Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии
Шрифт:
§ 156. Существует техника человекообразования через надприродный ряд, через перевод мира в символическую его действительность, и наука (философия) есть лишь использование ее в целях суждения о мире «как он есть».
Все проблема в том, как это второе чудо случилось. Шаг в направлении ее решения — это перестать рассматривать мир и тому подобное в плане представлении о мире, но это только шаг, а не само решение. Ключ, очевидно, лежит в факте, что «животное производит только самого себя, тогда как человек воспроизводит всю природу» (Маркс), то есть в словах «всю» и «воспроизводит», но как это протянуть, имея в виду, прежде всего, те особые вещи, которые реальны и живы в символической действительности мира (и которые для взгляда классической онтологии загорожены, ибо все помещено в вечный идеальный мир)? Особое преобразование (преобразованная, «своя» практика и преобразованное общение), концентрация и компликация «в точке» («вся природа») и прохождение через индивида, который как бы принимает на себя поток порядка и дает «большим, чем он сам» силам действовать через себя, тем самым экстазируя материю своих состояний. Особые вещи, которые в этом участвуют и которые составляют «порядок порядка» (почти никогда не высказываемый, а если высказываемый, то мистически религиозно; в этом смысле, то есть в плане религиозного освящения интеллектуального труда, нет никакого противоречия между естественно-научной картиной природы и религиозным чувством, это противоречие навязано гносеологией представлений в новое время и вовсе не ощущалось и не могло ощущаться античными авторами). Часть из них формальна, а часть — материальна и экспериментальна. И то и другое — стороны артефактичности. Такие вещи не предмет утверждений, а способ бытия утверждающего. То есть одним своим концом они есть это последнее, а другим
§ 157. Привязки = «точки пересечения» в языке рефлексивного пространства (гиперплоскости) состояний в 3-х прилеганиях (имея в виду, что всякое наблюдение есть совпадение в точке двух событий — происшествия наблюдаемого и наблюдения). Уже здесь это квазиточка (а плоскость — квазиевклидова), ибо взяты повторяющиеся рефлексивные эквиваленты эмпирических явлений (а не сами явления), непрерывность и однородность опыта, абсолютный «эфир» наблюдения, вмещающий и связующий явления, и так далее. И тем более, если взять пучки на такие пространства (из сверхпространства, по терминологии Уилера): «точки» у нас растянутся в объемы и глубины и можно эти последние в другом измерении (пройдя, так сказать, экран) соединить в континууме бытия сознания. Ср. § 97.
§ 158. Заход из надприродного ряда можно изложить и так: выскочив из времени, мы должны локализоваться, чтобы в содержании был извлечен порядок «впервые», «однажды» (порождение порождающего и связующего «раз и только раз», что не последовательностью этапов выражается и что, кстати, соответствует определению состояния как сингулярности в смысле § 87). Для описания этой локализации должны быть определены термины «вне», «между», «точка пересечения», «многообразие» и «качество» [109] . «Вне» — большее, чем сам, концентрация в точке и давание действовать через себя силам, большим, чем сам (экстаз в этом смысле). «Между» — текст, межсуществование, сеть (кстати, как здесь будет с особым слоем всякого текста в этом смысле — с «текстом сознания» и его телесностью?). «Точка пересечения — события-смысла, которые пока для нас «качества», «действенности», «интенсивности»112, наблюдаемые нами в этих точках (которые можно взять как образы в репрезентативном или фазовом пространстве). Но ведь в смысле «качества» может быть все, что угодно (ср. § 70), оно пока никак не определено (для него нет пока экстенсивного выражения, ср. § 23). Но раз мы говорим о «действенностях» без содержания (к тому же еще и эк-стазирующих «материю» субъективности), то можем продолжить формальный путь анализа и на нем что-то получить. Итак, несодержательное и экстатическое «вне». Так вот, где это «вне»? Ведь «нечто в состоянии свободного отличия от самого себя и от другого качества» выделено (хотя и неделимо в последовательности, как мы знаем по § 112) и должно где-то находиться [мы уже назвали это «топосом», имея в виду собственное отличие при одинаковости внешнего номинативного «знак-значение» описания и помня, что значение-знак никакой гарантии согласования состояний не содержит и не передача им (или определениями) может наложить ограничения на тысячи путей мысли рядом и потом]. Должно ведь быть время и пространство: