оно обитало, проникало в какую-то менее осязаемую часть меня, каким-то образом согревая меня, даже когда оно дрожало в моей груди.

Хуже того, мне захотелось плакать.

До этого самого момента, я не думаю, что я действительно что-то чувствовала.

Тот прилив гнева в доме Джейдена, жажда мести, насилия, всего, что могло бы выплеснуть мои чувства наружу, тогда…

Ничего.

Просто ничего.

Теперь, от этого слабого шёпота, от ещё более слабого импульса тепла, я почувствовала больше, чем могла вместить, больше, чем могла охватить своей головой.

У меня всё ещё не находилось слов, чтобы выразить то, что я чувствовала.

У меня не находилось слов о том, что со мной произошло.

У меня не находилось слов о Джейдене.

У меня даже не нашлось слов о себе.

У меня также не находилось слов о Джоне, или о том, что он, вероятно, сказал бы о случившемся, или о том, насколько он разозлился бы. Чёрт возьми, я даже не начинала серьёзно задумываться о том, стоит ли мне вообще ему рассказывать. Я обдумывала, что я могла бы сделать по-другому в том баре, что я могла бы сказать или сделать по-другому, прежде чем покинуть дом Джейдена.

Я могла бы ударить его, пырнуть ножом, обвинить его.

Я могла бы даже просто спокойно спросить его, что произошло.

Даже сейчас, однако, я в основном соглашалась с этим голосом.

Это бы ни хрена не изменило.

Сейчас я бы не почувствовала себя лучше, независимо от того, что сказал или не сказал Джейден.

Я бы не почувствовала себя лучше, если бы причинила ему боль, сопротивлялся он или нет, или позволил бы мне ударить его стулом или бейсбольной битой, или пырнуть его дерьмовым ножом-бабочкой.

Это не стёрло бы этого, так же как океан не стёр ничего сейчас. Ничто из сказанного Джейденом не убедило бы меня в том, что он не сделал того, что, как я знала, он сделал прошлой ночью.

Я не хотела давать ему возможность лгать мне.

Я не хотела слышать, как он лжёт мне.

Я также не хотела слышать, как он говорит правду.

Я уставилась на океан, стиснув зубы.

«Элли… возвращайся. Пожалуйста».

Я покачала головой. Но я пришла сюда не для того, чтобы навредить себе.

Я не сделала ничего плохого.

Ну, во всяком случае, я об этом не знала.

Это тошнотворное чувство не было вызвано отвращением к себе, или стыдом, или чем-либо из того, что люди должны чувствовать в подобных ситуациях. Я не была пьяна. Я находилась в общественном месте. Я была на обычном свидании… или, по крайней мере, я думала, что у меня обычное свидание. Я была взрослой, юридически и во всех других отношениях. Более того, я была почти уверена, что не была бы ни в чём виновна, даже если бы что-то из перечисленного или всё это было иначе.

Так что да, это неприятное чувство было направлено не на меня.

Оно проистекало из более глубокого, менее осознанного места — странно знакомого места, которое я помнила, хотя и не могла сказать, когда именно и из чего именно.

Возможно, это было просто воспоминание о том первом осознании более мрачных реалий мира, с чем каждый сталкивается в тот или иной момент, обычно в детстве. Я тоже сталкивалась с этим в детстве, но, думаю, какая-то часть меня нуждалась в напоминании.

Не все люди хорошие.

Некоторые больны внутри. Некоторые сломлены. Некоторые потеряны.

Некоторые просто грёбаные придурки.

Часть меня боялась, что мир просто наполнен таким дерьмом. Что сам мир и люди в нём стали развращёнными, по сути своей недобрыми, эгоистичными, жестокими, бесчувственными, холодными… по сути своей злыми.

Я не знала, как переварить этот факт.

Если это правда, я не знала, что делать с этой информацией.

Я не знала, должна ли я принять это, попытаться как-то изменить или просто попытаться обойти это. На самом деле, я не могла этого изменить. Я не могла помешать людям причинять вред мне, друг другу или самим себе. Я не могла помешать им лгать об этом. Я не могла помешать другим людям спускать им это с рук или даже вознаграждать их за это.

Я не могла защитить себя, на самом деле.

Я не могла защитить себя от всех.

Не постоянно.

Неважно, насколько я была сильна, или насколько умна, или насколько цинична.

Я поймала себя на том, что объясняю какую-то часть этого своему воображаемому другу или, может быть, просто заверяю (его?), что я пришла сюда не для того, чтобы делать глупости. Мне казалось действительно важным, чтобы он знал, что я пришла сюда подумать, собраться с силами. Может быть, даже решить, что делать, стоит ли мстить и как.