Стрельба по бегущему оленю
Шрифт:
Химик продолжал плакать, сиротливо сидя возле печки.
Павел подошел к нему.
— Ну хватит. Раньше надо было думать.
Тот повернул к нему несчастное, мокрое лицо.
— Я знал, я же знал, что этим кончится! Бедная Машенька, как она теперь будет?
Прохладный вечерний ветерок шевелил занавески. Окна были распахнуты.
Устраивался небольшой прием в честь дня рождения Таисии Черепановой, артистки облфилармонии.
Из кухни пахло жареным, белела скатерть на столе. На расстроенном фортепиано Валя Игумнова играла Шопена. Поглядывала на Савостьянова.
Савостьянов на нее не смотрел. Он сидел
Павел чувствовал этот взгляд. Однако не торопился поворачиваться — созерцал свой любимый город Н. с высоты шестого этажа, на котором располагалась квартира супругов Черепановых. Супруги очень гордились этим обстоятельством — тем, что у них шестой этаж. Шестиэтажка — единственная пока в городе, видать горизонты. Вода, однако, только ночью — с двух до пяти, набираем в ванну. Уже привыкли, все равно хорошо.
Приятно было думать о дружной чете Черепановых, слушая Шопена в исполнении Валентины Игумновой на расстроенных фортепьянах.
Павел повернулся лицом к Савостьянову. Тот тут же взял со столика журнал, стал читать.
По комнатам бродил Андрей Боголюбов, неприкаянный и грустный. Остановился возле Павла, спросил недоуменно:
— И какого черта я сюда приперся?
— Да… — усмехнулся Павел. — Церемония открытия что-то затягивается.
— Ждут месье Черепанова с авоськой.
Вздохнул, стал стоять и глядеть на город рядом с Павлом.
— Гадость, а не город. Уезжать пора…
Павел смотрел на Савостьянова. Тот напряженно глядел в журнал.
— Я живу в моих днях, — неожиданно сказал Боголюбов, —
Как в осенней осиновой роще. И печали мои, Словно листья — легки и горьки. В моем доме светло. Здесь уже не стенают, не ропщут. Не бесчинствуют трусы, Поклонов не бьют подлецы. Опадут все листы. Все станет печальней и проще. Отчего же тоска, Словно дождь, — день и ночь напролет? Это все оттого, Что любимый мой бродит по роще, По печалям моим, Как по листьям. Спокойно Идет…Вдруг почти враждебно обратился к Павлу:
— Ты нашел ее убийцу?
Павел внимательно поглядел ему в лицо.
— Да, Андрюша. Я нашел убийцу.
— Кто он?
Павел, не отрываясь, следит за Савостьяновым. Ответы его были почти рассеянны.
Он говорил довольно громко.
— Кто убийца? Подонок, как полагается.
— Как? Как это произошло? — с гортанной какой-то мукой в голосе спросил Боголюбов. Однако он был трезв.
— Это довольно длинная история, — продолжал Павел. — Вкратце могу рассказать. Этого, конечно, не полагается делать, но почти все — кто того заслуживает — арестованы. Или будут арестованы днями. Так что…
Савостьянов будто окоченел над журналом.
— Что убийца? Был там подонок больший. В сущности, именно он убил Ксану. Много я видел за свою жизнь пакостников, но такого гаденыша, признаться, впервые встретил… Один, понимаешь ли, доктор. Который занимался, как выяснилось, не только врачеванием, и даже не столько врачеванием, сколько вымогательством денег у родственников безнадежных больных. Очень интеллигентный с виду доктор. И очень, Андрюша, интеллигентно он все
«Да любые деньги, доктор! Только бы помогло!» — кричит любящий родственник.
«Хорошо. Я вам постараюсь помочь. Только, понимаете ли… Деликатное обстоятельство: лекарство это применяют только в одной-единственной, весьма высокой клинике. Так что — никому ни слова о том, откуда это лекарство, что это за лекарство. Мы просто подведем тех людей, которые, может быть, пойдут нам навстречу… Нет-нет, ничего платить лично им не надо. Люди обидятся, если я попробую предложить им деньги. Только стоимость лекарства. И ни копейкой больше».
Ну и так далее. Вот таким образом этот лекарь в течение последних двух лет заработал в нашем городишке около пятидесяти тысяч рублей. Неплохо — при окладе сто восемьдесят. Или сколько они, Савостьянов получают?..
Из угла, где сидел Савостьянов, ответа не последовало. Павел после краткой паузы продолжил:
— Ну, понятно, чем дальше, тем больше хочется… Однажды этому доктору выпадает случай беседовать — на ту же печальную тему — с одним деятелем из совхоза, где среди прочего выращивают опийный мак, индийскую коноплю и прочую гагу. У того больна жена, и нет денег на мифические американские препараты. И вдруг этот самый Химик (так я его окрестил) получает письмо. В лучших традициях детективного жанра. Буквами, вырезанными из газетных заголовков, там выклеено: «Знаю, вы нуждаетесь в деньгах. Могу помочь. Если вы придете такого-то числа во столько-то часов в дом номер такой-то в такую-то комнату, вы найдете в подпечке конверт с двумя тысячами рублей. Я не благотворитель. Взамен положите туда же энное количество граммов морфина».
И Химик идет в этот дом. И действительно в подпечке находит конверт с необходимыми ему деньгами. Так начинается эта связь. Раз в месяц приходит письмо. Раз в месяц Химик кладет под печь пакетик и находит там деньги.
Комната, в которой происходят все эти операции, разумеется, принадлежит не доктору — не настолько он дурак.
Комната принадлежит тому самому уголовнику, который и убил Ксану. Врач, воспользовавшись тем, что однажды застал этого подонка за кражей казенного спирта (тот работал в той же больнице, что и он, истопником) воспользовался этим. Шантажом, тем же спиртом, постепенно приручил эту животину… Как-то у пьяного вдребезги, берет у него ключ и делает с него две копии: одну себе, другую — Химику. Расчет простой. Когда истопник дежурит в прачечной, он дает ему спирт, и его комната служит почтовым ящиком для него и Химика.
Но случилось, однако, так, что истопник однажды, во время поломки каландра, оказался не у дел. Естественно, пришел домой раньше. А тут является Химик. Истопник в шесть секунд вытряс из него, в чем дело. Что кто-то в обмен на морфин дает Химику деньги, но кто именно, не известно.
Истопник решает, что неплохо было бы грабануть и того, кто кладет деньги.
От Химика он уже знает день и часы, когда тот должен приходить за деньгами. Этот день, кстати, совпадал с дежурствами не только истопника, но и врача, вот что интересно…