Стрела познания. Набросок естественноисторической гносеологии
Шрифт:
обращению процесса в точке (физического действия, то есть такого, которое оказалось бы физическим и о котором говорилось бы как о физическом в терминах различения законов и начальных условий, и сказать, что «нет такого физического действия», было бы, следовательно, тавтологией, раз под физическим действием понималось именно это: о чем-то мы говорим как о физическом действии на основе определенных условий, посылок и допущений, в числе этих условий имеется и различение начальных или граничных условий и физических законов (первые являются физическими в слабом, а вторые в строгом смысле); о действии, которое допускает или предполагает организованные и согласованные начальные условия, мы не можем говорить как о физическом; следовательно, мы говорим «нет и не может быть такого физического действия» не потому, что мы так (не) наблюдали, не на основе того, что так обобщили наблюдения) [84] . Но вернее: итак, нет такого физического действия. Но нет и такого умственного действия, деус экс машина. Есть действие третьего — артефактов [85] . Обратимость мыслительных и знаковых логических структур допускается лишь ими (поскольку процесс распространения ими дискретизирован и они составляют коды). Обращенные наукой ситуации. Где мы спрашиваем (и отвечаем), каков мир «сам по себе», а не каковы измененные в нем нашим вмешательством положения вещей и сцепившиеся последствия таких изменений. Обратимость через артефакты, но расстен поля по конечной пространственно временной области, а не в точке (но здесь явная проработка!). Значит, он позволяет это сформулировать (добавлю, интеллигибельно), а не то, и, следовательно, это имеет место и может быть наблюдено. То же самое и в случае описания «отчуждения» в философии, о котором говорилось ранее. Это, кстати, напоминает структурный метод, по языку, по топосу выражения в обход эмпирическому исследованию и генезису (используя формальную аналогию). Параллелизм формальных аналогий и символизма аналоговых моделей.
84
85 Отсюда ясно, что под синтетическими суждениями априори (и, прежде всего, сновоположениями) Кант имел в виду плодотворные тавтологии (как «когито эрго сум» и тому подобное), о которых нельзя сказать, что они чистые аналитические предложения, хотя вывод в них следует не на основе наблюдения, — разве определение того, что является физическим действием, является аналитической истиной в отличие от истин опыта? Такая же «тавтолошя» имеет место в определении сознательных явлений. Очень часто теории именно выступают в роли такою рода плодотворных тавтологии наблюдаемо то, что теория позволяет сформулировать. Ср. у Геизенбера (которому Эйнштейн сказал: «Всегда именно теория решает,
85
Я получаю «круг»: артефакты производят свободное действие, а свободное действие производит артефакты (чтобы самому происходить). Но ср. у Винера: «В некоторых новейших направлениях. мера, остающаяся инвариантной при группе преобразований, определяется непосредственно самой группой, а не задается заранее»
«О чем, что» и «как» совпадают — вообще, в случае произведений (в моем смысле, то есть opera operans) взятых со своей артефактическои стороны, то есть как органы производства жизни мысли, как органы, синтезирующие из неорганических (то есть чуждых мышлению) элементов и «выдающие» явления мыслительной жизни, никакими запечатлениями и восприятиями не производимые, и где начало и само произведение совпадают (последнее в этом смысле ни о чем вне себя) и обладающие признаком такой активности, которой нет у того, что образовалось и соединилось вне и помимо этого opiaua (Познание как специфическое нечто в этом смысле должно быть ухвачено и положено в качестве исходного и далее несводимого — иначе мы убиваем своим вмешательством). Содержание, производимое внутри самого произведения. Через эту особую действительность и обнаруживает себя, проступает мир «как он есть». Но при условии, что в ней произведен и субъект, «я» этого мира (и тот, и другой, и третий.), то есть субъект «вмещающий», максимально или удачно движущийся в измерении «третьего» (что самой психикой никак не гарантируется! — здесь стоит напомнить и невероятность, в силу природы несинтезированного времени, мысли впереди) слоение (и надстраивание) многообразии: часть их в обратимом мире законов пространстве 3-х прилеганий, а другая часть уходит и скрывается в измерении, где будут динамические инвариантности с иным отношением к начальным условиям, будут необратимости, взаимодействия причинных и инерционных структур с «материей» и тому подобное (то, что на языке физики называется «начальными условиями», на языке эпистемологии и онтологии называется «данными» как реальными начальными условиями знания, что является уже термином в описании не мира, а знания, и это трудно различать: например, в терминах описания и анализа знания как особого существующего объекта внешний эксперимент есть, несомненно, совокупность согласованных, а не произвольных, случайных начальных условий, а испытуемое может внутренним согласованием уходить, ускользать от связующих эти первые условия законов в языке исследователя, экспериментатора. И где не только не можем изменять субъективные данные, но и произвольно набирать из них множество начальных или граничных условий).
