Страж
Шрифт:
Когда я по-настоящему сосредоточилась, за всем этим шумом я увидела глухую стену.
Я увидела пустоту, место, где ничто не обитало.
Такое ощущение, будто кто-то просто выключил свет, звук, стерев запись на неопределённый период времени.
Не осталось ничего — только мёртвая зона отсутствия времени и чувств.
Эта пустота была настолько неприятной, что снова всплыли образы, ложные воспоминания, которые хотели объяснить, что происходило в тех местах, которые я не могла видеть. Некоторые из этих образов
Я знала, что мой разум делает то, что делали другие, и пытается разобраться в том, что произошло. Я чувствовала, как сильно ему не нравятся белые пятна в моей памяти, как отчаянно он хочет заполнить пробелы. В результате мой разум изобретал временные рамки и сценарии из голых фрагментов данных, пытаясь связать их воедино таким образом, чтобы это выглядело и ощущалось логичным, независимо от того, стояла ли за этим хоть капля правды.
Даже фальшивые временные рамки беспокоили меня.
Ни одна из предложенных возможностей не показалась мне хорошей.
Чувства хотели выплеснуться наружу — или, может быть, чувства по поводу отсутствия чувств.
Чем дольше я концентрировалась на попытках вспомнить, на страхе, неловкости и нежелании думать, тем больше я осознавала, что какая-то часть меня пребывала в шоке. По крайней мере, часть тошноты была вызвана этим, а не тем, что происходило с моим желудком. Это чувство не было стыдом, скорее, как будто что-то мерзкое подползло ко мне, прикасаясь, пока я спала.
«Убирайся нахер оттуда, Элли».
Не я. Другой голос.
Вместе с ним пришёл гнев. Огромная грёбаная стена гнева.
Это появилось из ниоткуда. И снова меня поразило странное чувство, что гнев, знание, которое я чувствовала за ним, вовсе не были моими.
Но это моё.
Это должно быть моим.
«Найди свою одежду и убирайся оттуда. Я разберусь с ним. Я, бл*дь, обещаю тебе, что разберусь. Убирайся оттуда, пока он не проснулся и не начал тебе врать».
Я должна была убираться оттуда к чёртовой матери.
Эта мысль сильно поразила меня.
Она пришла ясно и впервые не вызывала сомнений.
Логика только потом попыталась заявить о себе.
Я не могла здесь оставаться. Я всё равно ничего не могла сделать прямо сейчас, пока не получу больше информации. Я не могла доверять ничему из того, что Джейден расскажет мне о прошлой ночи — не сейчас, не без каких-либо воспоминаний о себе.
Мне нужно выбраться оттуда.
Но я этого не сделала. Я просто стояла там.
Я чертовски сильно хотела вспомнить. Мне казалось важным вспомнить до того, как я уйду, до того, как пройдёт время, и я каким-то образом отмахнусь от этого, позволю себе или другим превратить это во что-то другое, во что-то, чего не было.
Но мне тоже пришлось
Я не могла вспомнить.
Я не помнила, как я сюда попала. Я не помнила, как пила, поэтому понятия не имела, как я так нажралась. Я вспомнила одно пиво — одно, или даже меньше. Я вспомнила, как увидела Микки. Я помнила узнавание на его лице, удивление.
После этого я помнила…
Ничего.
Почти ничего после этого.
Это в значительной степени указывало на то, что меня накачали наркотиками.
Кто-то накачал меня наркотиками.
Кто-то, должно быть, привёз меня сюда после того, как меня накачали наркотиками.
Я знала, что этим кем-то должен быть Джейден. Я также знала, что мы с Джейденом были здесь не одни, и я была почти уверена, что прошлой ночью у меня было много секса. Вероятно, больше секса, чем могло бы быть только с одним мужчиной…
«Элли, убирайся оттуда. Убирайся нахер оттуда. Сейчас же».
Я потрясла головой, пытаясь прояснить её.
«Пожалуйста, милая. Пожалуйста, gaos. Позволь мне разобраться с этим».
Мой разум продолжал связывать нити воедино.
Он связывал их слишком быстро.
Достаточно быстро, чтобы это тошнотворное чувство в моём животе стало намного сильнее…
«Не попадай за решётку из-за этого куска дерьма. Пожалуйста, милая. Я умоляю тебя. Он, бл*дь, того не стоит. Я справлюсь с этим. Я могу уберечь тебя от этого…»
…достаточно быстро, чтобы гнев стал намного сильнее связан со мной.
Теперь я чувствовала, что это мой гнев.
Было гораздо меньше ощущения, что этот гнев принадлежал кому-то другому.
Какая-то часть меня, наконец, признала то, что я знала, даже без воспоминаний, которые могли бы заполнить пробелы. Правда заключалась в одних голых фактах…
«Элли, не причиняй ему вреда. Ты не можешь позволить, чтобы тобой заинтересовались правоохранительные органы. Правда не можешь. Даже если они в конце концов тебя отпустят, в твоём официальном досье не должно быть таких отметок. Пожалуйста. Поверь мне в этом, пожалуйста. Позволь мне сделать это. Я обещаю тебе, я разберусь с этим. Я, бл*дь, обещаю, что разберусь с этим. Я не буду нежным…»
Страх продолжал сгущаться в моём сознании.
Однако этот страх менялся, превращаясь в более горячий и плотный гнев.
Перемена происходила быстро, несмотря на то, как долго, по моим ощущениям, я стояла там, в этом устланном ковром коридоре. Оцепенение от какого-то яда, всё ещё распространяющееся по моему телу, делающее мои конечности и разум вялыми, скручивающее внутренности, так и не прошло. Несмотря на это, мой гнев и понимание были настолько сильны, что это больше не имело значения.