натуральной философии нечего делать с мистической сущностью в голове, с «внутренней духовной жизнью» поверх времени и пространства. Но обратим внимание на то, что «отличие от самого себя» и есть время по единственному разумному определению времени, есть (выделенный, но не делимый) момент времени. То, что он растянется пространственно, а не в последовательности (поскольку в нем все точки времени равноправны и между ними нельзя в последовательности провести различения), это другой вопрос. Но это и даст нам наше пространство (напомню, что поле наблюдения или «сигнальная связность» в пространстве Наблюдателя есть связность условий знания в последовательности, сама этой последовательностью не являющаяся). Поскольку речь идет о собственном и естественным ходом вещей не обусловленном усилии (трансцендирующем напряжении сил человеческого существа), то будем называть это пространство-время «собственным» (история тогда пространственновременное бытие указанного усилия, но только пространство и время здесь построенные, являющиеся внутренним продуктом, так сказать, актуал-генетические; см. § 87а). К тому же, речь идет о знании как событии, а не известном «само по себе» (кому?); знание только в актуальном живом состоянии может находиться, здесь и сейчас (и феноменологически полно) (только это «здесь и сейчас» растянется принципом относительности в «вечное настоящее», что и должно быть, поскольку феноменологическую вечность во времени мы уже допустили).
109
111 В «точках пересечения» наблюдаем «качества», а «вне» — оно же и «между» и «точка пересечения», соответствие же в «точке пересечения», на деле, топологично («многообразие») и, следовательно, даст в «качестве» двуединство как первичный факт человеческого интеллекта; и, вообще, чудовищно сложная (и притом изменяющаяся) топология событий знания и понимания вполне задается приключениями с этими «вне — между — точка пересечения — многообразие»: «вне» может оказаться «внутри», «между» растянуться в собственную «глубину», «многообразие» перестать давать целостность, а «точка пересечения» не быть, при одной и той же позитив- но-денотатной номинации, одной и той же точкой (например, когда топологический характер соответствия проявит себя нетривиально), то есть поскольку в «точке пересечения» проглядывает глубина того, что не вытекает из натурально единого содержания предмета, события наблюдения, проглядывает континуум «мира» субъекта; а раз не вытекает, то многое и разное. 112 Познавательные конфигурации, ансамбли и тому подобное могут быть взяты как «качества», «действенности», «интенсивности» в следующем смысле: ведь свободное действие тяготеет к 1) полному действию (иерархия всех «уровней» сознания) версус эмердженция и зависимые возникновения в последовательностях, 2) содержащему лишь порождаемое на собственных основаниях (а ослабление усилия дает… черт знает что, поскольку «свято место пусто не бывает»), бесконечное (в смысле, быть источником своих собственных определений, формировать мир), 3) вне себя состоянию «материи» субъективности, к эк-статическому ее держанию (то есть к привязке к у- топосу, «божественной» среде и протоплазме синтеза, то есть к независимости от потока «земного»), — а это все должно держаться субъективностью, и в этом смысле (то есть происходит это или не происходит) есть (или не есть) ее «качество», «интенсивность», «действенность», «действенная упорядоченность»; оно не есть содержание никакого отдельного суждения, имеющего атомарное значение и относящегося к отдельному факту, поэтому мы и ухватываем «качество» или «качественную субъективность» в терминах «видение», «концептуальный схематизм» самосоласованности, и самопричинная его устойчивость будет весьма таинственной.
Теперь можно определить «изменение» (определить его независимо от последовательности, которая как раз неразрешимые задачи ставит с точки зрения стандартов научной рациональности): не предданная группе преобразований, а образующаяся вместе с ней и остающаяся при ней инвариантной мера и есть изменение (свободное) [110] . Фактически, конечно, речь идет об изменении сознания (а не знания) [111] в смысле сферы сознания как условии изменения знаний, форм деятельности, методов и тому подобного, надстраивающихся над первым многоуровнево и пронизанных им. Как бы особое расширение «сознания», образование такой активной внутренней целостности, проявлением и актуализацией которой было бы любое конкретное действие в мире — (беспредметная) «потенция потеций» (ср. § 109 о системе, а также § 140 о фиксированном и конечном числе «квазичастиц ума»).