§ 125. «Эфир» (не обладающий физическими свойствами) этих появлений можно изобразить и так: минус состояние сжалось — > расширение в плюс-состояниях (разбегание в пространственно далекое), минус-состояние разжалось — > в черных дырах эмердженция и упаковка нового опыта (что-то идет к нам из бесконечности, приходит в точку и коллапсирует здесь; взаимодействия с меняющимся материальным полем, как раз сопротивление гармонии или его продукт идут к нам из бесконечности). Сращение предметов (в мире полагаемых) с условиями производства сознания о них —> высвобождение сознания и высвобождение предметов (освобождение от того what we are having at our eyes) — это бесконечно, незамкнуто и не имеет единой системы отсчета. Начало — " иноначало (ср. § 124): поскольку зависим от воссоздания оснований, начальные условия которого не контролируем.
§ 126. К бесконечности свободного действия: она открывается в своем зиянии, конечно, в связи с тем, что нужно создать, чтобы испытать (что было и есть); смысл всего того, что происходит (и что меня охватывает), понять этот смысл (только для Бога смысл того, что происходит, есть значение- определение, но я формально участвую в этом его качестве, силе, сущности); чтобы прояснить все происходящее — бесконечные символы, открытые (бесконечно) на целое и на трансценденцию; полноту мы имеем в каждом моменте, локально (ср. § 59, 122), а не всеобще трансцендентно, то есть она дается символической плотностью (локальная полнота = нелокальность «сознания» — неполнота бытия). То, что происходит в природе однажды заведенным образом и продолжает в ней происходить, существует и происходит, в смысле того, что мы, люди, можем об этом сказать и понять (в том числе, в науке), воспроизводясь и повторяясь в мире деятельности и культуры (то есть смещенно, в понимательном топосе, в топосе «третьих вещей», артефактов). Априоризм на уровне воспроизводства (формирование ситуаций, а не формирование ими). Конечно, лишь этот, особый характер воспроизводства, особая мимезисно-констуктивная зависимость испытываемого (приостановленного в реитерации создаваемым), открывающая зазор, в котором начинает зиять бесконечность (человекообразую- щих эффектов, эстетических эффектов, познавательных эффектов и тому подобных бесконечно проясняющих явлений, независимых от их практической пользы и потребления, разрешающего какие-либо натурально данные потребности), и ставят впервые, как я уже сказал, вопрос о «сознании» и тому подобное как терминах настоящей, натуральной философии. § 127. Условия (и природа) сознания как-то тесно связаны с условиями развития, мутации и появления новых форм, и поэтому, очевидно, предметный подход к первым так изоморфен тому, что происходит на самом деле, в жизни (а не в исследовании сознания). Ни сознание мы не можем изучать объективно вне допущения в теорию внелогического, внетеоретического принципа «делания чего-то самим предметом, который изучается», ни развитие предмета изучать вне чего-то происходящего в предмете же самом в отношении к сознанию. В этом смысле можно взять две эпохи, классическую и современную, так: анализ (в смысле обоснования) знания о физическом мире — работа модели имитации творения; анализ (в смысле обоснования) знания о сознательных явлениях — работа модели имитации развития (и воплощения), то есть объективный анализ сознательных форм (где мы должны высвобождать сознание, предметы и так далее) изоморфен, solidaire тому, как происходит реальное развитие, вернее, его акт (чтобы не путали с последовательностью). Философия в последнем смысле уже в принципе не может быть наукой наук или же системой, универсальной метафизикой, одной-универсальной онтологией. Она может быть лишь философией дискретного участия и указанием на его условия. Ср. в статье об обратной квазипространственной развертке свернутого: но это и путь самой жизни, механизм ее развития. В абстракциях историка (для которого знание бытийствует, а не понимается) накрывающее (в объектязыке) рефлексивное пространство и его разрешимости (преобразуясь и со снятием тавтологии импликации понятия «знать») вкладываются в сферу (становясь разрешимостями историка, его слоем соответствий), только в измерении которой и будут связи или связности. Накрывающей будет она. Иначе в языке историка не будет реальных смыслов формальных элементов аппарата анализа. Но это же означает неустранимый дуализм, двойственность языка историка. В философской теории истории познания это означает: встать внутри свободно становящейся последовательности («открытой истории» без подвешенного, замкнутого и статичного абсолюта, небесной тверди вечных идеальных сущностей), располагающейся полилинейно и движущейся одновременно по многим срезам. Как в смысле строения каждой формы, так и в смысле смены форм и развития. И, отталкиваясь от метатеории сознания, строить миры поссибилий, внутри которых находимся и мы, историки, от лица прошлого вопрошающие настоящее и возможный будущий новый сознательный опыт, которого никто не знает и лишь на условия эмердженции которого можно действовать. Историческое сознание — орган самой истории. Например, деноминация всегда одна, одинакова (и непрерывна, то есть линейна и последовательно развернута) в силу свойств языка. Как я узнаю «феномен», как я узнаю другой топос? «Понимание» (в смысле исторического акта) — явно что-то, что не является членом самого ряда (иначе уходим в дурную бесконечность). Оно целиком «здесь» — в том, что само себя в себе показывает (я уж не говорю — само себя понимает).
