Строители
Шрифт:
Затем мы обменялись таким количеством улыбок, что их хватило бы по меньшей мере на десяток наших обычных совещаний. Но улыбки улыбками, а нужно начинать разговор.
«Скажи что-нибудь. Чего ты молчишь?!» Померанцев пододвинул мне записку. Я прокашлялся, но в это время заговорил Ким.
Он, Ким, и все присутствующие здесь советские товарищи (тут впервые я услышал о себе — «советский товарищ») приветствуют и поздравляют… Ким остановился. Я понял, что слово «поздравляют» Ким сказал случайно, но не в характере Кима
— …и поздравляют…
Кареев с интересом следил за Кимом.
«С чем он поздравляет поляков? Помоги ему!!!» — написал в своем блокноте Померанцев.
— …и поздравляют… — улыбка на лице Кима стала еще проникновеннее… — с приездом, — наконец нашелся он.
Тут Елена Ивановна начала обносить всех маленькими чашечками кофе.
— Весьма рада!.. Весьма рада! — при этом приговаривала она.
Померанцев посмотрел на меня испепеляющим взглядом и написал в блокноте: «Ты что, В.К., сдурел? Разве так встречают иностранных гостей!!!»
«Вполне дипломатическое угощение!!!» — написал я ему в ответ и для убедительности тоже поставил три восклицательных знака.
«Ну, знаешь…» Карандаш Померанцева сломался.
— Весьма рада! — воркующе сказала Елена Ивановна, ставя перед Померанцевым чашечку размером с наперсток;
Померанцев расплылся улыбкой:
— Спасибо, Елена Ивановна, очень люблю кофе… Так сказать, тонизирует.
«Вот видите — тонизирует!!!» — написал я Померанцеву.
Можно было только предполагать, что он хотел ответить, но его карандаш был сломан. Правда, взгляд Померанцева был достаточно красноречив.
— Весьма рада! — Елена Ивановна поставила последнюю чашечку перед Быковым.
Быков придвинул к себе чашечку и попробовал из сахарницы (три амура поддерживают гнездышко) достать кусок сахара. Несмотря на все старания, это ему не удалось. Тогда он очень осторожно поднял чашечку и сразу ее опустил.
— Вам еще? — любезно спросила Елена Ивановна.
— Нет, благодарствую, — на старинный славянский лад ответил Быков. Он вынул платок и, как после тяжелой работы, вытер с лица пот.
После того как у Померанцева сломался карандаш, связь между нами прекратилась, но он тут же применил другой способ — многозначительно толкнул меня ногой. Я понял, что это означало требование вступить в разговор.
И вдруг я с ужасом заметил, что начал говорить о польском футболе. Тема, к удивлению, оказалась для наших гостей весьма интересной. Пан инженер, все время довольно кисло поглядывавший на бутылки нарзана, зажегся и живо поддержал разговор. Померанцев толкнул меня ногой, на этот раз полегче, я понял, что он одобряет мое начало.
Очевидно, наши гости пришли к выводу, что на этом вступительная часть приема может быть закончена, потому что пан директор вынул из портфеля тетрадь с твердым желтым переплетом.
— Дзенкую,
Если, как это следует из описанного выше, дипломатическую часть визита мы с помощью Елены Ивановны подготовили, то деловая часть как-то выскочила у меня из головы. Да и что можно было говорить о поставке и шеф-монтаже алюминиевых панелей, когда мы только начали бетонировать фундаменты?
— Наши планы? — переспросил я.
— Польских товарищей интересует, когда нужно будет поставить панели? — уточнил Кареев.
— А может быть… а может быть, — вдруг хрипло произнес Быков, — панели поставят наши организации и шеф-монтаж не потребуется? — Он неловко пододвинул к себе чашечку. — Это, наверное, будет проще?
Пан директор недоуменно посмотрел на Кареева.
В этот момент Померанцев пребольно ударил меня ногой, снял пенсне и быстро начал его протирать, поглядывая на меня.
— Может быть, мы это сейчас обсудим? — настаивал Быков.
За столом повисло неловкое молчание.
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Кареев. — Мы ведь договорились обо всем. Разве вы, — Кареев посмотрел на меня, — не информировали товарища Быкова?
Конечно, я Быкову обо всем рассказал, но что с ним поделаешь!
— Я должен извиниться перед товарищами, очевидно, я недостаточно ясно информировал товарища Быкова.
— Нет, ясно… — начал Быков.
Но я перебил его:
— Недостаточно ясно!.. Что касается наших планов, у нас имеется пока только директивный график. Сроки начала работы польских товарищей еще не определены. Они зависят от способа монтажа.
— Согласен, — пан директор что-то записал в свою тетрадь. — Завтра наш инженер будет у вас.
— Проводите меня, Виктор Константинович, — сказал Кареев, когда встреча закончилась.
На площадке было тихо. Все то, что стучало, лязгало, кряхтело, — ушло. Ушли экскаваторы, бульдозеры, сваебойная установка. Водители на высоких «МАЗах» уже не мчались вкривь и вкось, не разбирая дорог. Жизнь была внизу, в котловане, на глубине десяти метров. Там арматурщики, сварщики и плотники готовили «посуду» для бетона.
— Трудный ребенок этот Быков, — задумчиво сказал Кареев.
— Трудный, — согласился я.
— А может, лучше, если он уйдет отсюда? — Мы остановились у ворот. — Вам, наверное, самому неудобно говорить об этом. А если я попрошу главк? — Кареев вопросительно смотрел на меня.
Сколько раз в жизни мне предлагали так решить судьбу человека в его отсутствие. И хотя зачастую в этом была необходимость, хотя инициатором обычно был не я — просили только моего согласия, — у меня всегда возникало неприятное чувство, будто тут есть что-то от сговора, непорядочности, словно удар в спину.