110
Это значит, впрочем, что понятие изменения, движения, как уже говорилось, — первично (мы определяем его без предварительного допущения изменения «чего», «носителя», что единственно совместимо с декартовским принципом онтологической индивидуации в просвете «второго шага», в просвете «производимое-воспроизводимое»).
111
В силу закона непустоты ума там, на месте уже что-то есть, и поэтому это изменение сознания (сдвиг в топос, что нужно было бы сопоставить с «припоминанием»
Но для такого анализа мы должны предварительно заменить «точку пересечения» «системой точек» (поскольку берем «порядок порядков» во множественном поле передачи и распространения сознательных явлений и рассматриваем в разрезе жизни сознания, а не по объектному и логическому содержанию, то есть не изнутри содержащегося в сознании) и гипотетически постулировать предметно ненаглядный «процесс», происходящий в системе, в ряду рядов размазанного объема, то есть в двуединстве, сразу на двух, как минимум, уровнях, явления которых («стороны») не дают в отдельности никаких реальных фактов, то есть предметов, дистинктно составляющих многообразие или множество («качество» не имеет ряда, который был бы его множеством в смысле математического определения «множества») [112] .
112
115 Но сказанное в терминах «систем точек» должно совпадать или поддаваться совмещению с получаемым в терминах «точек», если возникнет такая необходимость.
§ 159. Возвращаясь тогда к «потенции потенции», «мысли мыслей», к «чистому само себя рефлексирующему действию», на уровне которых мы только и определяем изменение, мы видим, что имеет место «процесс» (понимая под «процессом» индивидуально завершенную и законченную связность условий знания в последовательности, так сказать, элементарную «сигнальную связность», и набирая сложную индивидуальную систему из таких элементарных процессов), что речь идет о подземном, туннельном синтезе того, что на поверхности разделяется в последовательности и необратимости, о непрерывном воссоздании и субъекта и его мира (ведь и устойчивость знания как события является чудом, и пребывание объекта во времени не является само собой разумеющимся), что это воссоздание — дополнительный к натуральной сотворенности и независимый от нее акт и что все остальное — простое развитие следствий из этого (вообще радикальные последствия такого факта, что лишь на втором шагу можем ухватывать и высказывать нечто о том, что предполагается существующим уже на первом).
И первое следствие — существует невидимая внутренняя история как механизм (и условие) последовательности этапов эволюции, сам не являющийся этой последовательностью. Для нас, изучающих сознательные явления, это способ что-то извлекать как раз из разрывов, поскольку именно такой «разделенный» характер времени оставляет место для сознательных явлений (по физическим законам): в «зазоре» — поле для проявлений воли и новых свободных явлений (только ведь в щели сознание, в расступившейся пустоте). Поскольку «мысль мыслей» [113] , то в постоянном движении и изменении участвуем в вечно живом событии. В каком-то смысле наша теория как наблюдение и язык описания этого есть теория одного события (ср. с «растяжкой § 45 и § 113). Если полностью эксплицировать одно, то получаем весь мир.
113
116 Или созданность того, что будет вырывать из взаимодействий в энергетических и причинных потоках и цепях (и создавать пространство преобразований). У существ Пуанкаре нет как раз этой созданности создающего и связующего (а это и есть лоно истории), они не отгорожены пространством преобразований от того, что спонтанно индицируется, от зависимых возникновении мыслей, то есть у них не на созданное создающее полагаемся (на большее, чем силы в точке, и в этом смысле «не сотворенное» тем, кто в точке).