§ 128. Создать, чтобы испытать, что есть (и, следовательно, не испытать, если созданное не позволяет), — это прежде всего конечные (и дискретные) связности, «вязкости» пространственно-временных складок, пазух, прикрытых узловыми «точками» синтеза в рефлексивном пространстве. То есть это «знаемое» (в зависимости от которого мы видим, слышим и тому подобное ср. § 84) не есть интеллектуальная операция, а есть состояние (состояние, стоящее, «вертикальное» время, стоящее в чем-то и с чем-то, а именно — состоящее с пространством) некоторого сознания (неименного и само себя понимающего). И самое трудное — это чувственно- телесное одеяние таких генераций (а не духовная воспаренность). Поэтому информация не от точки к точке, а по конечной пространственно-временной области (или совокупности таких областей, взятых дискретно). В отличие от «вездесущия» Сенсориум Деи, доходящего от точки до любой точки и позволяющего (и требующего) локально в каждой судить, реализуя операционно-релятивистский принцип. Информационное пространство и время (см. § 83), «внутреннее» по отношению к тому, что мы объективируем в терминах сознанием и волей контролируемых мысленных актов, утверждений, наблюдений, субъект-объектных по своей структуре (то есть разграничивающих субъект и предстоящий ему объект) и референтно наглядных (макроязык). Вся сложность с «состояниями» в нем та, что их «новое знание» мы рассматриваем в той мере, в какой это новое знание связано с изменением сознания, с измененным состоянием последнего — наиконкретнейшим, наителеснейшим, наичувственнейшим. Ведь мы вросли телом, в телесные связности, вязкость (чего можно было не замечать, пока в физическом познании только с телами имели дело). Но телесность эта особая. Она как виртуальная волна-пилот, занимающая область и коллапсирующая (назад) «следы» предшествующей и индицирующая предстоящее. Не полностью известные допущения, посылки, источники, сросшийся с предметами сущностный материал системы мысли. Состояние ведь не содержание (никакое)! Это термин для порождающих свойств (ср. §§ 44, 77 — «всякое могу»), для создаваемого порождающего. Набор (часто скрытый) физически реализующихся условий. Он разный. Но они и условия понимания (то есть физические условия приложения понятия понимания). (Ср. § 38 об активных концептуальных структурах.) Например, некоторые вопросы при сравнении Галилея и Аристотеля отпадают при анализе физических условий реализации понятий (что скрыто одноименностью понятий в макроязыке). «Несообщаемость» миров тогда просто вытекает из определения того, что вообще осмысленно. А макроязык требует одного набора (в силу операционно- релятивистского принципа — последний, кстати, направляет наше внимание на физические условия, но раз внимание направлено и мы за эти условия взялись, то мы должны этот принцип обобщить: обобщенная относительность [86] . Условия, при которых совокупность посылок реализуется, давая внутренне совместимые и непротиворечивые результаты [87] . При этом многие допущения, несводимые постулаты могут быть навсегда закрыты для мыслящего. Но это имеет место и при изменении (через изменение сознания), то есть когда эти условия меняются или просто радикально другие (ведь контакт с внешней реальностью предъявляет собственные требования, а не только исходящие от ума самого по себе). Сдвиг в топос ненаблюдаем и для вселенского наблюдателя и для самого сдвигающегося (поэтому и говорим: «само себя понимает»). Эти новые или иные условия в двойном смысле: 1) внешней действительности как таковой, 2) те из них, которые суть последствия изменений, вносимых деятельностью субъектов (следовательно, развязываемые взаимосвязью в самом космосе). Для познания самое важное последнее [можно ввести аксиому № 2 «снежного кома» деятельности: нет оснований, чтобы было новое (другой мир, к которому нужно было бы приспосабливаться в эволюции посредством новой жизненной формы), если нет деятельности, — имея в виду совершенно иные ритмы развития с появлением истории сознательно-деятельных существ]. Как и откуда тогда мутантная форма, приспособленная к новым или иным условиям? Априори: 1) связная множественность (идеальное сообщество — с полной индукцией в зачатке), 2) допустимые преобразования (в смысле возможной практики человекообразования), 3) реконструктивное воспроизводство (а не следы и объективные свойства вещей). Самое важное здесь — физическое моделирование условий аппаратом, собственным строением [88] . Вся физическая среда (в смысле Mitwelt) перестраивается (с ее ритмами и тому подобное) у мутанта или для мутанта, иначе он не выживет в качестве мыслящего (не хотим знать, чтобы не «погибнуть», но то, что было избегаемым
