Страж

Грин Джордж Ф.

— Я выбрал Калума не потому, что он один такой, или чтобы обидеть именно его. Он лишь один из многих, кому есть чем заняться. Кто из вас может сказать, что его честь ни разу не унизили, что ему некому мстить за смерть близких людей, что за ним не осталось неисполненного долга и неоплаченных обид?

Я улыбнулся сам себе. Конор поймал их всех на крючок. Его насмешки взбесили их, но в то же время они вынуждены были признать правоту короля. Каждый из них прекрасно знал: если он попытается сказать, что к нему это не имеет отношения, ему обязательно припомнят какой-нибудь давно забытый случай, пятнающий его честь,

или неотомщенную смерть человека, напрямую с ним не связанного. Конор ударил по самому слабому месту. Они жили, придерживаясь определенных принципов, и эти принципы были абсолютными. Их нужно было соблюдать всем и всегда, иначе это вообще не имело смысла.

Коналл пыхтел и рычал, поглядывая вокруг из-под нахмуренных бровей, проверяя, не собирается ли кто-нибудь доставить ему удовольствие, сразившись с ним. Некоторые мужчины тоже горделиво посматривали вокруг (но только не на Коналла), как бы вызывая желающих испытать на прочность их честь, но в целом озлобление начало уже спадать. Многие, потупясь, смотрели в пол, иные переминались с ноги на ногу и посвистывали. Толпа стала рассеиваться, поскольку говорить больше было не о чем. Конор увидел, что я смотрю на него и, возможно, даже заметил на моем лице улыбку. Легким взмахом руки он показал, что я не должен высовываться.

Потом король вернулся на свое место и уселся, уперев одну ногу в стол. Затем он сделал резкий толчок ногой и стал наблюдать, как стол переворачивается, а остатки ночного пиршества и грязные тарелки разлетаются по выстеленному тростником полу.

— Так-то лучше, — удовлетворенно заявил он, вытягивая ноги.

Я уселся поблизости и стал наблюдать. Он устроился поудобнее, налил себе чашу выдохшегося пива, глотнул, скривил лицо и сплюнул. Недовольным ревом он потребовал свежего пива, не обращаясь к кому-то конкретно, затем расслабился, скрестил руки на груди и посмотрел на меня.

— Итак, мой друг, явившийся из моря, — сказал он, — чем ты намерен заняться, когда мои герои отправятся выполнять свой долг? — он произносил это не официальным, а ироническим тоном.

— Но разве все, что ты сказал, не относится и ко мне тоже?

— Не совсем. Ты ведь не коренной житель Ольстера.

— Верно, но я ведь и не житель другой страны. К тому же я ем твой хлеб, сплю в твоем замке и живу по тем же законам, что и другие.

Конор покачал головой.

— Это не так. У тебя собственные законы. Ты можешь находиться среди нас, но никогда не станешь одним из нас. Ты — германец без рода и римлянин без племени. Тем не менее, Ольстер будет твоим домом, пока я жив, но иногда я думаю о том, каким же ты видишь свое будущее.

— И ты говоришь об этом именно сейчас, напомнив своим людям о долге?

Он пожал плечами.

— Сейчас неспокойные времена.

— Особенно если король сам провоцирует своих подданных?

— Да, если хочешь. Ну, так каковы твои планы?

— Ты хочешь спросить, что я буду делать теперь, когда ты настолько взбудоражил воинов Красной Ветви, что скоро в замке Имейн Мачи не останется ни одного мало-мальски стоящего собутыльника, в то время как мертвые тела врагов Ольстера усеют все его границы, а те немногие, которым посчастливится унести ноги, будут гадать, какая чума свалилась на их бедные головы?

Король продемонстрировал мне волчий оскал зубов.

— Думаю, ты правильно

понял, что здесь происходит.

Затем он оглянулся в поисках какой-нибудь выпивки, но ничего не обнаружил, и снова потребовал пива. Из-за спины высунулась рука, водрузившая перед ним большой кувшин с пивом. Это оказалась рука Улинн. Вероятно, у меня был удивленный вид, поскольку Улинн не имела никакого отношения к прислуге, но женщина только подмигнула мне и исчезла.

Конор снова скрестил ноги. Меня всегда восхищали легкость и изящество его движений. Его лицо все еще было покрыто красными и белыми пятнами — результат вчерашней попойки, — а на щеках появились следы лопнувших сосудиков, но глаза его были ясными, а взгляд — острым. Он улыбался. Со мной Конор всегда держался дружелюбно, доверял мне и вообще обращался со мной, как с единственным здравомыслящим человеком из всего двора. Он обладал харизматическим обаянием. А если восхищаешься кем-то, то, даже понимая, что он тешит твое самолюбие с определенной целью, не можешь ему сопротивляться.

— У тебя свежий взгляд на вещи, и ты сам видишь, чем мне приходится заниматься. Как это происходит в твоей стране?

Я помолчал, погрузившись в раздумья, прежде чем дать ответ.

— Там все совсем иначе — так солнце отличается от луны. Твои люди не боятся тебя, а римляне страшатся потерять свое положение и влияние при дворе, их пугает перспектива впасть в немилость.

Конор презрительно хмыкнул.

— Но какой же во всем этом толк? — воскликнул он.

Мне оставалось только развести руками и пожать плечами. Что можно сказать королю, который спрашивает вас, для чего нужна власть? Конор нахмурился, но потом его лицо посветлело.

— Ну ладно, — произнес он. — Значит, все твои приятели отправляются на войну. Но чем же займешься ты сам?

Я немного подумал, но понял, что и сам не знаю ответа. В течение многих месяцев, с тех пор, как Кухулин отправился в Мюртемн с Эмер, мои обязанности сводились к тому, чтобы избавиться от похмелья, а назавтра снова удариться в пьянство. Я мог только гадать, какой ответ желает услышать Конор.

— Я тоже пойду бить врагов Ольстера, — наконец выпалил я, довольный собственным бравым ответом.

Он улыбнулся.

— Прекрасное предложение, но ни один из героев Ольстера не захочет ничьей помощи. Враги Ольстера пожалеют о том, что родились, уже через пару дней и без твоего участия.

Я протянул к нему руки.

— Тогда что же я должен для тебя сделать?

Этот вопрос оказался правильным.

— Завтра Оуэн отправляется в Коннот.

— Но для чего? — в недоумении спросил я. Оуэн мне ничего не сказал. Но почему он не сообщил мне об этом, если, Зевс свидетель, он рассказывал мне о себе все по многу раз?

— Чтобы закончить свое обучение. Чтобы кое-что узнать. Чтобы напугать Мейв, если это возможно, рассказами о больших шарах в штанах наших страшных воителей. Чтобы наблюдать, слушать и запоминать. А потом он вернется и расскажет мне о том, что узнал.

Я пришел в ужас. Я много слышал о Мейв и знал Оуэна, и для меня это звучало так, будто мучительная смерть Оуэна была вопросом нескольких дней.

— Но разве Мейв допустит его присутствие? А если и так, позволит ли она ему все увидеть? А если позволит и он увидит больше, чем ей хотелось бы, разрешит ли она ему вернуться?