И эта история локализована, то есть существует, как мы видели (но теперь это нужно получить как следствие), особое пространство и время, в которых только и возможно извлечение информации и порядка из опыта и самообучение сознательных существ, формирование у них новой деятельности, то есть превращение их, как выражался Винер, в другие, им подобные. Лишь в терминах анализа такого пространства и времени можно понять указанный выше механизм (механизм туннельного синтеза и согласованной и связной мысли в долгосрочных и пространственно удаленных ее изменениях). Для этого берем, следовательно, формально события (то есть чтобы в объективизируемом ряду содержаний знания было упорядочивание, мы можем иметь в виду лишь какие-то формальные свойства самого события). Онтология событий как чего-то первичного, а не вещей и свойств. То есть «вне», «между», «точка пересечения», «многообразие», «далекое», «близкое», «связное», «преобразуемое», о которых говорилось, должны быть строгими элементами некоторого теоретического языка, фундаментально содержащего в себе ненаглядность и символизм.
§ 160. Если завершенный и законченный характер индивидуальных явлений (элементарных событий) имеет место лишь вместе с ненатуральностью основы и с размазанностью в многомерное (в том числе — во мнимое), с феноменальностью полноты в точке, то, наоборот, беря до завершения в развернутом интервале (и только в нем), рационально имеем множественную реальность и измерения (в том числе измерение физически невозможного в наших трех измерениях), отказываясь от допущения какого-либо единого плана истории (он исключен как раз отсутствием натуральной мотивированности отражений (то есть ненаблюдаемостью абсолютного соприкосновения) и непредданностью «свойств», «атрибутов», «законов») и оставляя пока в стороне дальнейшие характеристики коллапсированной базы, «фона» и всего того, что ушло в «фон» (поскольку законы формулируются в терминах законченных и завершенных явлений), можно принять следующее об общих исторических законах (или принять следующие общие исторические законы): [114]
114
На этом рукопись книги обрывается. — Ред.
ПРИЛОЖЕНИЕ
М. К. Мамардашвили
К ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННОЙ ФЕНОМЕНОЛОГИИ СОБЫТИЙ ЗНАНИЯ
Исторически изучая явления и акты научного познания, мы — и об этом стоит постоянно помнить — изучаем фактически свободные явления, то есть такие, которые в себе же содержат (или сами впервые устанавливают) причины своего случания. Иначе говоря, они самопричинны как исторически индивидуальные, «один-единственный раз и впервые» завязывающиеся конфигурации мысли и понимания [115] . Они свободны в том смысле, что в живой истории науки (а не в учебниках и логических систематизациях) никто не делает того, причины чего (я имею в виду основания и необходимость думать именно так, а не иначе, проводить именно данный эксперимент, а не другой и так далее) уже известны (это было бы просто бесполезным плагиатом), как не делает и того, причины чего были бы видны какому то вселенскому «Наблюдателю» вне и помимо сообщаемого и впервые «только однажды» случившегося. Ибо из какого источника он черпал бы знание о них, а с другой стороны, как мы могли бы встать на точку зрения такого «Наблюдателя» и посмотреть его глазами? То есть они свободны в том буквальном смысле, что иначе мы о них и говорить не можем, поскольку, допуская в корпус науки только новое и уникально происходящее, мы лишь после этого говорим о чем то в мире в терминах законов (в этом смысле законы устанавливаются, а не пребывают где то в трансцендентном мире сущностей, ожидая быть познанными). Более того, такие явления представляют собой самопричинные особенности еще и в том от ношении, что а языке историка (и вообще в горизонте его эпистемологических и онтологических возможностей) суждение, например, такого рода, что ученым открыт закон или физический эффект «А» потому, что в мире на самом деле действует и может быть воспринят предмет А этого закона или эффекта, было бы суждением ex post facto, предполагающим к тому же еще и некоторую скрытую направляющую силу в историческом механизме познания, способную наподобие этакого «третьего глаза» (вспомним Декарта!) сравнивать образ предмета в уме («А») с предметом в мире (А) и приводить их в соответствие. Но такого «третьего глаза» Знания с большой буквы не существует, и допущение его или подобных ему скрытых качеств и сил должно тщательно устраняться из представлений об исторической реальности и из неявных вкраплений в языке историка.
115
Сложные исторические индивидуальные системы могут быть рассмотрены как составленные из множества таких абсолютно элементарных «однажды»