86
Для этого должны устранить из начальных условии возникновения знания (как события) натуральное представление вещей (см. § 36), которое молчаливо вносится допущением актуальной бесконечности. И обобщить на неоднородности. И должны суметь что-то извлечь как раз из разрывов непрерывности, в которых только и высвобождается поле для новых явлений. Вариативность космологического включения. Тогда есть невидимая (действительная) история как бытие трансцендирующего условия (внутренняя ему как открытое — открываемое и закрываемое — пространство, а не в смысле различения сущности и явления в языке-объекте, «внешнего» и «внутреннего» и тому подобное).
87
Мы видим одно (однозначно, точно и разрешимо но физическому смыслу), если мы внутри активной концептуальной структуры и участвуем в одном движении бытия, не имеющем физического эффекта (что достигается мнимость- преобразованиями и открывает поле для обратимости и устойчивости системы мысли). Так называемыми «универсальными силами» (в отличие от «дифференциальпых») будут, очевидно, подобного рода движения бытия, но имеющие физический эффект, дающие (неулавливаемое) зависимое возникновение.
88
Кстати, не имеет значения (и невозможно установить), что раньше (то есть предшествует во времени в последовательности) — проработаться физически и «увидеть» или «увидеть» и подтянуться физически? — здесь нет однозначного и недвусмысленного распределения между прошлым, настоящим и будущим. Берем не в точке, а внутри не подразделяем детерминистически.
§ 129. Итак (так же, как в реализации сознательной жизни как целого, то есть так называемом изменении сознания), ход к неизвестным источникам основных допущений или выявление тех, происхождение которых неизвестно. И заново конструктивное их введение (ср. в физике неявное введение и накопление неконструктивных абстрактных объектов). Адекватно наблюдать и описывать ментальные события, хотя вовсе не требуется сведение их всех к логическим конструктам. Встать на этот путь — значит, не быть организованным только в соответствии с известным метаязыком или безоговорочно верить в метаязыковые основания базового набора допущений и оперировать на этой основе только прямым (обратимым) и эксплицитно логическим образом. То есть в познании внешнего мира так же (как и в реализации целого жизни) нужно работать на высвобождение (знать себя, скрытое, глубинное неизвестное — не в мире, а в себе), строя модели мыслительных процессов в возникновении допущении, начал, истоков «я» и организации этого «я» относительно остального ума, иерархии устойчивых уровней содержания сознания, видов допустимых трансформации себя [89] (таких, которые были бы обратимы, контролируемы и реально служили бы основой эффективной системы мысли, а не таких, которые ставили бы на смертельный предел, чего мы, естественно, избегаем, разрушая себя, то есть систему мысли в смысле вырождения ее, как раз с целью самосохранения — не хотим знать, чтобы «не погибнуть»; но развития как раз идут через такое расцепление, которое превращает избегаемый смертельный предел в источник и субстрат новой формы). Снять предвзятое «я». (Еще раз повторяю, все обстоит так же, как и в проблемах личностной реализации возможной тотальности сознательной жизни. Кстати, вытекает еще одна аналогия: различение изложения и исследования (от чего зависит составление корпуса релевантных текстов у историка) и различение науки как суммы знаний и науки как способа восприятия мира и себя в нем).
89
90 То есть процессов в области формы, возможности здесь структуры. Этого рода процессы и есть формы тела, детерминистически не подразделяемые и необъяснимые дискретные, «естественные» единицы. То есть все перечисленное возникает процессом (атомарно), индивидом. Группа допустимых преобразований представляет собой в то же время forclusion.
§ 130. Самое сложное здесь, конечно, это определить трансцендентальную позицию, явление трансцензуса (естественно не можем сделать — должны сделать свободно, «героически»), образование транснатурального ряда. Язык и метаязык (композиции, монтажи, дающие материал для артефактов). Это метасознание, «предметы» которого нас обратно нам отражают в нашем ноогенном качестве (то есть акте создания акта мысли, а не той или иной мысли) и отрефлектируя себя на котором мы себя изменяем (то есть имеем по ходу дела возникающую инвариантную меру), поднимаясь до его уровня (над потоком), и можем действовать свободно [90] . Первое — существенный элемент из группы преобразований (то есть симметрия). «Расположения» и «прилегания», не изменяющиеся при непрерывных преобразованиях; но они сами суть продукт преобразований, не предданный группе (и содержат, следовательно, превращенные значения, в том числе, не имеющие физического смысла, и только так устойчивы). Но лишь беспредметное всевременно (будучи само временем). И без условия эти «предметы» — фетиши, а без них усилию не на чем держаться, но держаться на чем-то его напряжение должно, ибо, по определению, свободное изменение есть выпадение из естественных качаний динамики между причиной и следствием и не обеспечивается натуральной интенсивностью (смысл терминов «свободное действие» и «сила сознания» перекрещивается). Форма.
90
91 Вообще мы свободны лишь в направленности на акт создания акта мысли.
§ 131. Формы меж- и надсубъектны, они связности умов во множественном числе (отсюда, например, не представляет проблемы многократности открытий одного и того же, как и дурная бесконечность непрерывного хронологического движения «кто и когда сказал это раньше», оставляющая без внимания самый существенный акт понимания, не стоящий в ряду вышеуказанных актов и инородный им, а являющийся «еще одним»). Формы поля.
§ 132. Свободное действие ориентировано на форму (указующую на источник в нем возможного), ею руководствуется и не имеет содержательно указуемых причин («не то, не то…») — не в том смысле, что форма бессодержательна (всегда есть какое-то содержание), а в том смысле, что для нее важнее расположение «тела» (то есть опять же виртуальное нечто) и что речь идет об условии содержаний, а не о каком-нибудь из них («не это, не это…). Причины и эмпирия — после. Форма дает траекторию «вида», от которой не может отклониться, вернее, тяготеет не отклоняться. Именно посредством пространства форма разматывается на всю траекторию, на всю кристаллизующуюся в ее «точках» эмпирию (вернее, вокруг, в окрестности ее точек). Именно форма, а не прилегающее абсолютное пространство-время «выполнения понятого» [91] . Время «распространения» (извлечения, передачи и распространения информации) не подразделяется далее, оно атомарно. (Процесс — совокупность подобного рода элементарных процессов). Перевод мира в символическую его действительность. Поэтому «момент свершения», «мгновенное вписывание» из пункта 5 «Трактата» имеют конечную величину (растянутую и сколь угодно долго вынутую из смены «ранее» и «позднее» рядом с другими, которые в свою очередь могут быть вытянуты в «свою» конечную область настоящего), но внутри которой неприменимо различение в последовательности «раньше» и «позже». Это и значит быть в «этом» или «другом» времени, быть в разных временах. А другими словами — проделан ли опыт и хранится ли он? есть ли оператор преобразований (время-пространство)? Архетипический опыт, конечно. Но заранее не сказано, какой будет таковым. Открывая что-то, люди возникают «в идее», в состоянии, частью себя оказываясь стороной неделимой (хотя и многократно расчлененной) монады и в свободном отличии от самих себя, овладевая в себе чем-то, индивидуируясь ею. Элементность этого в абсолютном смысле слова. § 133. Пространство есть здесь возможность связи, контакта, то есть последнего не бывает без однопространственной различимости связанного, контактирующего. Если не различимы и не идентифицируемы источники (или переносчики) сообщения, то нет извлекаемого сообщения (пространство тогда — абсолютная сумма потенциальной информации) — для схоласта, например, в механических ремеслах не было сообщения. Эту различимость и идентифицируемость я и называю пространством. События (или отражения) происходят не абсолютно, но в генерационном пространстве-времени смысла и понимания. Такое пространство есть также и своего рода предельные или граничные условия взаимодействий объектов (без которых нет и наблюдаемых проявлений): если нет сообщения, то нет и взаимодействий, то есть объекты разнопространственны или пространственно разделены (ведь теория относительности показала, что нельзя говорить о физическом действии без «знаниевой» сигнальной связности, то есть о действии следует говорить как о происходящем в или внутри поля такой связности). Это симметрия (так же как есть симметрия надстраиваний). А если есть взаимодействие, то не можем непрерывно (во внешних трансцендентных терминах) подразделять путь сообщения: он «возмущен». Тогда это и есть сам объект (то есть мы его даже выявить не можем, не используя возмущений) при полном анализе всей ситуации. То есть пространство каждый раз как условие знания (а не как знание о пространстве).
91
92 С формой соотнесены факты, независимые от всего остального мира и далее несводимые Иначе нет языка описания и анализа развития Классический язык полного бытия, язык всеобщего и необходимою понимания фактов помещением их в перспективу «полною бытия» как «исторических» актуализаций последнего не годится Конечно, можно для форм поля задать по полю (так, что бы непрерывными преобразованиями сохранялось..) «одного субъекта», что есть определенная (и не единственно возможная) организация этою поля Но на деле приходится прерывчато непрерывно организовывать с учетом множественных индивидуаций тотальностей
§ 134. Пример к предшествующему: средневековые «теоретики» были смыслом пространственно отделены от механики (последняя — «искусственное», «хитрое», «увертка» и тому подобное). А для образа «макина мунди» это неразделено, близко, однопространственно. В этом символическом эстетисном пространство (как, например, и колесо есть ведь и инструмент и теория, и «что» и «как, то есть совершенный артефакт) нашлось место и для опыта ремесленников (но это был и социальный акт — последние должны были высвободиться из средневекового цеха, то есть гетерогенность включает и социальный элемент и невозможно разложить в последовательности, что «сначала», а что — «потом», что первично, а что — вторично и так далее), то есть их опыт и знания осуществились в нем (с медиацией, в частности, образа мастера как «конечного Бога») — и хлынуло извлечение информации, кумуляции и тому подобное (вернее, в целом, самостроительство: греки — мутанты, возрожденцы — мутанты). Отсюда характер осмысленных вопросов у историка. Далее, и термин «влияние» должен быть устранен — оно не может быть прослежено (в частности, потому, что и «влияющее «и «влияемое» могут быть порождены одним и тем же, неухватывание чего является недостатком понятия причинности, остатком классического абсолюта в смысле поиска одной какой-то окончательной инстанции), и, во-вторых, почему не повлияло раньше? Если скажем, что не было смысла или, что то же самое, не было «предпосылки» (из тех общих предпосылок мышления, которые внутри самой системы мысли или теории не выводятся и не доказываются, являя, так сказать, общее умонастроение, мировоззрение эпохи, космологически расписанную или космологически замкнутую культурную картину мира), например, не было нового смысла «искусственного», связанного уже с перестройкой внутри указанного рода предпосылок мышления, то это тавтология, как раз и содержащая проблему, требующую объяснения. Одни и те же причины могут, например, производить и то, что является «социальной детерминантой», и то, что ею «детерминируется». Не говоря уже о том, что термин «влияние» предполагает таинственную операцию переноса «понятого». Или еще пример: появление в предпосылках связки «бесконечный творец — творец конечный», что заставляет говорить о влиянии христианского мировоззрения на возникновение и развитие науки нового времени. Но тогда нужно объяснить, откуда это в христианстве, что это в нем значит и откуда само христианство в этом своем смысле? Если же идти от целого, от гетерогенных и неразложимых частиц ума, от время-пространства, экстатических ноогенных машин-артефактов, символов и тому подобного, то все на глазах иначе расположится и не будет этих затруднений анализа (проблемы «внешних» влияний, в частности).
§ 135.
1) из-за неизбежной двушаговости и внутри нее натяжения, имеющие «материальный» (то есть формальный) модус существования и содержащие формальные симметрии (инвариантом которых является социально, индивидуально, культурно и психологически независимая мыслимость порядка);
2) симметрии сообщения и взаимодействий (это, конечно, динамические симметрии);
3) субъект-объектная симметрия, симметрия «я» (где строение предмета изофункционально структуре поля наблюдения);